Когда нам говорят об уникальной семейной паре больших поэтов, мы сразу вспоминаем Николая Гумилева и Анну Ахматову. Пусть они и недолго жили вместе, в историю русской литературы они вошли как самая звездная пара Серебряного Века.
Но на постимперском российском пространстве была еще одна семейная пара, которая по своему таланту, потенциалу и неординарности выделялась даже на весьма достойном фоне поэтов своего времени, поэтов-шестидесятников, сумевших, в отличие от наших героев, пробить себе и своим стихам дорогу в литературные журналы и авторские сборники. Удивительно, но эта пара поэтов царила и парила и над ними.
Огни творчества, фейерверки искусства
Давайте же, представим наших героев.Дам пропускаем вперед.Под ваши аплодисменты на пьедестал поднимается Алена Басилова, фантастически талантливый и творческий человек, которая просто царила в культурной жизни Советского Союза 60-70-х годов.
Родившись в военном 1943 году в семье советских интеллигентов, Алена с детства купалась в общении с творческими людьми. Отец, Николай Басилов, театральный актер, режиссер и композитор, помогал самому Мейерхольду.
Мама, звезда советской оперетты Алла Рустайкис.
Понятное дело, что в доме непрестанно искрили бенгальские огни творчества и искусства.
Прекрасная хозяйка литературного салона
В начале 1960-х юная Алена Басилова становится активной участницей поэтических чтений у памятника Маяковского, которые вскоре станут нечто большим, чем просто чтение стихов на публике. Это была и дискуссионная площадка, и место узнавания всех новостей, своеобразный советский Гайд-парк. После наступления сумерек, народ расходился по квартирам, где продолжались стихи и споры, к ним добавлялись вино и водочка, неизменные спутники вдохновения.
Квартира Алены Басиловой получила почетный статус «Маяковки-2», поскольку и располагалась она территориально недалеко, на Садовом кольце, и приходили туда люди неординарные. Поэты, писатели, артисты, художники, барды (и Высоцкий с Окуджавой захаживали!) – это, действительно, был крутейший литературно-художественный салон в традициях Серебряного века, оказавшийся в эпохе соцреализма.
Все гости восхищались замечательной хозяйкой салона, жизнь в котором кипела и днем, и ночью. Алена просто была обречена на встречу с ярким поэтическим дарованием той эпохи Леонидом Губановым, и эта встреча состоялась.
Молодая женщина (Басиловой в 1964-ом был всего 21 год), сама писавшая замечательные и ни на кого не похожие стихи, поняла, что в ее дом заглянул юный гений, открытие и понимание которого еще предстоит. Кстати, оно – это открытие – и сегодня-то по большому счету еще не состоялось. Но чему быть, тому не миновать.
Слава приходит после критики. Северянин подтвердит
Леонид Губанов, родившись сразу после Победы, в 1946-ом, в семье служащих (мама - офицер ОВИР, отец - авиаконструктор), к своим семнадцати годам уже писал яркие и необычные стихи, и был замечен в не менее ярких, а порой и скандальных историях. Об одной из них любил рассказывать критик Лев Аннинский. Изюминка истории в том, что в ней над Губановым словно витает тень гения Игоря-Северянина.
А суть истории такова, что «открыватель» молодых поэтов, сам уже оперившийся и модный Евгений Евтушенко, пришел в журнал «Юность» со стихами Губанова и целый час читал их главному редактору издания Борису Полевому, который в ужасе от перспективы печатания такого, отказал в публикации.
Позже, под угрозами Евтушенко выйти из редколлегии «Юности», Полевой все же соглашается на публикацию 12-ти (двенадцати!) строк, которых, впрочем, хватит для славы и популярности молодого поэта. Причем, эти три строфы были нарезаны редактирующими литераторами из разных кусков губановской поэмы «Полина», и эти три строфы получили потом свою жизнь, как отдельное стихотворение.
Холст 37 на 37.
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака
И не от старости совсем.
Когда изжогой мучит дело,
Нас тянут краски теплой плотью.
Уходим в ночь от жен и денег.
На полнолуние полотен.
Да, мазать мир! Да, кровью вен!
Забыв болезни, сны, обеты!
И умирать из века в век
На голубых руках мольберта.
Вилы "Крокодила" как лыко в строки Губанова
Помните, как в 1909 году Лев Толстой обругал услышанную им поэзу Игоря-Северянина «Вонзите штопор в упругость пробки…», газеты разнесли по имперским просторам критику патриарха русской литературы, а на следующий день Северянин проснулся знаменитым?
В нашей истории роль Льва Толстого взял на себя главный сатирический журнал страны «Крокодил», разгромивший публикацию в пух и прах, но вызвавший ответную реакцию западных радиоголосов, начавших крутить аудио-записи губановских стихотворений. И пусть не вся страна, но ее часть – прежде всего кухонная интеллигенция (ничего обидного не вкладываю в это определение, просто все разговоры, да и вся жизнь проходила на кухне) – узнала о поэте Леониде Губанове.
СМОГ гулять - гуляй. СМОГ писать - пиши.
Да, а суть тех трех строф в «Юности» вы, конечно, поняли - поэты умирают молодыми, и рамка отведенного им жизненного срока – это тридцать семь лет, годы жизни многих великих художников. Сам себе Леонид тоже отмерил эти самые тридцать семь лет жизни. Но пока-то ему было семнадцать, и финишная дата еще был так далека. Поэтому гуляем, пока гуляется.
В восемнадцать лет Леня уже вместе с Аленой, с ней они живут под одной крышей, а через два года распишутся, уже «родив» к этому времени свое дитя - поэтическое сообщество СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев), объединившее молодых и очень талантливых людей, безусловным лидером которых был Губанов.
Расшифровок для аббревиатуры СМОГ было придумано немало, но основной – официальной и поданной для всевидящего ока госорганов, прежде всего, - была «Смелость. Молодость. Образ. Глубина». К чему тут можно придраться? Однако "люди в сером" находили к чему. И следили за Губановым, и контролировали, и закрывали. Пусть не в тюрьму, а в психушку, но еще неизвестно, где было легче выжить.
Я провёл свою юность по сумасшедшим домам,
где меня не смогли удавить, разрубить пополам,
где меня не смогли удивить...
Тяжело было везде.
Ангел-хранитель Алёна
Только помощь и забота Алены помогали поэту держаться на плаву. Он мог и в двадцать, захлебнувшись, утонуть в реке водки, озере портвейна, в море неистовых поклонниц. Но, к счастью не утонул. Благодаря Господу Богу, в которого и которому всю жизнь безгранично верил, и Алене, своему ангелу-хранителю.
Моя звезда, не тай, не тай,
Моя звезда - мы веселимся.
Моя звезда, не дай, не дай
Напиться или застрелиться.
Но и у ангела силы не безграничны. Ангел Алена не смогла выдержать больше десяти лет этой сумасшедшей совместной жизни, ушла к португальцу-полиглоту, но до конца губановских дней оставалась для Леонида близкой по духу и необходимой для дыхания.
Поэт-художник, рисующий словами
«Я дышу, а, значит, я живу». В случае с Губановым - и пишу. Причем не только стихи, (многие из которых у Губанова имеют "художественные" названия - «акварели», «масло», «гравюры», «фрески»), но и картины. Такие же красивые и непонятные с первого раза, как стихи. Требующие погружения и многократного осмысления.
Но, когда читатель-зритель достигал этого осмысления, то понимал, что, как в крещенскую купель, окунулся в творчество Большого Художника. Продолжающего традиции Серебряного Века. Парившего над русской поэзией 1960-1970-х годов. Ставшего Явлением в русской литературе, но, повторюсь, до сих пор по заслугам неоцененного и полностью еще не открытого читающей Россией.
Русь спасется благодаря Слову!
Самые верные пророчества Поэт, который, как известно, в России больше, чем поэт, дает о своей стране и о своей судьбе.
Россию спасет Слово – пророчествовал Леонид Губанов, - и с ним сегодня нельзя не согласиться.
…Было все – потопы и татары,
Был хребет Руси надорван, сломан,
Только Слава сберегла недаром
Слово!
Себе же предсказывал смерть сентябрьским днем в возрасте 37 лет.
Я лежу ногами вперед в Сентябрь,
Там, где пурпур осин языком обжигающим…
Надо ли говорить, что все так и произошло. Сердечный ли приступ, самоуничтожение ли – разве это так важно? На цифре 37, в сентябре 1983 года, «как холодом подуло» - не стало великого русского поэта Леонида Губанова.
"Знаю я, что меня берегут на потом..."
…Вспоминаю, как в первые годы рунета наткнулся в сети на его «Кривоногое лето коня». Ничего не зная об авторе и его судьбе, просто не мог оторваться от текста, перечитывая его снова и снова. Потом уже узнал, что это одно из нескольких «первозванных» стихотворений 1964-го года (года вспышки и начала любви поэтов), посвященных Алене Басиловой. (В первых комментариях приведу два-три стихотворения полностью).
И сегодня, читая «Лето коня», как и любое другое стихотворение Губанова, каждый раз бережно открываешь что-то драгоценное и потаенное, "сбереженное на потом", и словно прикасаешься к большой мозаичной тайне, которая собрана из маленьких пазлов-загадок. Наверное, такой и должна быть поэзия Большого Мастера, каким, несомненно, был и остается замечательный русский поэт Леонид Губанов.
