Марышка побледнела:
- Вылечу я твоего человека, Славо, а ты оставишь Реска дома.
Славо усмехнулся, бросил:
- Посмотрим! - и махнул, мол, пойдём. Люди пошли за ним к коням и ближникам воевода. Там лежал на подстеленном плаще воин, то ли раненый, то ли больной.
Когда внимание всё переключилось, Кир вернулся к магу. Она уже сидела, вытирала окровавленные губы платком. Вот только кровь на губах засохла и не оттиралась.
- Быстро ты оправилась, сударыня...
В ответ маг показала ему им же сплетённый оберег.
- Помогает, рогатый. Вот только перевязать бы его потуже, а то слетит, потеряю.
И закашлялася снова, мучительно согнувшись, раздирая измученное горло и выворачивая грудь.
- Пойдём, сударыня, в дом! Да и подальше отсюда.
Кир обнял её, помогая подняться, опять подивился рёбрам под рукой. Она оперлась о него, прижалась, отчего у рогатого засбоило сердце, бухнувшись об рёбра, зачастив заполошно.
Только ему она здесь может доверять. Это делает их ближе.
- Нет, Кир Керата, мы не можем оставить девчонку на смерть.
- Слушай, Рене, - Кир сморщил нос, - она же тебя убить пыталась...
- Щенки иногда кусаются...
Маг снова закашлялась, Кир видел, как кровь снова пропитывает прижатый к губам платок.
- Как ты её спасёшь? Ты же... больна!
- Доспехи, демон. В них полно прекрови. Их делают мастера, они нужны для защиты. Их насыщают... Произведение труда, кропотливого и тщательного. В них много ожиданий и надежд, и старания. Всё это — прекровь. Всё это может меня питать.
Кир оглянулся на толпу.
- А доспехи после этого будут... работать?
Маг усмехнулась, посмотрела на Кира:
- Нет.
Марышка честно пыталась, но воину проткнули живот. У него внутри всё уже начинало гнить, и девочка ничего не смогла вытянуть из него, чтобы залечить его рану. Поэтому она стала тянуть из себя, не осознавая этого. Она просто тянула, и откуда-то оно приходило, ощущение тепла, и вот тогда рана обычно затягивалась или исполнялось то, что она хотела исполнить.
Тут ничего не выходило.
Тепло было, но оно уже слабело, а рана не менялась. Девочка сжимала зубы, обеими руками прижимала рану, всё ещё надеясь и всё пытаясь передать в неё исцеляющее тепло, тепло уходило в никуда.
Марышка слабела на глазах, становилась измождённее. Кожа истончалась, как у старухи или голодающего, собиралась сухими морщинами, высыхали руки и ноги, появились складки на коже рук и шеи.
Девочка выглядела уже старухой. Странной старухой. Она уже еле сидела, но не опускала прижатой к животу воина руки.
- Славо! Тебе этот воин нужен в бою или просто нужен, как друг и ближник?
Воевод смерил взглядом бледную маленькую женщину с окровавленным лицом:
- Тебе-то что?
- Отдай мне его доспех, и я его вылечу.
- Зачем тебе, маломерке, его доспех?
- Для того, чтобы творить магию. Я маг. Изгнанный маг.
Славо расхохотался:
- Ты — баба. Какой ты, к бесам, маг?
Маг щёлкнула пальцами и по воздуху поплыл огонёк, подплыл к бороде воевода, поуворачивался от его ладоней и уплыл обратно в пальцы мага.
- Так что?
Славо посерьёзнел:
- Тебе-то это зачем?
- Её мать меня лечила. Не хочу платить злом за добро.
Кир удержал мага за плечо, шепнул:
- Ты понимаешь, что ты делаешь?
Она остановилась, взглянула с вызовом:
- Что я делаю, демон?
- Да ты только что помирала!..
Маг могла бы сказать ему, что в доспехе столько прекрови, что хватит и на воина, и на её потребности, но не при всех же! Не при воеводе, у которого и сейчас разве что уши не шевелятся.
Маг коснулась руки Кира, ласково и мимолётно, как крылом бабочка задела в полёте:
- Всё будет хорошо, демон!
Краткий миг улыбки на бледном лице, под кровавыми пятнами, казался солнцем, мелькнувшим среди туч над полем битвы, полным мёртвых и пролитой крови. Не обнадёживал, нет, показывал всю безнадёжность затеи.
Доспех красивый. Нагрудник и наручи с выбитым узором положили перед ней. Маг сняла перчатки, плащ скинула, провела кончиками пальцем по выпуклым колосьям, сходящимся в середине широкого блестящего нагрудника. Такие же полнозёрные колосья выдавлены на наручах. Тщательно и красиво, перевиты цветами с мелкими круглыми лепестками. На незабудки похожи.
Доспех и наручи кое-где промяты ударами. Маг нащупала такую ямку, пальцы в неё вскользнули до самой глубокой точки, до блеска выполированной ударом.
Верой и правдой служила защита своему хозяину, верой и правдой мастер-кузнец создал её когда-то. Выводил любовно колоски, думал о безопасности в бою для того, кто будет внутри его брони.
Хороший мастер. Щедрый, искусный.
Маг вдруг приложила ладонь к середине нагрудника. Плотно, впритык ощущая каждую выемку под ладонью, каждую выпуклость. Холод металла вошёл в руку через кожу.
Маг прикрыла глаза и потянула. Нет отклика. Потянула ещё. Пустота. Хорошо мастер сделал броню, очень хорошо. Она сопротивлялась и магии тоже. Ах, какой искусник!
Маг закусила губу, нахмурила брови, приложила обе ладони и зашептала о силе внутри, снаружи, везде. О силе, приходящей к магу по первому зову.
И литания помогла. Под ладонью стало нагреваться, тепло потекло в мага. Вкусное, долгожданное тепло. Как похлёбка после трёх дней голода. Маг облизнулась, щёки заалели. Ей стало тепло и сытно, а потом обилие прекрови стало пресыщением.
Не удержать! Сейчас всё прольётся, вырвется в мир и впитается им. Всё зря, всё расплещется.
Маг зашипела сквозь зубы:
- Рану мне! Рубаху задерите!
Воины переглядывались и топтались, не понимая, чего от них хотят. А может, понимая, но боясь сделать.
Кир задрал на воине рубаху, обнажив тело в кровавых старых повязках.
- Рану! - щерилась маг и Кир взмахом когтей, уронив пару капель своей крови, вспорол грязные тряпки, и маг с облегчением приложила ладонь к мужскому животу, чуть пониже зиявшей в левом боку раны.
Торчавшее мясо, влажно и тёмно поблескивающее на солнце, вывернутое наружу ударом с той стороны, со спины насквозь, обрамляло черную страшную глубь дыры прямо в живые внутренности, бившиеся, питающееся, живущие прямо вот тут, пальцем ткни.
Маг почувствовала, как спазмом свело живот. Вот ещё не хватало!
И маг продолжала вливать в умирающего силу его же доспеха, теперь уж с литанией целого, заживления, выздоровления.