«А вы посмотрите, кто там висит!» – указывая на виселицу, кричит с городской стены Ален Делон (голосом Василия Ланового). В петле, свесив голову набок и высунув язык, застыл маркиз Де Вигонь.
В таком виде был вторично показан советскому зрителю в картине «Черный тюльпан» американский актер русско-армянского происхождения Аким Тамиров. Но мало кто опознал в растленном аристократе обаятельного слугу барина-эмигранта из популярного в послевоенные годы фильма «Сестра его дворецкого».
На 25-й минуте, когда Дина Дурбин садится в лифт, возникает Тамиров, и затмевает остальных безупречно подобранных персонажей музыкальной комедии, сказав несколько простых слов: «Гуд монин. Май нэйм из Попов. Ай эм батлер ту Владимир Петрович Михайловский».
С этого момента мы, забыв про волшебный голос Дины, думаем об одном – появится ли он снова, и будет ли говорить по-русски?
В еще одном музыкальном фильме с участием Дины Дурбин (Can’t Help Singing) фигурирует парочка авантюристов, чьи реплики не требуют перевода: Князь Григорий Строгановский и его товарищ Копа. «Князя» играет Тамиров, а долговязого Копу – Леонид Кински (бармен Саша, собутыльник Хамфри Богарта из «Касабланки»).
Томик Сэлинджера был любимым чтением пассивных отщепенцев в СССР шестидесятых годов. Последняя вещь в этой книге – рассказ «Лапа-растяпа» – даже удостоился телепостановки. Ряд моментов в прозе Сэлинджера вызывал у нашего читателя недоумение, не меньшее, чем русская речь Сергея Ивановича Попова у рядовых американцев. В частности вот это:
– Угадай, кого я видела на прошлой неделе? В универмаге.
– Акима Тамирова?
– Это еще кто?
– Ну, Аким Тамиров. В кино играет. Он еще так потешно говорит: «Шутышь, всо шутыш, э?» Обожаю его…
Кавказский акцент переводчик использовал скорей всего интуитивно, и не ошибся. Аким Михайлович Тамиров действительно родился в Тифлисе, где уже в детские годы проявилась его склонность к лицедейству. По скудным биографическим сведениям одним из первых сценических опытов молодого человека стала роль Кота в «Синей птице» Метерлинка.
Следует отметить привычку Сэлинджера вставлять в свои произведения необычных, гротескных актеров: Петер Лорре, Бела Лугоши, Аким Тамиров. Специалисты объясняют эту странность как прием, позволяющий автору косвенно намекнуть на тоску персонажей по абстрактной «экзотике» за рамками обыденной действительности, о некой «сумеречной зоне» для людей с ограниченной фантазией.
Тоска такого рода заставляет петь на «птичьем языке» блюз и рок-н-ролл, слушать песни Монтана и Адамо, понимая максимум два-три слова по-французски. Шаманский аутоэротизм маленького человека создавал богатейшую параллельную реальность, позволяя прожить две (и больше) жизни вместо одной.
На Западе в этом жанре работали Аким Тамиров и Бела Лугоши. У нас – Михаил Астангов и Петр Аржанов. Те и другие, изображая иностранцев, важно произносили странные слова со странным акцентом, усугубляющим их беспокойное присутствие на экране.
Аким Тамиров относится к немногочисленной элите актеров, которым удавалось превращать врожденную вульгарность в индивидуальный стиль без, как сейчас говорят, потери качества. А узнаваем он был до гроба
Мимо него не мог пройти Жан Люк Годар. Как только начинает вызывать законную зевоту, в кадре появляется гривуазный метафизический полутруп – философ Генри Диксон. Пугающе современный, ни капли не устаревший образ (учитывая возраст и опыт актера). И снова ситуацию спасает русская речь. Таким автору этих строк виделся когда-то Борис Парамонов – самый яркий парадоксалист «третьей волны» эмиграции.
«Она не произносит реплики. Она их излучает», – говорится об одной актрисе в пьесе Бена Хекта. Тамиров-Диксон тоже выпускает протуберанцы фраз, и они тревожно озаряют пространство годаровской кинодистопии.
Перед нами самый «гоголевский» актер Голливуда, самый «блоковский» из «пузырей земли» – болотный попик и тифлисский денди одновременно. Под конец жизни он уморительно озвучит Жабу в фантастическом телесериале для детей H.R. Pufnstuf.
Когда героиню светской комедии «Желание» (режиссера Фрэнка Борзэйги) навещает следователь Авилья, мы перестаем замечать Марлен Дитрих – ее больше нет. Она как будто предпочла остаться в Рейхе. Коварный испанец с тифлисскими корнями тонко понимает двуличную и тщеславную сущность кинодивы с небезупречной фигурой и моралью.
Мхатовец Рышард Болеславский («Распутин и Императрица», «Сады Аллаха») открыл его в Баку: «У вас интересный, как будто страдальческий взгляд». Шел 1918 год.
Вскоре оба оказались за границей. Лейтенант царской армии Болеславский снимает «Чудо на Висле» – фильм о разгроме «коминтерновских орд» польской кавалерией, и отбывает за океан – преподавать систему Станиславского. В числе его учеников Ли Страссберг, в свою очередь воспитавший полсотни будущих кинозвезд ХХ-го века.
Подобно многим эмигрантам, Тамиров бедствует. Он готов податься в трамвайные вагоновожатые, но от этого шага его удерживает жена – актриса Тамара Шейн (в девичестве Никулина, уроженка Перми). Оценить ее мастерство можно в таких сложных картинах как «Ниночка» Эрнста Любича или «Гадюшник» Анатоля Литвака. В последнем (хотя имя ее не указано в титрах) она играет сумасшедшую из палаты № 33. Ту самую что, вскочив на табурет, принимается декламировать по-русски какую-то авангардную околесицу.
Судьба улыбается Акиму Тамирову, и мало-помалу он занимает достойное место в ряду выходцев из России, заброшенных на «фабрику грез» – таких как Миша Ауэр и Григорий Ратов, вахтанговец Рубен Мамулян, Тамара Успенская и Льюис Майлстоун, Ольга Бакланова и Владимир Соколов.
Киноклассик Сесиль Де Миль говорил о наличии у тифлисца «некого шестого телепатического чувства, помогающего узнать, что нужно режиссеру – клоунада или пафос». Оно и обеспечило Тамирову самую долгую и разнообразную карьеру в Голливуде и за его пределами.
Если задуматься о месте армян в мировой поп-культуре – Аким Тамиров и Шарль Азнавур воплощают два противоположных полюса. Рыцарь романтики и международный клоун-авантюрист. Дворецкий прожившихся князей и сумасшедших самозванцев.
Последней работой в кинематографе для Тамирова станет роль Санчо Пансы в незавершенной картине большого художника, сделавшего незавершенность метафорой своей гениальности.
Мы упомянули «пузыри земли». Скажи «Макбет», и в бутафорском дыму материализуется Орсон Уэллс.
С пятидесятых годов Тамиров, становится штатным актером Уэллса. «Господин Аркадин», «Печать Зла» и «Процесс» в известной степени можно (хотя бы раз, на страницах этого очерка) назвать «тамировской трилогией».
Сцена удушения Хэнком Кинлэном Джо Гренди в гостиничном номере может быть истолкована как самая смелая пародия шекспировского «Отелло» (равно как Бондарчук в роли Отелло – самая жестокая пародия на Орсона Уэллса).
Яков Зук в жертвует жизнью ради порции гусиного паштета – торопится проглотить вожделенный фунт мяса, не доставшийся Венецианскому купцу? Впрочем, все это домыслы, чье закономерное место в последних абзацах.
Среди европейских «халтур» – Panic Button с Джейн Мэнсфилд и Морисом Шевалье, «Мари Шанталь против Доктора Ка» (едва ли не единственный случай, когда актеру досталась главная роль). Не смешно. Как поздний Гайдай – не смешно, но актеры хорошие.
Не обошел своим вниманием пожилого Тамирова и плодовитый Джесс Франко – в его версии «Жюстины» (по Маркизу Де Саду) Тамиров делает то же самое, что и в «Черном Тюльпане». Только там его зовут Де Вигонь, а здесь – Дю Арпен.
Гоголевские черты Тамиров демонстрирует во французско-израильском триллере с диковинным названием «Смерть еврея». Его персонаж пожилой, циничный египтянин – «особист», этакий городничий, который насквозь видит своего «ревизора». Роль израильского разведчика блестяще сыграл молодой Асаф Даян, сын прославленного военачальника и археолога.
Странное это ощущение и странное занятие – наблюдать поведение человека, родившегося в XIX веке, на фоне событий развивающихся в ином темпе и по иной логике. Неутихающий ажиотаж вокруг ближневосточной темы требует ознакомления новых зрителей с этой забытой картиной. Она того стоит.
«Процесс» Орсона Уэллса – картина не менее депрессивная, чем роман, по которому она снята. Внимание читателя и зрителя не ослабевает, благодаря умело затронутой мазохистской струнке, протянутой в потемках человеческой натуры. Тамиров и здесь «крадет представление» у своих знаменитых коллег, с той же легкостью, с какой он проделал это в легковесной «Сестре его дворецкого». Его персонаж коммерсант Блох временами похож на Сергея Параджанова. Тамиров серьезен как никогда. Мы снова видим его страдальческие глаза, некогда поразившие Болеславского. Кажется, актер снова говорит с Тони Перкинсом на русском языке: «Он очень, очень мстительный человек».
Зачем описывать такие вещи? Для кого снимать такое кино? И снова он выбрасывает протуберанцы, щупальца фраз: «Господин К.! Вы обещали рассказать нам вашу тайну!»
Первыми в СССР книгами (не антикварными), чья цена на черном рынке поднялась до ста рублей, были Франц Кафка и Пастернак с предисловием Андрея Синявского. Сегодня обе проходят по линии «отдам даром». Завтра – полетят в костер. И «Сестра его дворецкого» и «Процесс» томятся в сумеречной зоне сеансов для пенсионеров и бесплатных просмотров.
Цены падают. Ценность возрастает.
