Ратные люди в полном снаряжении, не снимая доспехов и держа сабли под рукой, сидели у небольших костерков и, переговариваясь, вслушивались в то, что происходило за сложенной наспех засекой из поваленных деревьев.
За ней, в ночи, совсем рядом, также готовились к неизбежной утренней сече крымские татары, в горячей схватке с которыми вчера полегло много их боевых товарищей. Бой не задался, и когда старшего воеводу Шереметева ранили, хорошо, что его подручники – Алексей Басманов и старый, весь седой и кряжистый дед Степан Григорьев, сын Сидоров, собрали вокруг себя тех, кто не потерял головы, когда татары неожиданно ударили по атакующим русским ратникам огненным боем. Они отошли в наспех срубленную засеку вокруг лагеря и теперь ждали, когда рассветет и татары пойдут на них приступом, готовясь продать свои жизни подороже.
Было до жути страшно, никто не спал, но старались не подавать виду, а старый, матерый дед, сидевший возле костра, протянув к нему жилистые, хваткие, все такие же железные как и в молодости руки, негромким, хрипловатым голосом рассказывал Басманову, как гонялся за татарами на степной границе. И всем, кто слышал его, хотелось верить, что пока этот дед находится тут, во главе их небольшого полка, оставшегося от вышедшей в степь, навстречу татарам рати, с ними ничего не случится. Потому что он обязательно придумает, как выбраться из той передряги, в которую они угодили в этот раз.
- Дед Степан, а скажи, правду сказывают, что ты ногаев сначала порубал, а потом, когда Арслан-мурза послов прислал, еще и коней у него сторговал по хорошей цене? – тихо спросил Басманов.
- Так чего ж не порубать, чего ж не сторговать. Лет с пять назад дело было – Арслан-мурза со своими ногаями через Шацкие ворота по шляху зашел, пошли изгоном деревни жечь. Да не таились, думали, Щенятев да Микулинский на Рязани в городе в осаду сядут. А они рать собрали, да успели в Елатьму и в Муром гонцов послать, я как раз муромским воеводой тогда был. Подошел еще Воротынский, встретили с Щенятевым ногаев как положено, я с людьми тоже подоспел, с Мурома. Гнали их аж до Шацких ворот, там, где потом город поставили, чтоб ногаям неповадно ходить воровать было.
- А коней как же ты тогда сторговал?
- Так то на следующий год было. Арслан-мурза послал послов дружбу дружить, да хороший табун коней пригнал. Коней им продать надо было, вот и пришли с миром. Великий государь и послал меня их встречать. Любит Иван Васильевич шутки пошутить. Ногаи, как меня увидели, сразу зашипели – «Опять ты, старый Степан, по наши души явился. Подожди, встретимся мы в степи». Я им пообещал, что обязательно встретимся, а сейчас, раз хотят торговать, то пусть покажут своих коней. Отобрал, как положено, сначала лучших аргамаков в конюшню великому государю, потом остальных разрешил продавать. Ух, как злились, когда я с них еще и «записную деньгу» в полной мере потребовал. Ладно, говорят, мы свой бакшиш на обратной дороге возьмем, раз ты у нас лучших коней за бесценок сторговал, да еще и пошлину всю взял, без остатка.
- Какой бакшиш, они ж послы?
- Это они когда на Москву ехали, послы. А когда обратно едут – обычные ногаи. Заедут в деревню, мужиков перебьют, баб снасильничают, детишек в короба, девок, каких покрасивее, свяжут да на заводных коней побросают, чтобы потом продать. Кто разберет – послы то были или так, изгоном татарский отряд налетел. Ищи их потом в степи.
- И что же?
- А ничего. Не вышло у них с бакшишем. Великий государь Иван Васильевич, хоть и молод, а думку правильную думает. Да и шепнул я ему, когда про записную деньгу отчет держал, что ногаи пошалить хотят. Он меня и отрядил, чтобы проводил их до Дикого Поля. Я и проводил, чего не проводить, они ж через рязанские земли возвращались, а я из Рязани родом.
- Так ты рязанский?! А то я все думаю, что ж ты, дед Степан, всё вторым воеводой, лет тебе вон сколько. А чего ж с князем своим Иваном не утек, когда он в Литву ушел?! Ты ведь тогда уже служил?
- Князь Ивану своя дорога, а мой отец и дед всегда эту землю боронили. Вот и хожу вторым воеводой. Опять же сыновьям службу служить. Я рязанец, с вами московскими местничать – головой выдадут. Вон Булгак Барятинский, когда в поход к Астрахани ходили, местничал со мной, так что Иван Васильевич приказал иттить в поход без мест…
Старый, матерый дед замолчал, вздохнул, задумавшись о чем-то. А потом добавил:
- А нам с тобой, Алексей Данилович, уже не меряться, кому не в место друг другу подчиняться. Вряд ли живы будем, а если уцелеем, то какая разница, кто тут, у Судьбищ, первым воеводой был…
Басманов так же задумчиво смотря на огонь, тихо произнес:
- Да, теперь не до мест. Лишь бы люди слабину не дали, когда татары полезут.
- А ты сам слабины не давай, тогда и люди стоять будут. И помни, когда татары огненным боем ударят, да засеку нашу полезут разбирать. Я в походах почитай семь десятков лет провел и не хочу свой путь в татарском плену закончить. Так что дерись утром, Басманов, крепко. Пусть татары нас хорошо запомнят. А там, глядишь и отобьемся.
Костерок догорал. Светало, рядом с притихшим русским укреплением, в котором воины дотачивали свои сабли, просыпался большой татарский лагерь у урочища Судьбищи. С рассветом татары собирались пойти на приступ, разметать засеку и перебить этих наглых русских, за несколько дней до этой встречи, сорвавших их большой набег на Москву…
Утро перед последним боем при Судьбищах приближалось. Старый воевода Степан Григорьев, сын Сидоров, которому на тот момент было глубоко "за семьдесят" и молодой Алексей Басманов, будущий опричник, расставляли свои небольшие силы по местам у устроенной пару дней назад засеки …
-----------
Для того, чтобы было удобнее находить мои статьи на Дзене, подпишитесь на канал и тогда его удобно изучать в разделе подписок.