Где-то над землей, самолет Москва-Лос-Анджелес, среда, ночь
Катя разорилась на бизнес класс. Ей подумалось, что трезвая она просто не долетит. Её ощущение себя нехорошим, подлым человеком, занимало огромное место внутри тела. Кате казалось, что это ощущение ширится. Вот сейчас оно порвет легкие и прорастет дальше, из груди в живот, из живота в ноги. И из кресла она встать уже не сможет. Ей надо было срочно разбавить алкоголем это мерзкое тяжелое ощущение, разрывающее ткани и проникающее в кровь. Если алкоголь тоже попадет в кровь, он подействует на это больное состояние, как наркоз. Под наркозом она долетит. Слава Богу, что не так давно они с Вовой задумались про Калифорнию, - зеленые холмы Голливуда, океан, - и сделали себе визы. Сейчас Катя хотела быть подальше от Москвы. Америка – это то, что надо. Деньги у неё пока есть. Она снимет скромную квартирку, будет экономить. А Тихий океан залечит раны. Смоет всё плохое, что случилось с ней. Всё плохое, что натворила она сама.
Самолет давно набрал высоту. Катя потягивала мартини и чувствовала, как потихоньку расслабляются скрученные в жгут нервы. Она не очень любила летать, никогда не летала трезвая. Правда, бизнес класс – это баловство. Они выпивали заранее, немного, просто чтобы не бояться, и летали экономом. Но сейчас ей было некогда пить заранее. И не с кем. Всё было сделано очень быстро, и за билет она заплатила, конечно, какие-то немыслимые деньги. Но это ничего. Главное, скоро она будет очень далеко от всех и всего. Жаль, вряд ли удастся уснуть. Хотя, конечно, в бизнес классе кресла были не в пример эконому – большие, удобные, хорошо откидывались. Но всё равно, кресла. Не умела Катя спать в креслах. Она покосилась на соседку. Американка, наверное. Не похожа на русскую. И пьёт минералку. Не боится, наверное. И не беспокоит её ничего. Совесть не мучает. В отличии от Кати.
- Hi! You live in California? (Привет! Вы живете в Калифорнии?)
- Oh. Yeah. Yeah. And you? (О. Да. Да. А вы?)
- I have friends there. (У меня там друзья)
- Oh! Perfectly. (О! Прекрасно.)
- Yeah. (Да.)
После этого небольшого вступительного диалога Катя вдруг перешла на русский. У соседки вытянулось лицо. Но Кате было наплевать. Её не интересовала американка. У неё внутри будто прорвало какую-то плотину, которую она выстроила сама себе много лет назад. Плотина выполняла функцию сдерживать поток откровений. Потому, что никому ты нафиг не нужен, и чем бы ты с кем не поделился – никому не будет до твоей боли ровно никакого дела. Вроде бы и поделился, а твое с тобой и осталось. Никто не поймет, зачем ты это рассказал. Сейчас, видимо, мартини вместе с функцией обязательной – ввести в наркоз, растворить чувство вины, - выполнило попутно функцию добровольную. Подмыло плотину. Катя не сопротивлялась. Её подняло и понесло на этой волне. Впереди было еще часов одиннадцать полета без сна.
- А я живу в России. Да. И родилась там. Но родилась в провинции. Не очень далеко от Москвы. Школу закончила – в Москву приперлась. Чего приперлась? Ждали меня там? Нет, не ждали. Меня никогда никто не ждал. Меня и мать родная не ждала. Знаешь, каково это? Когда мать в сердцах, уставшая, выпаливает тебе в лоб «да я и не хотела тебя, так получилось!» Не знаешь. Уверена, что не знаешь. У вас там всё по плану. А у нас залетела и уже выбираешь – рожать или не рожать. Моя родила. Аборта испугалась. Аборт – это сейчас. А роды – это потом. Через много месяцев. У мужиков тоже выбор. Жениться по залету, или сбежать. Мой сбежал. А я его потом в каждом прохожем высматривала лет до двенадцати. Про меня соседские бабки думали чего попало. Говорили матери: «глянь, Тамара, дочка-то твоя все к мужикам цепляется. Ох, натерпишься ты с ней». А мне просто хотелось, чтобы у меня был папа. Папа! Понимаешь?
I do not understand you… (Я вас не понимаю…)
- Да это отлично, блин! Что ты меня не понимаешь. Это просто замечательно. Perfectly. – У соседки в глазах мелькнул огонек понимания и одобрения, и снова исчез. – Мне тогда лет шесть было. Может семь. Мы с подружкой решили котят дворовых пристроить. Родила там кошка бездомная. И ходили всем показывали и предлагали. А тут он. Высокий, волосы светлые, глаза голубые. Я его на всю жизнь запомнила. Он что-то почувствовал, видимо. Поиск этот вечный во мне увидел. И давай нам какую-то байку задвигать про то, что у школы воробушки без мамы остались, и кошка их съест. Вот-вот съест. И он непременно поможет нам с пристройством котят, если мы спасем вместе с ним тех воробушков. А что там ума-то у нас было? Нисколько не было. Дуры две. Мы пошли их спасать с мужиком этим. И вот иду я, и потихоньку формируется у меня мысль, что лето, у школы не души, а стоит она на отшибе, между оврагом, озером и рощей. Мы почти дошли, тут мне так жутко стало. Я его спрашиваю: «дяденька, а где ваши воробушки?». А сама уже понимаю, что ведет он нас, чтобы изнасиловать и убить. Ну, про изнасиловать, это я сейчас знаю. А тогда просто понимала, что воробушки тут не при чем. А ждет нас там что-то жуткое, страшное, липкое и безвозвратное. Уже и с мамой попрощалась мысленно. А он вдруг обернулся и присел передо мной на корточки. Как тебя зовут, спрашивает. Я блею: «Катя». Он мне: «Катя… Хорошая ты, Катя. У меня племянница есть, на тебя похожа. Ну, счастливо оставаться, Катя». И исчез.
- Katia? – Американка кивнула в сторону девушки. - Is your name Katia?
- Ну, конечно моё. Не твоё же. – Катя поймала стюардессу, показала на пустой бокал. Стюардесса очень быстро материализовалась с новым мартини. Даже прохладным. И сразу испарилась. – Вот также быстро, как она сейчас исчезла. Так и мужик тот. Как в воздухе растворился. А я тогда поняла, что есть кто-то, кроме нас, людишек. Что есть Бог. Если бы его не было – кто бы остановил демонов, которые засели в том красавчике. Он был красавчик, вот только глаза. Они были неживые. Пустые. Холодные. Не бывает таких глаз у людей, только у океана бывает. Глаза у океана. Хихи. Смешно. Надо запомнить. Так вот, Бог есть, и он меня спас. God. Понимаешь.
Соседка закивала. Очень энергично. Катя заподозрила, что она напугана. Но замолчать было выше её сил.
- Потом я класса до шестого еще поглядывала на мужиков. Особенно, во дворе. Ну, а вдруг бы папа приехал? А вдруг бы захотел меня увидеть? А потом, взрослеть что ли начала. И как-то забила. Перестала ждать, высматривать. В глаза мужикам заглядывать перестала. Мать только ненавидела. За то, что родила меня. Без отца, в бедности, никому не нужную. Даже ей не нужную. Уехала я от неё при первом удобном случае. Почти сразу парня встретила. И всё у нас было хорошо, а потом я попала к нему. И заболела, кажется. Стокгольмский синдром. Слыхала? Да знаешь ты, только мне лень по-вашему формулировать. С первой встречи я его почему-то не разглядела. А когда он меня запер и пришел поговорить – разглядела. Точно синдром. Не страшный, не бедный, не скучный. Вот бы у меня был такой отец! Ну, или хотя бы муж. Просто отец, если уж он есть – это величина постоянная. А муж – не постоянная. А я вот… сбежала. Денег стало жаль. Он искать будет, наверное. Не найдет. Я далеко сбежала. Почему мы бежим, как только встретим что-то настоящее? Ты не знаешь? You know? – Соседка энергично замотала головой. Катя опрокинула содержимое бокала в себя одним махом. - Вот и я. Не знаю. Ну где эта проводница? Девушкаааа!
Призывая стюардессу, Катя повысила голос. Американка инстинктивно отодвинулась, насколько позволяло кресло. Кажется, она едва сдержалась, чтобы не осенить себя крестным знамением.
Город Шуя, Ивановская область, квартира Катиной мамы, среда, день
Женщина открыла дверь Саше сразу. Не спрашивая, кто там. И на лице, когда она увидела его, отразилось такое вселенское разочарование, что Саше стыдно стало.
- Добрый день, Тамара Сергеевна. Разрешите мне войти?
- А вы кто? – С тревогой спросила хозяйка квартиры.
- Вы не пугайтесь, главное. А Катя дома?
- Пугаться? – Женщина горько усмехнулась. – Нет, я не пугаюсь. Чего уже мне бояться теперь. А Кати здесь нет.
Дверь почти закрылась перед носом у Саши, но он успел перехватить её сильной рукой.
- Разрешите мне всё-таки войти. Мне нужно поговорить с вами.
Она смотрела на него как на пустое место. Или даже сквозь него. Темные круги вокруг глаз были очень нехорошим признаком. И худоба болезненная. Зря он приехал. Но разве это от него хоть как-то зависело? Послали – приехал. На автобусной остановке они, понятно, никого не нашли. Валера сегодня остался с шефом, а он поперся ранним утром, до пробок, в эту глушь.
Саша бы человеком добрым и чутким, несмотря на жесткую работу телохранителя. Ему не хотелось мучить эту несчастную, и, кажется, впрямь умирающую, бабу вопросами. Даже мелькнула грешная мысль наврать, что она в больнице, в реанимации, и он туда не прорвался. Но врать боссу было противно, кроме добра он ничего от него не видел.
- Ну, пройдите. Если вам надо. – Он прошел. Обстановка была бедной, даже убогой какой-то. Неудивительно, что её дочь уехала отсюда. Сбежала.
- А где Катя, Тамара Сергеевна? Она не приезжала?
- Когда?
- Сегодня…
- А должна была?
- Вы болеете?
- Я умираю, …? – Она вопросительно посмотрела на него, не зная, как к нему обращаться.
- Саша.
- Я умираю, Саша. Вы Катин друг?
- Знакомый. А разве вы не просили Катю приехать?
- Просила. Да.
- Она сказала, что приедет?
- С ней что-то случилось? Вы кто? Вы так странно спрашиваете?
- Я её коллега.
- Журналист?
- Ну, да.
- Вы больше на спецназовца похожи.
- Стереотипы. А с Катей все в порядке. Но я думал застать её у вас.
- Уважаемый журналист Саша. Катя сначала пообещала приехать. А вчера позвонила и сказала, что не приедет. Совсем. А я… умираю вот.
- Почему вы не в больнице?
- А что мне там делать? Врачи говорят, поздно.
- Ясно. Я могу пройти на кухню?
- Ради Бога. Я прилягу, устала.
Саша набрал Игорю Викторовичу, он ответил сразу.
- Что там?
- Нету. Мать и правда плоха совсем. Вчера ей звонила Катя, сказала, что не сможет приехать.
- Молодец, девчонка. Нас разжалобила, а сама походу на дно залегла, вместо того, чтобы ехать маму поддерживать. Ну, что сказать… Спроси у этой бабы, чем ты ей можешь помочь, и давай в Москву. На сегодня ты свободен.
- А чем я могу ей помочь, например?
- Да чем попросит – тем и помоги. Желание перед смертью – закон. Помнишь?
- Помню. Последнее желание умирающего – закон. Игорь Викторович, вы человечище.
- Вот еще твоих соплей мне и не хватает! Отбой.
Саша подумал, что он устал крутить баранку пять с лишним часов, и что еще предстоит столько же ехать в Москву. Но это не страшно, потому, что ему повезло с хозяином. По крайней мере, последнее время. Когда Игорь стал таким странным. По хорошему странным. Вот этой бедной тётке не повезло с дочерью. А ведь это главное – чтобы повезло с людьми. Если повезло тебе с твоими людьми, то полдела сделано. И жить будет легче, жить будет веселей. Может и умирать не так страшно. Саша прошел в комнату, Тамара лежала с закрытыми глазами. Спала?
- Тамара Сергеевна…
- Да?
- Мне ехать надо.
- Саша, там дверь захлопывается.
- Я могу вам чем-то помочь? Денег оставить, может в магазин за продуктами? Или лекарства какие? Вы скажите…
- Спасибо. Неожиданно. – Она открыла глаза. – Не нужно ничего, молодой человек. Аппетита нет, лекарств мне не выписывали, а денег Катя мне вчера перевела. Больше, чем надо.
Надо же. Денег перевела. Компенсировала свое предательство.
- Так ничего не надо? Я поеду тогда.
Женщина буквально подпрыгнула на диване. Саша испугался, что ей плохо.
- Саша, у вас есть время? Вы ведь на машине?
- Время?
- Ну, да. Можете меня на Тезу свозить?
- Куда?!
- На Тезу. Это наша река. Можете?
- Могу. А вы-то сами как?
- Нормально. Одна бы не собралась, наверное. Так свозите, да?
- Свожу. А как вы узнали, что я на машине?
- Ключи. У вас в руке ключи от машины.
- Аааа. Понятно. – Саша улыбнулся. – Собирайтесь, поедем.
Номер карты 2202 2005 1113 0344 для тех, кто захочет поддержать канал и автора