Анджей медлил всего секунду, решая: скинуть тулуп и перекинуться волком или остаться человеком и медленно попятиться назад, не делая резких движений, способных заставить тварь просчитать: нападает он или бежит. Но этого промедления хватило, чтобы мерзкое черное копытное, выронив тушу овцы, оттолкнувшись от земли, сделало рывок. Мужчина едва успел распахнуть тулуп и отскочить в сторону, как тварь в один прыжок оказалась рядом и, махнув когтистой лапой, располосовала ему руку. Толстый рукав тулупа не защитил его от ран, но все же, не будь его на Анджее, царапиной бы не обошлось. Перевертыш скинул тулуп, рванул на вновь замахнувшуюся тварь, метя зубами в руку, которой та готовилась нанести новый удар, и в прыжке обернулся волком. Волчья пасть наполнилась мёрзлой вязкой кровью, словно он впился зубами в мускулистое тело хладнокровной змеи. Анджей почувствовал, как мерзко пахнущая жидкость брызнула ему в нос. Существо резко взмахнуло конечностью, чтобы сбросить противника, запутавшегося в собственной одежде, и зарокотало всем телом. Низкий гул, леденящий кровь и нагоняющий ужас, вырвался из пасти твари. Она полоснула второй лапой вдоль волчьего тела. Мощные челюсти волка разжались. Анджей готовился к смерти.
Но рядом раздались смех и громкие голоса подвыпивших мужиков, вывернувших из трактира. Они возвращались домой, освещая себе путь зажженными факелами. Завидев отблеск пламени, тварь метнулась в сторону белой туши, брошенной перед битвой. И вдруг, передумав, скрылась за постройками. Волк с рваным боком лежал на снегу. Вокруг него растекалась алым по белому теплая звериная кровь. Ему хотелось завыть, но Анджей понимал, что первым делом мужики сами добьют его. И уж потом станут разбираться, что случилось. А потому лежал, подрагивая от боли, пока отсветы огней и смех не угасли. Превозмогая себя, он пополз вперед, выбираясь из разодранного тряпья, в которое превратились остатки одежды. Волчьи лапы не слушались. Теперь невысокие сугробы казались ему непреодолимым препятствием. Из желтых глаз потекли две дорожки слез. Через боль он поднялся на все четыре и, шатаясь, спотыкаясь и путаясь в лапах, побрел туда, откуда тянулся тонкий аромат знакомого женского тела. Он сосредоточился на нем, сладком и пряном, не позволяя себе останавливаться. Ведь стоит лишь на миг прилечь на мягкий белый снег и можно уже никогда не проснуться, оставив тварей победителями, а ведьму и людей в городке беззащитными. И её, её тоже... Запах становился все сильнее, всё ближе была его цель. От холода, проникающего в самое нутро, не спасала толстая волчья шкура. Лапы с трудом поднимались, чтобы пройти по ступеням. Вот уже он на крыльце. Силы покидали его, они были на исходе, и последним неимоверным усилием воли волк обернулся человеком.
- Любляна... - прошептал он и поскреб застывшими непослушными пальцами в закрытую дверь.
Ускользающим сознанием он уловил, что в доме скрипнули половицы.
***
Любляна не находила себе места. Последние два года этот красавец всегда останавливался у нее. По каким делам он бывал в этом городке, не рассказывал. А она и не спрашивала. С тех пор, как не стало ее молодого мужа, она жила одна. Сама себе хозяйка. И не планировала выходить замуж во второй раз. Но увидев эти желтые глаза, сразу подумала отчего-то: "Будет мой"! Она не спрашивала, откуда он приходит и как живет. Не потому, что ей не было любопытно, а потому, что боялась услышать в ответ. Скажи он, что дома его ждут жена и дети, не смогла бы больше открыть ему дверь. А ведь он всегда уходил. Но и возвращался всегда. В одно и то же время. С купцами из-за перевала в дни торговли. А потому до весны она его уже не ждала. Но вот увидела, и сердце ёкнуло в груди. И что-то ещё. Чувство, что делить его с другой она не может. В этот раз Любляна решилась. Когда он придет, она обязательно спросит его об этом. Не сразу. На утро. Или к следующему вечеру. И тогда распрощается с ним навек или попросит остаться навсегда с нею.
Она знала, что он придет. Но сердце было не на месте. Словно последняя мышь, что не сбежала из города вместе с лесными зверями, поселилась у нее в груди и скребет, пытаясь выбраться наружу.
Заслышав смех и разговоры мужчин, она подбежала к заиндевевшему окну, в котором за вечер протаяла от её пальцев прорубь. Но не было его среди них. Она так и сидела у окна, прислушиваясь к каждому шороху. Внезапно раздался этот звук... Не стук и не зов, а словно шелест на пороге... Любляна вскочила и выбежала в сени, прислушиваясь. Больше не раздавалось ни шороха, но она все равно подошла к двери и распахнула её.
- Анджей, - ахнула она, глядя на обнаженное окровавленное тело мужчины. Он распахнул желтые глаза.