Ступеньки крыльца простонали под тяжёлыми шагами. Когда же от требовательного стука запрыгала дверь и робко взвизгнули старые петли, она поспешила встать навстречу законным хозяевам приютившей её избушки. Словно обвиняемый на суде, чтобы выслушать приговор. Вопрос должен был решиться непраздный – позволят ли ей остаться здесь, и жить долго - может быть весь отведённый ей жизненный срок? Или прикажут немедленно покинуть без спросу занятое, но ставшее таким родным жилище? И, что тогда?
Дверь распахнулась, впуская ядрёный запах курева и троих мужиков.
- Эй! Кто тут! – окликнул грубоватый голос.
Не дождавшись ответа, включили фонарь.
Резкий свет больно стегнул глаза. Лиза заслонила лицо ладонями.
- Оба-на! – присвистнул тот, чьи руки держали злой фонарь.
- Митрич, это чё? – обратился он же к рядом стоящему мужику в телогрейке.
Митрич кашлянул и шагнул к печке, стянул рукавицы и по-хозяйски пристроил их на просушку. Повернулся к Лизе, пристально оглядел её с головы до ног, будто прицениваясь и поинтересовался самым дружеским тоном:
- Ты, откель, сюда попала, чудушка?
Женщина отняла руки от лица, и вдруг глянула ясно и как-то пронзительно.
«Ещё недавно красивой была!», - удивился про себя Митрич.
От внимательного взгляда бывалого охотника не ускользнули и прочие подробности: заметная худоба, выступающие ключицы, длинная шея, изношенная одежда – «знать давно от людей отбилась».
Незнакомка молчала. Взгляд её, как будто «ушёл в себя». Видно было, что она ищет и не может подобрать подходящие для ответа слова. Митрич не торопил. Он сделал сдерживающий знак рукой и двум своим спутникам - более молодым и нетерпеливым.
- Извините,- наконец произнесла женщина, - я, конечно, должна ответить на Ваш вопрос… Скажу так. Я пришла издалека. Поверьте, я не преступница. И не заблудилась. Просто так надо. Простите. Я не могу рассказать о себе больше, - и, помолчав немного, добавила, - пока не могу. Одно знаю – я не случайно здесь. Видно на роду мне так написано.
Она снова примолкла, подбирая слова. Тень от накинутой на её плечи клетчатой куртки напоминала большие повисшие крылья.
- Если моё объяснение кажется недостаточным, что ж – я не в обиде. И готова уйти. Я уже благодарна вам за этот приют.
Мужики переглянулись. Всякого повидали они на своём веку, но такого видеть не доводилось!
- М-да-а! – задумчиво изрёк Митрич, и поскрёб в затылке.
- Ну что ж - соловья баснями не кормят... Заболтали мы тебя, барышня. А ведь ещё деды учили: сначала желудок ублажи, а потом уж и разговоры разговаривай!
С этими словами он скинул телогрейку и повесив её на гвоздь, принялся рыться в мешке, извлекая из его недр консервные банки, хлеб, сало и водку. Товарищи последовали его примеру.
А уже через полчаса Лиза сидела в кругу добрых друзей. От предложенной водки она отказалась, но её не упрекнули и в этом. Не лезли с расспросами, не пытались ни в чём убеждать. Она от души смеялась их шуткам. Но больше всего её завораживал сам звук человеческой речи. Два с половиной месяца отчуждения от людей не прошли даром. Отвыкла. И теперь то, чего она так старательно избегала, открывалось ей, как бы со стороны.
Невесть откуда знала она о том, что Митрич два года, как овдовел, но так и не свыкся с потерей супруги, хоть и жили они глупо - вечно грызли друг друга и ругались по мелочам. Теперь же глухая тоска жгла его изнутри. Не помогала и водка.
Приходилось виновато отводить взгляд от Лёхи – того самого парня, что светил фонарём прямо в глаза. Был Лёха силён, дерзок и румян не в меру. Про таких в народе говорят – «бедовый». И видела она, видела эту самую беду, нависшую над ничего не подозревающим Лёхой. А сказать, упредить не могла… Не время. Не поверил бы!
Отужинав, завалились спать. Лиза долго прислушивалась к их заливистому, разноголосому храпу. По щекам её катились тихие слёзы. Муж и сын, оставленные в такой близкой, но уже прошлой жизни. Простят ли когда-нибудь её? Поймут ли?
Утром, напившись чаю, ребята отправились в лес. День ушёл на заготовку дров. Вечером Митрич удовлетворённо оглядел плоды трудов, однако счёл запасы недостаточными. Посовещавшись, решили задержаться ещё на пару дней, чтобы набить дровяник под завязку.
- Ты не сумуй! - ободрял отшельницу Лёха, - Мы – того! Понимаем!
Лиза благодарила и просила только об одном - чтоб не рассказывали о ней. Обойтись бы без огласки, иначе – беда.
Они обещали, конечно. Но и сами, наверное, сомневались. Тайна, да ещё такая – тяжёлая ноша для человека.
- Живи здесь сколько душе угодно, - напутствовал на прощанье Лизу Митрич, - По всему видать, что ты - человек Божий. Разве нам избы жалко? Мы здесь не часто бываем. Но тебя не бросим теперь.
Он снял с себя телогрейку.
- Дарю, - с усмешкой произнёс он, набрасывая телогрейку Лизе на плечи.
- Жертвую! – поправил он сам себя. Видно именно это слово подходило, по его мнению, лучше для такого рода ситуации.
- Спасибо! А Вы как же? – испугалась Лиза.
- Я то? Ну нам до машины только и добраться. Тут недалеко. Да и мороза нету. Поддёва у меня гляди какая! – похвастался он, оттопыривая меховой край безрукавки.
Иван – третий из охотников, преподнёс ей огромные чёрные валенки. Оказывается, они покойно дожидались своего часу на чердаке, заботливо обвязанные полынью.
Не принимая возражений, ребята оставили и весь имеющийся у них провиант: несколько банок рыбных консервов, две пачки макарон, соль, чай и сахар. А кроме того спички и фонарь с батарейками.
Лёха взялся было уговаривать, чтобы оставить ей ещё и ружьё. На всякий случай!
- Что, если медведь пожалует! – пугал он, но Лиза отчаянно трясла головой.
- Нет. Не возьму. Не имею права!
Никто не понял, о каком таком праве она тогда толковала. Даже она сама поняла это только после многих и многих лет отшельнической жизни.
Они ушли, чтобы вернуться через пару недель с тремя мешками крупы и макарон. Ничего больше отшельница не принимала.
А она осталась. И снова окунулась в спасительное одиночество. Казалось общение, даже доброе отнимает у неё жизненные силы. И лишь величественные в своём безмолвии деревья, да однообразные будни способны наполнить её существование чем-то важным. Она должна была чему-то научиться, именно здесь в этой избушке. И нигде больше, ни в одном университете мира, не дано постигнуть то глубинное и загадочное, что несла она в себе с самого рождения.
(Продолжение следует)
Начало истории - здесь! и 2 часть!
Иллюстрация - репродукция картины российского художника Генадия Проваторова "У печки".
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!