Уважаемый читатель, Вы на историческом канале Ты Варѧгы звахуть Рѫсь. И, пока готовится к публикации очередная статья, автор предлагает своему читателю литературную паузу – сказку-притчу для взрослых "О девочке, которая любила Новый год". Приятного чтения.
Литературные странички – оглавление:
Сказка-притча о девочке, которая любила Новый год
В некотором царстве, некотором государстве, в одном большом-пребольшом городе, в высоком доме на заоблачном этаже, жила-была маленькая девочка – почти принцесса. Жила она и не тужила – с мамой, с папой и с огромным-преогромным лохматым псом. Бабушка с дедушкой гостинцы дарили, на ночь сказки всякие сказывали.
А девочка, надо думать, очень любила слушать их и ещё, особенно зимой, когда за окном завывает метель, глядеть в окно, за которым раскинулся такой далёкий и манящий своей сказочностью неведомый мир.
Но больше всего на свете она любила Новый год – просто обожала этот чудный праздник, потому что в углу большой комнаты наряжалась живая зелёная ёлка, на столе зажигали свечи в подсвечниках, в полночь к столу подавали солёный арбуз, под бой курантов стреляло и пенилось шампанское, искрились огнями страшно-прекрасные бенгальские огни. Все дяди и тёти, как малые дети, дружно хором кричали: «Ур-ра!!!» – и визжали, и хлопали в ладоши, и смеялись. Её не укладывали спать, пока глазки не сомкнутся сами, а поутру, когда особенно сладко спится, никто не будил её, чтобы отвести в этот противный-препротивный детский сад. Ей мечталось, чтобы Новый год никогда не кончался.
Порой девочка недоумевала, отчего взрослые – такие глупые: Новый год надо праздновать каждый день.
И чтобы белобородый Дед Мороз в красном кожухе приходил по утрам – с огромной торбой, набитой всякими подарками. И чтобы приносил он сочные сладкие мандарины в яркой кожуре. И Снегурка баловала шоколадными конфетами и разными игрушками.
Ещё ей казалось поразительным, отчего родители мечтают вернуться в детство и уверяют её, будто она самая счастливая на всём белом свете. Неправда! Ведь немыслимо, чтобы человек был счастлив и сам не знал о своём счастье. Нет ничего лучшего, как быть взрослой и делать всё, что самой вздумается. Пусть только она подрастёт чуть-чуть, и тогда всю свою жизнь превратит в бесконечный сказочный праздник.
Наверное, мама с папой просто пугают её. Она не хочет быть шёлковой! А они всё равно пугают её какими-то маленькими шавками, что взахлёб лают и иногда даже очень больно кусают, отчего щемит какое-то там глупое сердце. Но и это неправда! Их большой лохматый пёс и не лает, и не кусает – он шалун и отчаянный попрошайка. И тогда, обезьянничая, она горько вздыхала, прикладывала обе ручонки к животу и тоже скорбно жаловалась, будто и у неё щемит противное сердце. Мама с папой умилялись – и уж не так грустно, не так устало взирали они на неё сверху вниз...
Вот, наконец, и сбылась мечта. Девочка подросла настолько, чтобы дотянуться своей ручонкой до дверного замка. Открыла дверь, переступила порог, вошла в лифт и спустилась с заоблачного этажа. Выйдя из подъезда, она пошла по улице, свернула за угол и, зажмурившись, перебежала дорогу – под залихватски весёлый визг тормозов.
За дорогой, сколько глаз хватало, простирался пустырь. Выше головы росла на пустыре трава. Должно быть, забавно брести по густой высокой траве, ну прямо как в сказке.
Девочка отыскала тропинку, каких там много вьётся вниз по склону, спустилась в неглубокий, показалось, овражек и побрела наугад в глубь пустыря. Вскоре ей стало не по себе. Она, было, повернула обратно, чтобы рассказать маме с папой, что за ужасно смешной пустырь лежит за их домом, но перед ней глухой стеной высилась беспросветная трава. Её тропинку пересекало множество иных стёжек-дорожек, узких и широких – все извилистые. Девочка заблудилась, ей стало страшно, и она захныкала.
Тут же из травы вынырнула моська и, выпучив чёрные круглые глазёнки, залилась отчаянным звонким лаем. На тот лай сбежались шавки поменьше и побольше. Девочка капризно притопнула ножкой – ещё пуще забрехала свора. Хотя и жутко стало, но ведь она помнит, как папа научал: нельзя выказывать испуга, даже если нестерпимо страшно – и она потянулась ручонкой к самой неистовой злючке. Взвизгнув, шавка подпрыгнула и тяпнула её за палец – слёзы брызнули из глаз в разные стороны. Девочка замахала руками, затопала ногами и завизжала от боли и обиды, а собаки, и вовсе обнаглев, кидались на неё – все скопом. Вот-вот растерзают. Девочка закрыла лицо ладошками и ну бежать в отчаянии – прочь, куда только ноги понесли.
Бежала, бежала, бежала, вконец выбиваясь из сил. Не отставая, по пятам гналась за девочкой свора собак. Скоро у неё кончилось дыхание. Она споткнулась и упала. Собаки, а среди них были уже и огромные свирепые псы, подступая ближе и ближе, оскаливали свои клыки и вот-вот готовы были растерзать. Ещё чуть-чуть, и загрызут. От боли и ужаса она из последних сил подхватилась на ноги и помчалась, не разбирая дороги. Саднили ушибленные коленки, кровоточили и щемили укусы. Пресекалось дыхание, кололо в боку, стучало в висках, что-то непривычно трепыхалось в груди: может, это и есть то самое сердце?! Уж готова была стать как вкопанная: пускай грызут, пускай терзают!
Внезапно трава расступилась перед ней, и девочка выбежала на поляну. На поляне, на деревянных ящиках, сидел у костра дядька. При виде девочки, преследуемой собаками, он встал, взял камень и бросил его в свору. Поджав хвосты, псы разбежались, скуля, по кустам. Он погладил девочку по растрепавшимся волосикам и протянул конфету. «На, – сказал он, – ешь!»
Он дал ей напиться горьковато-сладкого напитка, похожего на кровь; сильно закружилась голова, и она заснула там же, у костра на ящиках, а когда проснулась, он сказал: «Не бойся этих злых трусливых псов». Девочка поверила чужому дядьке и осталась жить с ним на поляне. Он научил её стирать грязные носки, мыть посуду и готовить еду.
Девочка не то чтобы боялась этого дядьки, ей было просто страшно. Когда она взбиралась с ногами на деревянный ящик, то свысока ей было видно, что на пустыре, оказывается, очень много всевозможных тропок, которые сходятся и расходятся – настоящий лабиринт. По пустырю мечутся люди, преследуемые сворами оголтелых псов, иные беспомощно отбиваются, а кое-кто растерзан. В кустах сидит злой дядька и ухмыляется.
Жутко при мысли о своей доле, если убежать, а ноги не вынесут-таки. Ещё страшнее остаться. Вдали за пустырём виднеются дома. Там, наверное, живут такие же непослушные девочки, как и она сама, – со своими папами и мамами.
Нельзя глядеть себе под ноги, иначе заблудишься, – нельзя не смотреть себе под ноги, иначе невзначай споткнёшься о кочку, упадёшь, и свора вмиг растерзает плоть твою на куски. Она уже научилась, не глядя под ноги, перепрыгивать канавки, избегать коварных кочек, приспособилась на бегу обозревать пустырь и высматривать ту заветную тропинку. Вот уж ей как бы и не совсем страшно.
Собаки поотстали и потеряли след, разуверившись в удачной охоте. Однако ж девочка точно знает: стоит ей лишь замешкаться на мгновение – и свора будет тут как тут. Из зарослей не замедлит выскочить какая-нибудь злючка, лаем созывая прочих недобрых шавок, а вслед за теми придут клыкастые свирепые псы.
Девочка уверенно бежит своей тропинкой... Вдруг расступилась трава и пустырь закончился – глубоким широким рвом, по дну которого текут нечистоты. На краю рва сидит дядька и ухмыляется в недобром оскале. Зло щурится. За спиной уже слышится топот множества лап и тяжёлое дыхание своры.
Девочка прыгнула, но, не долетев до противоположного берега, упала в ров. Она не умела плавать и с каждым её движением гнилая, зловонная трясина засасывала всё глубже и глубже, грозя вот-вот поглотить с головой. Внезапно крепкая рука схватила её, как котёнка, за шкирку и вытащила из грязи.
Не оглядываясь на дядьку, девочка побежала домой, к папе с мамой, чтобы рассказать, как она стала бродяжкой и отчего так вымазалась.
Дома не было уже ни папы, ни мамы. И дом был не её дом. Там жили чужие чёрствые люди. И сама она уже была не девочка. Заплакала сиротка горькими слезами – ей стало жалко себя: мечтала о блистающем фейерверками празднике, а каждый день оборачивался беспросветными скучными буднями.
Никто её не любил, а она всё мечтала и мечтала, что вот однажды прискачет к ней на белом коне прекрасный принц и подарит ей праздник. Полюбит такой, какая она есть. Чумазую, не чёсаную, некрасивую. Ни за что полюбит. Просто так, как папа с мамой любили. И расцвела бы она, как цветик-семицветик, в лучах любви и неги, и от сердца – от самой себя подарила бы ему частичку…
Но принц нейдёт. В тщете надежд, уходит жизнь её – пустая и бесплодная.
Однажды ей приснился сон, будто злой дядька вовсе не дядька, а прекрасный принц, заколдованный злым чародеем. Она побежала на пустырь… но пустыря уже не было. Там, на месте пустыря, раскинулся большой-пребольшой рынок, где торговали разной всячиной. У входа, прямо на земле, сидел дед – без ноги и с костылём, перед ним лежала шапка, а в шапке поблёскивали монетки. Прохожие бросали медяки. Дед улыбался им беззубым ртом. И там, в расщелине, под небритой губой, чернели черешки двух гнилых зубов, и прошамкал он при виде её: дай и вам бог, – подайте, сколько можете… При нищем были две собаки, большая и малая, и были те собаки незлыми. Они приветливо виляли своими хвостами и заискивающе заглядывали ей в глаза.
Она прошла мимо, и слёзы побежали по щекам, а она будто не замечала своих горючих слёз, а всё шла и шла, захлёбываясь от рыданий на ходу.
________________________________
Это был отрывок из книги "Когда ещё не столь ярко сверкала Венера.".
Ежели читателю понравилась сия литературная пауза и он хотел бы познакомиться не только с научным, но и с литературным творчеством автора сего канала, то предлагаю ссылку на из--во Литрес (впрочем, эту книгу можно найти и бесплатно скачать на многих других литературных сайтах):
Андрей Милов. Когда ещё не столь ярко сверкала Венера.
_______________________________________________
Переход на канал "Ты варяги звались Русь" здесь - по ссылке: Переложение летописного свидетельства.
