В 2015 году при археологических раскопках в Зарядье на месте нынешнего парка была найдена берестяная грамота № 4 - именно столько к тому времени было обнаружено таких грамот в Москве. Если для Новгорода находки берестяных грамот стали явлением довольно обычным, и удивительным кажется раскоп, где не нашли хотя бы один такой документ, то и для Москвы, и для многих других городов находка берестяной грамоты - большая редкость. Редкость эта прежде всего объясняется тем, что далеко не во всех городах есть влажный культурный слой, в котором сохраняются предметы из органических материалов. Кроме того, в Новгороде такой слой существует практически на всей площади средневекового города, в то время как в Москве, в Твери, Торжке, других городах он, если и есть, то участками, часто небольшими по площади. И всё-таки только наличием или отсутствием влажного слоя нельзя объяснить редкость берестяных грамот в большинстве древнерусских городов, и их огромное количество в Новгороде. Несомненно, на такое распределение "документооборота" повлияло и необычное для Руси государственное устройство Новгорода, и сосредоточение в нём торговли, и, видимо, большее, чем где-либо, распространение грамотности (хотя это лишь предположение - количество находок писал - письменных принадлежностей для работы на бересте и воске - на 1 кв. м изученной площади, вероятно, примерно одинаково для большинства древнерусских городов, в том числе Новгорода). Но вернёмся к грамоте Москва № 4.
Наиболее вероятная дата написания грамоты - вторая половина XIV века, точнее 1340-1370-е годы. Так определили её дату исследователи (читайте журнал "Древняя Русь" № 3, 2019. Предположительная дата приведена на с. 23, 24).
Грамота отлично сохранилась, это целое письмо (возможно, незаконченное, как предполагают авторы публикации).
Разделение на слова и перевод:
Поехали есмы, г(осподи)не, на Кострому. Юрьи с матерью насъ, г(осподи)не, оуверънулъ взадь. А взялъ себѣ с матерью 15 бѣл(ъ), ти оувзялъ 3 бѣл(ы), по томъ, г(осподи)не, взялъ 20 бѣл(ъ) да полътину.
Перевод: ‘Поехали мы, господин, в Кострому. Юрий с матерью нас, господин, завернул назад. А взял себе с матерью 15 бел; да взял 3 белы; потом, господин, взял 20 бел да полтину’. (журнал "Древняя Русь" № 3, 2019. С. 24).
Возможно, Юрий с матерью был родственником адресата (он должен был знать Юрия и его мать, поскольку адресант грамоты ничего более о них не пишет, считая, что тот, кто получит письмо, хорошо знает этих людей), и оба они имели некие права на то, чтобы забрать перечисленные средства.
Чем важна находка этой грамоты? Во-первых, грамота, как полагают акад. А.А. Зализняк и чл.-корр. РАН А.А. Гиппиус, написана не новгородцем, здесь отсутствуют особенности древненовгородского диалекта (журнал "Древняя Русь" № 3, 2019. С. 26). Многие ранее полагали, что писание берестяных грамот присуще именно новгородцам, оказывается, это не так. Во-вторых, авторы публикации, проанализировав содержание грамоты, приходят к выводу, что "московский денежный счет был в данном отношении принципиально сходен с новгородским"(журнал "Древняя Русь" № 3, 2019. С. 26). Соответственно, Новгород и Северо-Восточная Русь (Владимирское великое княжество) были теснее связаны экономически, чем, возможно, представлялось ранее, и денежный счёт не мешал торговле так, как это предполагали некоторые учёные.
Что касается некоей единицы "бела", упомянутой в грамоте. В.Л. Янин считал белу собственно денежной единицей. Авторы же публикации грамоты считают, что "белки, безусловно, выступают в подобных расчетах как имеющие меховую ценность беличьи шкурки" (журнал "Древняя Русь" № 3, 2019. С. 26).
Не знаю, как вам, читатель, а мне довольно трудно представить себе беличьи шкурки в качестве расчётного средства. Как таковое, оно должно было переходить довольно часто из рук в руки, и, следовательно, терять качество. Кроме того, эти шкурки надо было хранить так, чтобы их не пожрала моль, иначе шкурки опять теряли стоимость. Не говорю уже о том, что для их хранения было необходимо довольно большое место. Опять-таки при довольно развитой торговле и фискальном аппарате шкурок должно было быть много, и даже очень-очень много, а возможности воспроизводства зверя не бесконечны. Или их выращивали на "зверофермах"? Конечно, шкурки могли использовать как временное расчётное средство, но постоянно? И ведь надо учитывать, что изначальное качество шкурок должно быть и было разным, и стоимость одной шкурки должна была отличаться от стоимости другой. Можно ещё представить себе меновую торговлю с участием беличьих шкурок, но вот сбор дани, пошлин, мыта как-то трудно вообразить, тем более в XV веке, когда вовсю уже чеканилась серебряная монета. Мне всё-таки кажется, что прав был В.Л. Янин, считая белу денежной единицей, а не шкуркой белки. Возможно, физически бела существовала как часть серебряного слитка - гривны, могли использоваться золотоордынские дирхемы (до начала чеканки собственной монеты в 1380-х годах), или западноевропейские, как в Новгороде и Пскове.
В любом случае находка московской грамоты № 4 прояснила некоторые страницы истории Руси, в то же время поставив перед учёными новые вопросы, на которые, несомненно, когда-нибудь найдутся ответы.
По материалам статьи: Л. А. Беляев, А. А. Гиппиус, А. А. Зализняк. БЕРЕСТЯНАЯ ГРАМОТА МОСКВА-4: РЕЗУЛЬТАТЫ КОМПЛЕКСНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ // Древняя Русь. № 3, 2019. С. 21-30.
