Начало рассказа здесь.
– Что же вы, голубушка, так себя запустили? – молодой хирург был розовощек и свеж. – Впрочем, медики худшие пациенты, глушат проблемы таблетками до последнего.
– Что со мной, доктор?
– Абсцесс в правой почке, еле успели с операцией. Еще бы день – и сепсис. Как у вас сил хватало ходить, работать? Почему к врачу не обращались?
– Я недавно медосмотр на работе проходила, УЗИ почек делала, ничего не обнаружили.
– Н-да… Камешек, похоже, уратный, рентгеннегативный. Мелкий, но с острыми гранями, этими гранями он и поранил почку. Маленький, да удаленький, натворил дел. На УЗИ его просто не увидели. Но ничего, обошлось. Операция прошла удачно, все идет неплохо. Завтра переведем вас в отделение. Лежите, восстанавливайтесь, набирайтесь сил. Недели через три сделаем вторую операцию.
– Вторую? Какую?
– Абсцесс мы вам вычистили, Почку заштопали, угрозу жизни ликвидировали, а камешек убрать пока не смогли, ушел в мочеточник. Так что, как только почка восстановится, займемся им, достанем зондом. А пока придется вам пользоваться вот этим, – врач поднял с пола пластиковый контейнер с кровавой жижей, от которого трубка тянулась к ее телу.
Увидев ужас в глазах женщины, хирург ободряюще похлопал ее по руке.
– Ничего, ничего, главное живы. Все будет хорошо. Отсыпайтесь, пока есть возможность.
В палату Марину привезли на каталке и как мешок переложили на кровать. Ощущение полной беспомощности приводило в отчаяние. Всё, что она могла – это лежать на спине, рассматривать потолок и ту часть палаты, которую видела.
Кроме нее в палате были еще три женщины. Кровать напротив занимала объемистая девица. Голубой ситцевый халат едва сходился на пышной груди. Слегка выпученные светлые глаза и накаченные филером губы делали ее похожей на крупную рыбину. Марина мысленно так ее и окрестила.
Кровать возле окна занимала худощавая женщина лет пятидесяти в синей трикотажной пижаме. Из под полы пижамы тянулся шланг к такому же пластиковому контейнеру, лежащему на полу, как у Марины. Женщина лёжа читала книгу.
Третью соседку не было видно, она лежала вне поля зрения Марины, но судя по кряхтению и тихому ворчанию, это была старушка.
Рыбина сидела на кровати, расставив полные ноги, и рассуждала на тему похудения, отвлекая Пижамку от чтения. Медсестра принесла пакеты с передачами. На тумбочку Пижамки легла сетка с апельсинами и яблоками. В руках у Рыбины оказался объемистый пакет. Порывшись в его недрах, она извлекла литровую банку, набитую пельменями.
– О, еще тепленькие, – довольно сказала толстуха, освобождая банку от двойного слоя полиэтилена.
Ела соседка проворно, бросая в жадный рот один пельмень за другим. Банка пустела на глазах.
– И ем, вроде, немного, – сетовала барышня, – а похудеть никак не удается. Пока голодом морили после операции, чуть-чуть сбросила вес, а теперь снова поправляюсь. Прямо проблема! – она облизала ложку и убрала опустевшую банку в тумбочку.
Пижамка взяла яблочко и вновь уткнулась в книгу.
Марина ощутила острый приступ голода. Ей пока не разрешили ничего, кроме куриного бульона и киселя. Бульон… да кто ж его для нее сварит?
Рыбина зевнула, огляделась, не зная, чем себя занять, заметила взгляд Марины и оживилась.
– Привет, новенькая! Тебя как величают?
– Марина… Марина Игоревна.
– А я Татьяна. Можно по-простому, без отчества. А вот это Леопольдовна… Ольга Леопольдовна, – она указала на Пижамку. Та бросила беглый взгляд на Марину, слегка кивнула и вновь уткнулась в книгу.
– Ее три дня назад прооперировали. А меня уж неделю как почистили. Скоро выпишут. А за тобой лежит Никифоровна. В один день со мной оперировали. Вот и перезнакомились.
В приоткрывшуюся дверь бочком протиснулся дедок. На щуплых плечах больничная накидка, на ногах ничего кроме прохудившихся носок, в руках полиэтиленовый пакет .
– Доброго здоровьичка всем, – поклонился дедок. – Где тут моя голубушка?
– Ты чего это босиком? – подала голос Никифоровна.
– Дак… чисто тута. Говорят, – переобувайся в тапки. – А я тапков-то не захватил. Ну и оставил сапоги и кепку на лестнице.
Марина представила себе картину: стоящие посреди лестничной площадки стоптанные сапоги, накрытые сверху кепкой. Картинка получилась забавная.
– Ты теплый халат мне принес? – ворчливый тон Никифоровны деда, похоже, ничуть не раздражал. Привычный видимо. Он взял стул, уселся возле постели жены, зашуршал пакетом.
– Так это ж… фартук! Ты зачем мне фартук приволок? Я ж фланелевый халат просила!
– Дак… ты сказала тот, что висит на гвоздике за дверью. А там висело вот это. Что висело, то и принес. Я в ваших нарядах не разбираюсь.
– А сало зачем принес? Мне его нельзя. Я же сказала: куриный бульон и йогурт!
– Что дома нашел, то и принес. Не умею я бульоны варить. И йогурт этот где ж тебе возьму? Я его отродясь не ел, каков он из себя не знаю.
Представление развеселило всех обитателей палаты. Марина даже забыла на время о ноющей боли. А дедок продолжал:
– Я намедни с дохтуром разговаривал, просил его, чтобы вылечил тебя. Говорю, нельзя мне вдругорядь вдовцом остаться. Как я без моей Никифоровны? Мы, можно сказать, тока-тока счастливо зажили. Он сказал: «Не волнуйтесь дедушка, выздоровеет ваша жена, подштопаем, и будет как новая». Хороший дохтур.
В палату вошел Сергей. В бахилах, шапочке и больничной накидке поверх костюма выглядел он несколько нелепо. Огляделся в поисках стула, но единственный стул прочно занял дедок. Сергей, примостив пакет к тумбочке, неловко присел на край кровати. Вид у него был виноватый.
Продолжение следует...