Мужчины и женщины, по сложившейся на Руси традиции, стареют неравномерно. Женщины начинают увядать с... даже трудно сказать с какого возраста, обычно эта критическая черта зависит от произвола человека, философствующего на эту тему. То ли с 30-ти, а то и с 25-ти или вовсе с 18-ти. Мужчины, как известно, до 90 ходят в женихах.
И не важно, что ВОЗ теперь подняла планку молодого возраста до 44 лет. Для обоих гендеров. В наших северных широтах эйджистский воз и ныне там.
Представления эти, между прочим, питает и классическая литература. Взять хотя бы «Двенадцать стульев».
В дилогии, написанной молодыми авторами, быть возрастным почти грешно, а уж пытаться заполучить себе партнера помоложе — нечего и думать.
Отношения Остапа Бендера и мадам Грицацуевой — просто идеальный образчик двойной бухгалтерии, принятой в нашей культуре.
К бриллиантовой вдовушке навеки приклеилась обидная фраза «молодая была не молода», в то время как ей всего-то 35 лет. Пардон, фраза, определяющая ее возраст, на самом деле более размыта — «никак не меньше 35» — видимо, чтобы потом иметь возможность еще накинуть лет несчастной вдове.
И вот над этой знойной женщиной авторы потешаются что есть мочи. Складывается ощущение, что вдова заимела непозволительно молодого мужа и между супругами пролегает прямо-таки возрастная бездна, будто между престарелой императрицей Екатериной и последним фаворитом Платошей Зубовым.
Между тем Остапу — примерно 28. Как ни крути, бездна выходит какая-то несолидная, скорее овражек.
Дальше и вовсе начинается нелепица. Авторы удревняют мадам Грицацуеву на глазах. Когда благоверный сбегает от супруги со стулом и ситечком, она подает объявление в «Старгородскую правду» ( с указанием примерного возраста товарища Бендера 25-30 лет).
— Это ваш сын? — участливо осведомились в конторе.
— Муж он мне! — ответила страдалица, закрывая лицо платком.
— Ах, муж!
— Законный. А что?
— Да ничего. Вы бы в милицию все-таки обратились.
<...> Провожаемая странными взглядами, вдова ушла.
Для «странных взглядов» нет ни малейших оснований. Молодой человек «лет 28» ну никак не может годиться в сыновья той, которой «не меньше тридцати пяти лет». При самом, извините, неудачном раскладе.
Дальше градус безжалостности со стороны авторов лишь нарастает. При последней встрече супругов Остап, отвечая на обвинения в краже, роняет фразу:
— Значит, если молодой, здоровый человек позаимствовал у провинциальной бабушки ненужную ей, по слабости здоровья, кухонную принадлежность, то, значит, он вор? Так вас прикажете понимать?
Бабушка? По слабости здоровья? Хамите, парниша.
Возможно, мадам Грицацуева выглядит из рук вон плохо? Однако для этого нет особых оснований: она не работала на вредных производствах и даже не рожала детей...