Алексей Решетов (1937 – 2002). Знаете такого? Действительно, не самое знаменитое поэтическое имя. Впрочем, смотря где – на Урале Решетов поэт едва ли не культовый, а в городке Березники, где прошла большая часть его жизни, ему даже памятник поставили.
Хороший памятник. Непафосный. Как и сам Решетов. Уже издав несколько сборников стихов, уже будучи замечен, уже войдя в Союз писателей, он продолжал работать в Березниках на калийной шахте. По собственным словам, никогда не летал на самолете и не видел моря.
Жизнь он прожил не самую простую, несмотря на признание – долгое время был одинок, терял друзей, любимый старший брат покончил с собой. Добавьте к этому, что отца расстреляли, а мать попала в лагерь.
Об аресте отца он сказал так, как может сказать только поэт:
Когда отца в тридцать седьмом
Оклеветали и забрали,
Все наши книги под окном
Свалили, место подобрали.
И рыжий дворник подпитой,
При всех арестах понятой,
Сонеты Данте и Петрарки
Рвал на вонючие цыгарки.
Осколок солнца догорал,
Из труб печных летела сажа.
И снова Пушкин умирал,
И Натали шептала: –– Саша…
Вот еще несколько стихотворений – трагичных, светлых, мудрых.
***
Потепленье, нетерпенье,
чувств прорвавшихся стремнины.
Даже ворон чистит перья,
собираясь на смотрины.
Даже самый наиробкий
школьник, вымазавшись мелом,
вместо элипсов и ромбов
выдаёт сердца и стрелы.
Даже там, в больничном зданье,
за решёткой и за шторкой,
Бонапарт целует няне
руки, пахнущие хлоркой.
* * *
Я снова русской осенью дышу,
Брожу под серым солнышком осенним,
Сухой цветок отыскиваю в сене
И просто так держу его, держу.
Я говорю: отыскивай, смотри,
Пока не в тягость дальняя дорожка,
Пока вкусна печеная картошка
С еще сырым колесиком внутри.
А между тем зима недалека,
Уже глаза озер осенних смеркли,
Лишь вены на опущенных руках
Еще журчат, еще перечат смерти.
ЦЫГАНКА
Цыганка на Перми второй
Легко руки моей касалась
И милой старшею сестрой,
А не гадалкой мне казалась.
Она бессовестно врала,
Но так в глаза мои глядела
И так ладонь мою брала,
Что счастью не было предела.
***
Убитым хочется дышать.
Я был убит однажды горем
И не забыл, как спазмы в горле
Дыханью начали мешать.
Убитым хочется дышать.
Лежат бойцы в земле глубоко,
И тяжело им ощущать
Утрату выдоха и вдоха.
Глоточек воздуха бы им
На все их роты, все их части,
Они бы плакали над ним,
Они бы умерли от счастья!
Мать жеребенка
Брела на огни городов,
Бурлачила в роще и в поле.
Возила по тридцать пудов, ––
Зимой, почитай, и поболе.
Уже засыпая почти,
Безвкусной соломой хрустела…
И всё не могла понести,
А так жеребенка хотела!
И все-таки ей повезло,
И вот у нее жеребенок,
Такой золотой, что село
Глядит, как на солнце, спросонок.
Он вырос, он в силу вошел.
Он важных начальников возит.
Роскошная грива –– как шелк,
И ноги не вязнут в навозе.
Она еще издали ржет,
Его заприметив случайно.
И долго, старательно лжет,
Что тоже живет беспечально.
***
Не искал, где живется получше,
Не молился чужим парусам:
За морями телушка –– полушка,
Да невесело русским глазам.
Может быть, и в живых я остался,
И беда не накрыла волной
Оттого, что упрямо хватался
За соломинку с крыши родной.