.
Кто глубже как философ Мартин Хайдеггер, или Жан Поль Сартр? Смотря по периодам. Если сравнить книгу Хайдеггера Бытие и Время (1927) с книгой Сартра Бытие и ничто , (1943 года), книга Сартра не смотря на влияние Хайдеггера написана лучше, глубже, интереснее , и даже сложнее. Хайдеггер сложен по языку, по мысли же прост, а Сартр я бы сказал сложен вначале именно по мысли. Сартр интереснее чем Хайдеггер раскрыл Гуссерля, интереснее подошел к понятию бытия и сознания, не смотря на то, что далеко не все примеры, в Бытии и Ничто равнозначно убедительны , и не все выводы адекватны "потоку сознания" автора. Сартр гораздо запутаннее. Он ищет не истины, как Хайдегер, а выхода. Люди для Сартра не делятся на "дасман", (неподлинных) и "дазайн" (подлинных), как для Хайдеггера, ибо прежде этого деления человек уже существует, он есть. А раз так, то нет подлинных и неподлинных людей, каждый ищет сам для себя свою подлинность. Однако, зрелый Хайдеггер глубже Сартра. Связано это с тем, что поздний Сартр ничего почти не писал , только выступал, и действовал , Хайдеггер же писал, был только философом, намного лучше состоялся как философ. Не смотря на то, что Хайдеггер и Сартр не были верующими, в обоих порой сквозит тоска по Богу.
А теперь, собственно о « христианском» и о не» христианском» в обоих авторах. Например, прав ли Сартр в том, что Ад это другие? Не только прав, но и по христиански прав. Рай это Бог, а Ад это другие, уводящие тебя от Бога,(по Сартру уводящие человека от себя), Сартр это и имел в виду, когда говорил, что ты крестьянин, а Другие (капиталисты) тебя заставляют идти на завод, вынуждая тебе уезжать в города. Или, ты алжирец а другие тебя обрекают только за это, на нищету. Ты поэт, а Другие тебя обрекают - жить в прозе, считая последние деньги. То есть, Другие все те, кто не только не дают человеку быть собой, но и те, кто лишая мира Бога, лишают мира и тебя, внося в мир свои корыстные правила. С этой точки зрения , Ад это и есть Другие, а Рай в Боге, или в тех, в ком ты видишь начало Бога, открывая его и в себе. С точки зрения Сартра, мир (как «бытие в себе») человеку , как «бытию для себя», чужд.
При этом не только мир человеческий, но и даже мир природы.
В этой мысли, (отрицающей мир как полюс «не я») Сартр близок к Фихте. Правда, и без бытия для другого, (наиболее проблематичной сферы для Сартра) человек не смог бы познать себя. Как сказано в Евангелии, Царствие Небесное внутри нас, но и открывается оно в любви. Сартр так и не смог прийти к любви, он не пришел к Богу, хотя и пришел к себе. А к чему пришел Хайдеггер? Хайдеггер более тосковал по божественному измерению бытия, когда как Сартр тосковал об утраченной подлинности человека. Однако, так ли далек Хайдеггер от Христа? По крайней мере, не от старого христианства в его чисто католической традиции.
Как все- таки много Мартин Хайдеггер взял от Фомы Аквинского, в своем понятии бытия.
Особенно, в вопросе отличия Бытия от Сущего, между которым он проложил Время. Мысль то эта была у Фомы Аквинского, правда выраженная религиозно, то есть говоря точнее, теологически, (у Фомы Аквинского Бытие и Сущее совпадают лишь в Боге, а во всем другом расходятся.)Недаром же изначально Мартин Хайдеггер учился на католика, на католического священника, (даже собирался принять постриг в иезуитском монастыре) , и видимо еще тогда, в самые юношеские годы, очень хорошо Фому Аквинского усвоил.
Это влияние сквозит и раннем и позднем Хайдеггере.
А потом уже стал католичество, (и все христианство) критиковать, а зря. Какой бы получился замечательный христианский теолог 20 века, если бы с такой же любовью он писал о Христе, с какой писал о своих любимых досократиках. Но все таки в позднем , в самом лучшем , и в самом мудром Мартине Хайдеггере немного, а чувствуется старый, и добрый, немецкий христианин, хотя, больше по мироощущению, чем по мысли.
А теперь вернусь к Сартру.
Жан Поль Сартр - умеет очень хорошо нагнетать атмосферу , Бытие и Ничто книга потрясающая по нагнетению, по отчетливости и контрастности этого нагнетения. Не знаю еще авторов, которые так умели бы хорошо нагнетать, при этом, без мрака, без хамства, без грязных примеров , без "свиней и свинины". Сартр совсем не нуждается в свиньях, что бы себя видеть принцем в образе их пастуха. Сартр резкий, но не хамский. Видно, что из хорошей семьи.
Что дедушка Сартра был профессором...
Сравнивая Сартра с Хайдеггером, первое что скажешь, Сартр четче и резче формулирует . Его формулы как лозунги, но все они несут глубокий смысл. Страх это когда я боюсь упасть в пропасть, а тревога, когда я хочу упасть в пропасть. Следовательно, в страхе человек объект, в тревоге субъект. Или, Тревога это когда сознание отделено от будущего своей свободой. Что не формула, то мишень и попадание. А Хайдеггер иной.
Он более широкий, объемный, не отчетливый, но глубокий.
При всей своей левизне, Сартр я бы сказал более нордический, чем скажем, Эвола ,ибо его сила - в напряженной сдержанности , отсюда и его нагнетение. Еще я бы сказал, что в отличие от Хайдеггера, в котором больше софокловского озарения, (в драме его бытия) в Сартре куда больше от Достоевского, драмы бытия Достоевского, он и сам ссылается на Достоевского, и рисует потрясающий портрет игрока. Точнее, его души, или лучше сказать, его сознания.
Сартр и метафизик и психолог. Хайдеггер не был таким психологом.
Но прежде всего, в Сартре угадывается хорошее воспитание, хороший дедушка. Даже пройдя ужас немецкого плена, он никогда не скатывается в грубости, хотя, при этом сам же пишет, что существование предшествует его сущности. А сущность это и родословная мысли, от тех же разговоров с дедушкой в детстве, от его книг. Да и родословная мысли - и родословная бытия.
Не у всех же были такие дедушки, как у Сартра.
Но для Сартра, человек это разрыв со всем и даже с собой, ведь меж бытием человека и самим человеком постоянно закрадывается ничто, которое сквозит тревогой. Эта тревога вырывает человека из бытия, из чужого и анонимного ему мира, что бы вновь родиться, стать собой.
Более сложный вопрос, насколько человеку мир чужд?
Замечу, что Хайдеггеру совсем не чужд мир как мир, (понимаемый Хайдеггером как поле игры сил,и противоречий в мирящем их бытии как просвете истины в человеке , или, в его истории входящей в память бытия), однако, мир чужд Сартру, не только современный ему мир, но и просто мир как мир. При этом заметил бы, что Сартру чужд мир чисто пространственно, в своей застывшей пространственной материализации . Хотя мир не только пространство, мир это и время .Мир это не только нечто ставшее, и застывшее, мир, это и образ человека.
При этом мир не стал бы образом без времени.
Время же конечно отчуждает человека от мира, ибо в сущности мир человеку является более родным в воспоминаниях о временах, когда он был моложе, чем мир ему современный в зрелые годы человека , но даже в этом отчуждении время мирит человека с миром , по крайней мере с образом мира уже не просто ушедшим, а вечным, ибо мир в воспоминаниях перестает быть анонимным., и очеловечивается. Человек переживает мир в себе, а не только себя в мире. Может быть, это и ускользает от столь глубокого Сартра.
Наконец, время мирит человека и с самим собой.
Этому может быть лежит и объяснение, почему в пятьдесят лет намного легче быть одиноким, чем в двадцать лет . Оно связано с тем, что время становясь жизненным опытом, то есть временем населенным, а не пустым, (как может быть населенным и пространство) в конце концов мирит человека с собой, и с его одиночеством.
Но примирения не возникло бы без света и без любви, которые в человеке оседая, остаются.
Как не возникло бы примирения и без Бога. В этом оседании света и любви, и состоит условие мудрости, имею в виду даже не философской, а просто жизненной, а возможно даже житейской мудрости. Иными словами, мы все рождены одинокими. Но само одиночество можно принять только через мудрость как опыт любви и примирения .
Что все таки делает человека человеком, как существом целостным?
Даже не нравственность, не наличие религиозной веры , даже не честность, (хотя, и они важны) а нечто иное. Может быть, отсутствие хамства, может быть какая та память , при этом, особенная и сокровенная память которая препятствовала бы человеку осовремениться.
Если очень обобщить, хамство и есть современность человека миру.
Если же в человеке нет хамства, в нем есть память о чем то не вписывающемся в эту современность мира, (может быть о бабушке или о дедушке) в нем есть дистанция . Я знал одного пэтэушника, гопник как гопник, (как и все остальные гопники со двора) но в нем что- то было, отличающее его от других гопников.
Оказывается у него дома была старинная икона, еще от бабушки.
И даже при том, что он не был верующим, он этой иконой очень дорожил, никогда ее не снимал, и пропивая порой все, никогда не пропивал этой иконы...Вот это и есть память, которая в нем осталась. Та память, которую не вытеснила другая память , например память нищеты в детстве, или о том, как давно в детстве у него украли велосипед .Память и есть скрытый этический мотив. Впрочем, вернусь к Сартру и Хайдеггеру.
Оба, Хайдегер и Сартр любили Кьеркегора
.Жан Поль Сартр - пытался соединить любимого Кьеркегора с любимым Марксом (Гуссерль, и даже Хайдеггер, более Сартру близкий, ему были нужны как посредники этого соединения), прежде всего для того, что бы коллективное, общественное бытие Маркса соединить с христиански-индивидуальным полюсом сознания Кьеркегора , его одинокого противостояния миру. Этому соединению был близок и более ортодоксальный марксист Дьердь Лукач.
Хотя , двигались два философа совершенно разными путями.
Сартр стремился к индивидуальному , Лукач к общественному.
При этом именно индивидуальность у Сартра выражает нечто всеобщее , тотальное, которому для воплощения необходим индивид. Сартр полагал, что только индивидуальности творят историю , в этом Сартр очень западный мыслитель, и подлинно французский философ, философ революции и свободы. Наконец, самое главное для Сартра, что лишь в человеческой индивидуальности выражена свобода., которой она и измеряется.
Однако, творят ли индивидуальности историю?
Все таки, вряд ли. Индивидуальности могут противостоять миру, являя бессмертные шедевры искусства, но отнюдь не политические решения. Однако, последнее уже касается темы разницы не только между философией и политикой, (например идеологией), но и меж искусством и философией .Сартр был не только философом но и художником, литератором. Хайдеггер же был только философом. Нужно сказать, что Хайдеггер писал стихи.
Но стихи Мартина Хайдеггера это прежде всего стихи философа, а не поэта.
Хайдеггер был больше поэтом в своей философии, чем в стихах. Романы же и пьесы Сартра – это именно творения литератора. К чему более благоволит истина к философии или к поэзии, вопрос сложный, едва ли разрешимый., в частности приведший Платона к тупику.
Но с другой стороны что есть чистая философия?
Многие философы начинали с того, что философия недостаточно является философией, ибо "мы мыслим, пока не в собственном смысле этого слова" (так начинал и Кант , Фихте, Хайдеггер, да и Гуссерль), обещая, что только начиная с них, философия вернется к сфере чистой мысли, как самой себе, и станет наконец наукой сознания.
Эта мысль вдохновляла многих, но казалась очень наивной Льву Шестову.
Да и мне лично всегда казалась, что философия интересна до той черты, пока она не является "окончательно" (или "собственно") философией, пока философия ближе к искусству, чем к науке. Хорошие философские книги, как и хорошие лекции и должны быть немного наивны.
А иначе , они не пробуждали бы у людей интерес, не вдохновляли.
Можно спросить, родственен ли художник философу? В чем то родственен, а в чем то нет. Философ, в чем то постаревший художник, а художник, это недостаточно взрослый философ, можно наверное, сказать и так. По крайней мере в некоторых случаях.
А кто из них лучше, зависит от случая, или от небесной благодати.
