Евдокия прошлась до магазина, посмотрела товар, поболтала с «девчатами», послушала новости. Маруся Хватова хвалилась, что второй внук у Саши родился, правда с невесткой у нее не складывается.
- Конечно, она образованная, учительница, а Саша шофер. Ну так не всем же с дипломами ходить! А когда замуж шла, что – не знала, что он шофер? А теперь вот... Директор обещал квартиру им в новом доме. А чем плохо жить со мной? Так нет же, тесно им.
- Ну что ты ворчишь, Маруся? – остановила ее Зоя Игнатенко. - Молодые сейчас хотят жить отдельно, со всеми удобствами! Не то, что мы жили – чтоб печку натопить, нужно и дров принести, и угля. А у них отопление будет по трубам, и печка газовая в кухне. Я слышала, уже привезли печки для всех квартир.
- А газ будет баллонный, как у нас?
- Нет, тянут трубу, видела? Траншею роют до самых новых домиков.
- Молодец Петрович! Все для людей делает! И столбы ставит вдоль дороги – дневные лампы будут вешать.
- Дуся, ты передай Петровичу, что мы уважаем его – не было у нас такого руководителя, ни при колхозе, ни при совхозе.
Евдокия улыбнулась: знала, что говорят искренне, ведь действительно, Виктор старается для села, выбивает деньги на то, чтоб лучше было в селе, чтоб женщинам полегче было. Вот раз в неделю привозят в магазин свежее мясо и даже фарш – свиноферма своя в совхозе. К этому времени в магазин собираются женщины, так что этот товар расходится почти сразу. А разве это плохо? Не нужно хозяйке возиться с мясорубкой, а сразу можно готовить что хочешь. Пока стоят в очереди, почти каждая рассказывает, что готовит из этого фарша:
- Мои любят котлеты – сколько ни приготовишь, сразу уходят!
- А я блины с мясом сама люблю, и все мои тоже. Быстро и вкусно!
- А я кастрюлю макарон по-флотски наделаю – целый день едят!
Валентина, продавец, улыбается: каждый раз хвалятся. Ей, правда, хлопотно: это не входит в план, за это ей не платят, но Петрович просит, а она ему отказать не может. Да и женщины довольны и глядишь - что-то еще покупают.
А еще поставил директор пекарню – свой хлеб в селе есть, и мастерицы нашлись, ведь почти в каждом доме сами пекли.
- Девки, скоро перестанем и борщи варить, - смеется Катерина, - директор отучит нас от этого. Глянь-ка, сколько времени на хлеб всегда уходило, а теперь вон иди, горячий покупай. Лизка-то хороший печет!
Время подвигалось к обеду, женщины поспешили по домам, отправилась и Евдокия. Она шла по дороге, обсаженной тополями, и до самой речки ее сопровождала тень от них. Уже чувствовалось приближение жары, тополя едва шевелили листьями, откликаясь на малейшее движение воздуха. Птицы кричали таким хором, что звенело в ушах и нельзя было разобрать, кто старался больше: воробьи, перелетавшие с ветки на ветку, щеглы, облюбовавшие установленные металлические столбы с большими длинными лампами, или ласточки, гирляндой рассевшиеся на проводах.
Евдокия остановилась у моста, засмотрелась на воду, медленно текущую к его опорам. Чистая, прозрачная, она едва заметно двигалась, неся в своей глубине стайки мальков, колыхая зеленые нити водорослей. Ее движение становилось заметнее, когда на поверхности оказывался листик или травинка. Если не останавливались они у столба, то быстро проносились через проем моста, где течение убыстрялось, и выплывали на другой стороне моста, где вскоре снова двигались медленно, кружась в мелких водоворотах.
Вот так и жизнь, думалось Евдокии, то чисто и легко течет, то вдруг встречает на пути своем какую-то преграду, а то появляются на ее поверхности листики, травинки, то ли украшающие ее, то ли засоряющие...
Навстречу ей шла с велосипедом, на багажнике которого стояла большая сумка с газетами и журналами, Татьяна Глебова – местный почтальон. Лицо ее было озабочено чем-то.
- Тетя Дуся, - обратилась она, - горе-то какое! У Сашки Сиденко сын погиб в армии.
- Как же так? – воскликнула Евдокия. – неужели все-таки отправили его в Афганистан? Ольга ж ездила в военкомат, сама говорила, что откупила сына.
- Да нет, не послали его туда, а погиб он в части – стоял на воротах, а грузовик какой-то большой придавил его к решетке. Водитель не заметил, что он туда отошел.
Татьяна покатила дальше велосипед, вздыхая и качая головой. А Евдокия подумала, что каким хрупким может быть счастье у человека. Месяц назад Ольга Сиденко, счастливая, радостная, рассказывала в магазине, как не спала ночь, отправив сына в армию, как поехала в райвоенкомат, повезла, как она говорила, «полкабана, ведро меду со своей пасеки, сотню яиц, да и деньгами немало», и нашелся добрый человек, отправил сына в часть, из которой точно в Афган не отправят. А он погиб, можно сказать, дома, без войны. Если б Ольга знала! Вон пришли же оттуда ребята, живые, да еще и с деньгами. Бог миловал село: ни одного цинкового гроба не привезли оттуда. А вот поди ж ты!
У Евдокии сжалось сердце: дочка переживала, что Николая тоже могут отправить туда. Конечно, он не летчик, но ведь война там идет и на земле. Иван, муж Марины, уже не летал – сказалось ранение, полученное в Египте. А вот техники нужны были всегда.
Когда вечером пришел Виктор, Евдокия поделилась с ним своей тревогой. Тот успокоил ее:
- Если бы его собирались посылать, уже послали бы. Да говорят, что у кого двое и больше детей, тех не посылают.
Но сам он, конечно, волновался. А про количество детей придумал. Это гражданских не посылали, у кого дети. А военных не спрашивают. Мельников слышал речи об интернациональном долге, но сам думал иначе: одно дело, когда воевал он – за Родину. А за что воюют сегодня эти мальчишки? Но мысли свои, конечно, вслух не произносит.