Мы с Николаичем неспешно пошли по мокрой, усыпанной жёлтыми берёзовыми листьями, асфальтовой дорожке. Впереди показался небольшой магазинчик.
- Зайдём, а то я уже промок, - предложил он.
Внутри было тепло. Я почувствовал, что тоже слегка продрог. На витрине лежали фонарики, ножи, фляги и прочая мелочь. Николаич с интересом рассматривал товар.
- Дайте-ка мне, пожалуйста, вон те часы, - сказал он полной, неряшливо одетой продавщице, мрачный и измученный вид которой не вызывал желания вступать в общение.
Она молча подала старику черный китайский будильник.
- Говорящий, - коротко отрезала продавщица.
- Можно включить? - робко спросил старик.
Продавец нехотя достала пару дешёвых пальчиковых батареек, вставила их в гнёзда. Аппарат ожил, запищал, затем произнёс: «Ноль часов, ноль минут».
- Беру, - сказал Николаич, доставая из кармана скомканную пятисотрублёвую купюру, - Пусть и в моей квартире тоже звучит женский голос.
Мне стало нестерпимо жаль его. Одиночество – страшная вещь, особенно в старости. Ты никому не нужен, потому, что нет у тебя ни детей, ни внуков. Прожил жизнь в удовольствиях, ради себя, теперь вот получай себя – больного, немощного, никому не нужного. Не вставал ты среди ночи на крик ребёнка, не носил его на руках до самого утра. Не стирал пелёнки, чтобы жена поспала лишний часик. Хорошо хоть Ромка не забывает старика. Кумир он для него – это и спасает Николаича от самого страшного, когда никто никогда не придёт, чтобы узнать: дышишь ты ещё или нет.
- Ну, пошли, Виктор Иванович. Дождь вроде кончился, мы согрелись.
Действительно, по небу метались рваные обрывки туч. Дождя уже не было. Сейчас он исчезнет в своей квартире, наглухо перекрыв мне последнюю ниточку, соединяющую с Дианой. Этого допустить было нельзя.
- Евгений Николаевич, может, по маленькой? – спросил я в отчаянии.
- Можно, пожалуй, - согласился старик.
Я возликовал. За магазином имелся бар, в котором допоздна подавали горячительные напитки. Мне хотелось отблагодарить старика и выведать ещё хоть что-нибудь про мою Диану. С этими мыслями я уверенно толкнул дверь. Внутри было довольно чисто и уютно. Несколько человек сидели за кружками пива, ещё парочка употребляла напитки покрепче. Я заказал по паре кружек пива и рыбу. Очень скоро всё это принесли. Николаич ожил. Выдув одним махом первую кружку, он слегка понюхал вяленого леща. Пригубив вторую, принялся стучать им о стол. Наконец, очистив рыбу, ополовинил вторую кружку.
- Эх, Витёк, Витёк! – горестно вздохнул он, - Как же ты так?!
Мне хмель тоже ударил в голову, но совсем чуть-чуть.
- А что мне было делать? Тайна у неё какая-то, а сказать не может – не поверю, мол. Я тоже, между прочим, человек. И неглупый. Я даже не знаю, кто она. Как начинать отношения?
- Эх, Витюня, я тоже когда-то так считал. Мол, я - человек, со своими правами. И вот результат – остался совсем один. Вот такая она – свобода. Если тебе не о ком заботиться, то вот так и получается. Ромка что? Хороший парень, но вино сгубит и его. Уж говорил я ему, говорил – всё без толку. Может, вы как-то повлияете? Бросит пить, работу найдёт.
- Он что, бездомный?
- Да нет, есть у него хата. Сдаёт он её, на это и пьёт.
- Скажите, Евгений Николаевич, а Диана – она откуда? В чём её тайна? Может, вы знаете? – выпалил я давно мучавший меня вопрос.
- Оттуда – Николаич указал на потолок.
- Я серьёзно спрашиваю, мне это важно. Очень.
- Я тоже серьёзно. Оттуда она, из космоса. Инопланетянка.
- Забавный вы человек. Ну, не хотите говорить, так и скажите, - я обиженно и разочарованно отстранился. Тоже мне. Нашёл время для шуточек.
Николаич отхлебнул из кружки, зажевав лещом. Я обратил внимание на неплохие зубные протезы во рту старика.
- Я серьёзно, Виктор. Тебя, видимо, смущает, что она выглядит, как земная женщина, говорит, как земная русская красавица? Вот, смотри, - он снова достал свой будильник, нажал верхнюю клавишу.
- Один час сорок три минуты, - ответил женский голос.
- Видишь, говорит по-русски, хотя сделан где? В Китае. Такой же будильник продаётся и в Турции, но там он говорит по-турецки. В Японии он же шпарит по-японски. Один товар, а подстроен под конкретного покупателя. Так и она была человеком, потому что жила среди людей. Её так запрограммировали.
- Она что? Робот?
- Да нет, там всё сложно очень. Она мне объясняла, но я не понял и половины.
- Так, значит, вам объясняла, а мне – нет? – воскликнул я.
- Погоди, Витя, не кипятись, - Николаич взял меня за руку.
Собеседник давно перешёл на «ты» - верный признак опьянения. Самое время задавать вопросы.
- Она бы тебе сказала, но считала, что пока не время. Не готов ты был ещё это принять, да и не поверил бы.
- Тут любой не поверит. Вылупилась из яйца, да ещё сразу взрослая: умеет говорить, готовить.
- Так и не надо! – старик склонился к моему лицу, - Нужно было просто принять этот дар. Просто принять – не спрашивая, не проверяя. Принять с благодарностью, а ты мучил её проверками, допросами. Я как-то рассказ один прочитал. Фантастика, но мысль в нём заложена верная. Так вот, в одной деревне был родник, вода в котором вдруг оказалась сладкой. С сахаром, значит. Ну, пчёлы из неё мёд делали, мужики – самогон, бабы – варенье. И нашёлся в тех местах один грамотей – решил причину этой сладости узнать. И так, и эдак – не получается. Взял дiнамiт, вzорвал. Тут же пошла из недр земных вода в колодец мутная, с запахом сероводорода. Вся сладость вмиг исчезла. Вот так и ты. Зачем лезть туда, куда не нужно? Не вzорвал бы тот умник родник – была бы в деревне сладкая жизнь, а теперь вот и питьевой воды не стало. Дары принимать нужно такими, какие они есть.
- Да, Евгений Николаевич, тут вы абсолютно правы.
- А ты, наверное, думал: слишком уж она идеальная, чтобы это было правдой. Всё подвох искал, боялся простачком оказаться. Боялся – и оказался. Упустил своё счастье. Знаешь, шанс на счастье получает каждый, но один раз. Ухватит его один из миллиона, дай Бог, остальные профукают. Потом винят кого-то в несправедливости мира. Хотя сами же и создают эту самую несправедливость. Своими руками. Кого винить?
Николаич уже клевал носом. Я расплатился, вывел старика на свежий воздух.
- Витя, вот, возьми! – сказал Николаич, еле ворочая языком, протягивая мне коробку с будильником.
- Ну, что вы, мне это зачем? – принялся отнекиваться я.
- Значит, надо. Я, между прочим, экстрасенс, будущее знаю, поэтому говорю – бери. Тебе он нужнее. Считай его прощальным подарком от Дианы.
- Хорошо, - я молча сунул коробку в карман.
Николаич начал оседать.
- Где живёте-то? – спросил я, не надеясь на ответ.
Да, придётся тащить старика к себе.
- Тут недалеко, - неожиданно бодро ответил он, - Я сам дойду.
- Ну, уж нет, - твёрдо сказал я, беря старика под руку.
Он не сопротивлялся.Пятиэтажный кирпичный дом старой постройки. Обшарпанная дверь подъезда, такой же подъезд. Второй этаж, деревянная дверь. Николаич уверенно вставил ключ. Я уложил старика на диван, обещая утром заглянуть. Что сказать? Я надеялся увидеть здесь Диану, но квартира оказалась пустой и холодной. С лёгким скрипом закрылась входная дверь. Сухо лязгнула защёлка замка.
Небо очистилось, сотни звёзд высыпали на ночную прогулку. Одна из них когда-то послала мне Диану. Миллиарды километров ледяной пустоты пролетел маленький золотой шарик, чтобы оказаться у меня в квартире. Одна маленькая звёздочка, вокруг которой кружится её планета. Где же она, эта звёздочка? Куда кричать, у кого просить прощения? Может, и не видно её вовсе. Улетела Диана, улетела навсегда. Я зашёл в подъезд. Вспоминая недавний разговор, я ещё больше, чем когда-либо чувствовал свою вину. В кармане что-то больно упёрлось в бок. Чёртов будильник. Я хотел уже, было, швырнуть его в угол, но не сделал этого. «Считай его прощальным подарком от Дианы». Я раскрыл коробку, вывалил на ладонь будильник.
- Четыре часа, тридцать две минуты, - сообщила механическая девушка.
Нужно будет установить правильное время. Я заглянул в коробку – там лежала свёрнутая бумажка. Инструкция, неплохо. Лишь бы не на китайском.
Но это была не инструкция. Это оказалось аккуратно сложенным листом формата А4, исписанным каллиграфическим почерком. Я держал в руках письмо Дианы, адресованное мне. Старик когда-то успел засунуть его туда.
Здравствуй, мой любимый Витюша. Если ты это читаешь, то Николаич уже объяснил тебе самое основное. Я – из другого мира, с другой планеты, которая очень-очень далека от Земли. Я пришла в ваш мир, так как считала, что нужна тебе. Прости, но я не могу здесь находиться – тут слишком мало правды. Вы слишком часто врёте – себе, близким, друзьям. Боитесь называть вещи своими именами, придумываете что-то, неимоверно глупое, лишь бы не казаться окружающим смешными. Одна ложь соединяется со второй, вы запутываетесь, и рубите без разбора всё – хорошее и плохое. Да, проще разорвать отношения, чем пытаться реставрировать их по камушку, по слезинке. Ищете оправдания, вместо того, чтобы принять правду, и эти оправдания дают вам возможность лгать и дальше.
В вашем мире холодно и сыро. Холодно от отсутствия тепла, искреннего интереса друг к другу, поддержки и уважения, а сыро от слёз. Тех слёз, что пролились по вашей вине, но не стали вам упрёком, потому, что у вас уже готово очередное оправдание. Оно всегда наготове – идеальное средство уничтожения совести. И любовь, настоящая любовь, в вашем мире скорее, исключение, чем правило. Как горько это осознавать, мой милый. Я ведь поверила, отказалась от сытого и спокойного существования, как часть колонии. Это такой огромный разумный организм, в котором мы счастливы, потому, что нужны ему, а он – нам. Каждый из нас вправе стать индивидуальным организмом и отправиться жить на любую выбранную планету. Я стала таким организмом. Полетела в ваш мир, в котором смогла бы начать жизнь, как её начинали наши далёкие предки. Программа, заключённая в яйце, может сделать меня похожей не только на человека, но и превратить в любую форму разумной жизни. Если бы на Земле обитали разумные пауки – я стала бы паучихой. Забавно, да?
Наша планета очень далека от Земли, но до нас иногда долетают отражения эмоций, мыслей, чувств людей. Мне казалось – здесь царит рай, поэтому я и выбрала Землю. Я мечтала сидеть у костра, в пещере, замке, доме, неважно, с любимым мне человеком – человеком, которому не нужны никакие оправдания, потому, что он живёт и поступает не так, как принято в обществе, не так, как «надо» по мнению большинства, чтобы быть «правильным», а лишь так, как велит ему его сердце. Невозможно соврать своему сердцу, если живёшь под его ритм, созвучный с ритмом другого такого же сердца. Но вы научились и этому. Вместо высоких чувств – выгода, тщеславие, нежелание выпасть из рамок, принятых в обществе. Мне не нужен муж, как часть интерьера, как показатель статуса – мне нужен любимый, чтобы быть с ним, как одно целое.
Увы, Витюша, у меня не получилось. Мне придётся возвратиться домой, утратить индивидуальность, влиться в колонию. Я люблю тебя, но твои чувства ко мне пропитаны ложью, иначе ты бы так не поступил. Я желаю тебе счастья, и хочу дать последний совет: брось Марину. Ты её не любишь, она тебя – тоже. Очень скоро вы оба это поймёте и сильно пожалеете, если не расстанетесь. Ты для неё – один из вариантов, всего лишь выгодная партия. Страдать так, как я, она не станет, да и ты тоже. Страдания придут, если вы создадите семью. Я пишу это не от зависти, не от желания отомстить – эти чувства мне чужды. Я пишу это затем, чтобы уберечь тебя от беды, потому, что продолжаю любить тебя. Взять тебя с собой я не могу, да ты и не согласишься. Живи, Витюша, и будь счастлив!
Твоя бывшая жена Диана
Я перечитал письмо несколько раз. Эмоции душили, сдавливали шершавым комом горло. Пришлось снова выйти на улицу. Над засыпающим городом висело потрясающе красивое звёздное небо. Нужно жить. Как? Пока неизвестно, но нужно. Она любит меня, несмотря на предательство. Домой идти не хотелось, оставаться на улице – тоже. Надеюсь, Николаич меня сегодня приютит, а завтра… Завтра я скажу всё Марине. Надеюсь, она всё поймёт, как надо. Она же умная.
Конец.
Иллюстрация художник Наото Хаттори.
