Ребята, если кто-то без единой капли алкоголя всё-таки дойдет до такого невменяемого состояния, чтобы сесть и начать читать Бунина, помните: прежде чем всерьёз приняться за лиходейство, необходимо (единого здоровья ради) совершить перечень простых ритуальных движений. Исходное положение – ноги на ширине плеч, повторяем за мной.
Для начала закусите язык во рту что есть силы, и только затем обдумайте свои намерения: надо ли оно вам? Если решимость никуда не девается, то, не разжимая зубов и не видя белого света сквозь пелену слёз, заставьте себя устроить такой грандиозный сквозняк, какого прежде эти стены не знавали. Все окна и двери вокруг непременно должны быть распахнуты настежь, тело посредством экстремальных циклонов должно начать отрываться от пола. Во избежание падения и получения травм можно пристегнуть себя ремнём к батарее, или, как в общественном транспорте, просто держаться за поручни. С этого момента начните дышать полной грудью. В самом буквальном смысле! Речь не идёт о "живите полной жизнью и дышите полной грудью".
Вы спросите: "Какая вообще связь этих танцев с бубном с прочтением дивной литературы не менее дивного нобелевского лауреата?" А я скажу. Чтобы читать Бунина, нужно постоянно выполнять две боевых задачи: собрать всё своё внимание в ничтожную кучку, чтобы терпеть, и попытаться не умереть от духоты. Делов-то.
Открываем любой рассказ. За руки браться не будем – страницы вертеть будет нечем. В самый предсказуемый момент текста, где-то во втором-третьем абзаце, начинаем разглядывать в процессе поздней вечерней прогулки высокие силуэты телеграфных столбов. Затем, когда они в скором времени неизбежно пропадут, в неизвестном направлении свернув с дороги, пялимся в небо, которое совершенно слилось с землёю и делаем вывод: вокруг совершенно ничего не видать. "Только и всего?" – спросите вы. Нет, вы ни черта не понимаете в темноте. В темноте можно что-либо отдалённо разуметь, только найдя в нем ветреный мрак. Разглядев поистине ветреный мрак, надо иметь в виду, что вы всё еще ничего не знаете о темноте, потому что вам предстоит зыркать куда-то в темное море, где рассыпаются исчезающие огни городов. И только теперь можно начать думать, что вы в ужасающем трепете тревожной, сонной ночи. Но всё ещё ни черта не поняли. Ещё пара абзацев, а может и пара страниц папаши Бунина запросто раскидают вам на предмет того, что такое настоящая крутизна и властное царство ночи поздней осени.
Уже воете? Пострелята, несмышлёныши мои, дело ещё не дошло до любви. БОЛЬШОЙ, мать её, и чистой любви, разлитой ещё в червонце страниц возбуждающих сознание эпитетов.
На самом деле, если я всё же когда-либо перестану так паясничать, то я обязательно признаюсь, что рассказы Бунина, относящиеся к разным десятилетиям его творческого пути, читаются совершенно по-разному. И в дивном изяществе метафоричного слога, со всех сторон закручивающегося вензелями синонимичных восторгов, в подробном разглядывании складок "Её" платья заключается как минимум плод эстетического наслаждения, а как максимум – торжество сурового мужского читательского онанизма. А что, почему нет?
Для примеру, вспомните хотя бы как имели последний раз дело с Куприным. При всём обилии предсказуемых картонных и ходульных сюжетиков, в которых в конце кто-то (а лучше все) умирает от неразделённой любви, где-то в точке золотого сечения ты всегда находишь то краткое, милое сердцу предложение, ради которого всё чтение было задумано. Здесь же "то, ради чего это всё было задумано" – в каждом предложении. Чем не самоудовлетворение?
