Бывают ли справедливые войны? Дискуссия на эту тему осложнена неточностью определений. Это все равно что обсуждать, что тяжелее: две параллельные прямые или один квадратный корень? Чтобы понять, что не так с этим вопросом, попробую его переформулировать. Будем считать, что насилие — это зло. Но бывают ли случаи, когда насильственные действия оправданны? Понятно, что «оправданны» не значит «хороши и желательны». Биологически, отрезать ногу нежелательно, но в случае гангрены это становится оправданно.
Даже убежденные непротивленцы признают, что насилие бывает допустимым; в конце концов, даже Иисус, изгоняя торгующих из храма, повел себя несколько грубо. Не только религии, но и природная мораль подсказывает, что если кто-то покушается на нас, на наших близких, или просто на невинного и беззащитного, вполне естественно отвечать насильственным образом — до тех пор, пока опасность не будет устранена
Однако же размышления о завтрашнем дне, и просто повседневные размышления говорят нам: если кто-то нападает на тебя с ножом, ты наверняка имеешь право ответить ударом кулака. Но если ты Супермен и знаешь, что твоя затрещина зашвырнет противника на Луну, это столкновение сместит наш спутник со своей орбиты, нарушится гравитационное равновесие, Марс врежется в Меркурий и так далее, — задумайся на мгновение. В том числе и над тем, что, возможно, катастрофа Солнечной системы — это именно то, чего хотел нападавший. И чего ты не должен ему позволить.
Справедливая война
Понятие справедливой войны появилось еще у Аристотеля. Древние греки выделяли войны справедливые и несправедливые (распри) и определяли допустимые и недопустимые формы ведения войны (крайняя жестокость, не ограниченная правилами), высшими покровителями которых были Афина и Арес. Затем этот концепт был использован христианскими авторами, которые рассматривали войну с еретиками и подобного рода грешниками, как средство их возвращения к Богу. Христианская традиция ограничивала воюющих, война рассматривалась не как средство истребления противника.
Ревизионисты считают, что война должна оцениваться с точки зрения ее влияния на отдельного человека и его права. Они уверены, что в несправедливой войне нельзя говорить о равенстве солдат обеих сторон.
В ходе обсуждения профессор Школы философии и культурологи ВШЭ Борис Кашников отметил, что мысль о моральном неравенстве комбаттантов(лицо, принимающее непосредственное участие в боевых действиях) ведет к противоречиям в теории справедливой войны и вызывает раздражение среди военных, поскольку приближает роль солдат и офицеров «хорошей» стороны к палачам. Он полагает, что нынешняя теория справедливой войны приравнивает ее к наказанию и лишает войну правил благородного отношения к противнику, что приводит к издевательствам над пленными, которые практиковали американцы.
Парадигма прав человека и суверенитета доводит теорию справедливой войны до абсурда, порождает мысль, что справедливость войны – в утверждении прав человека во всем мире, что может привести к возрождению милитаристского сознания.
Борис Кашников отметил, что прежняя теория справедливой войны не была присуща православию, поэтому в России с осторожностью говорят о справедливой войне. В нынешней теории, считает он, неясно, какую справедливость – формальную, процессуальную или иную – имеют в виду авторы, определяя характер войны, вследствие чего в их определениях звучит серьезная неопределенность. Он высказался против смешения войны и справедливости.
Профессор школы философии и культурологи Владимир Порус считает, что трактовка войн зависит от определенности интересов отдельных стран или международных организаций, а необходимость создания теории справедливой войны зависит от наличия субъекта, готового выполнять ее положения. Требовательное отношение к теории справедливой войны предполагает точное и всеобъемлющее объяснение понятий, но и объяснение войны с морально-этической точки зрения.
Старший преподаватель школы философии и культурологи Роман Гуляев обратил внимание на примеры практического применения теории справедливой войны. Боевые действия, которые могут начинаться как оборонительные или для прекращения геноцида, способны привести к значительным жертвам и иметь в итоге отрицательные результаты.
Если потенциальная жертва агрессии видит, что сосед сосредоточил силы к границе и угроза неопровержима, то может ответить на эти приготовления, хотя международным правом превентивная война запрещена, как агрессивная. Он пояснил, что для моральной оценки войны изучаются три составляющие военного конфликта – принятие решения, боевые действия и ситуация после войны – и описывается набор принципов, которые должны соблюдаться во все эти периоды. Проблема в том, что сторона, правомерно вступившая в войну, может затем творить бесчинства. Вопрос в том, будет ли считаться в этом случае война справедливой.
Общепринятый пример справедливой войны – это Вторая мировая война и Великая Отечественная война, где СССР и другие страны антигитлеровской коалиции были жертвами агрессии бесчеловечного режима. Докладчик также отметил, что мировому сообществу следовало бы активнее реагировать на события в Руанде в 1994 году.
Современная теория справедливой войны незаметно перешла ту разумную границу, которая отделяет Современность от Средних Веков (модерн от до-модерна). Это произошло в результате того, что была нарушена разумная мера идеи ограниченной войны. Как только доктрина справедливой войны начинает оправдывать гуманитарную интервенцию и войну с террором, ее подспудные тенденции, связанные с неопределенностью идеи справедливости, начинают обретать прежнюю силу и возвращают мир в состояние нетерпимости и крестового похода. Разумеется, доктрина справедливой войны выступает не как самостоятельная сила, она является не более чем идеологическим и теоретическим оружием становления глобальной империи капитала. Тем не менее, у нас есть все основания усомниться в целесообразности и моральной значимости такого направления развития доктрины ограниченной войны, которое способствует превращению войны в тотальное, перманентное и абсолютное состояние.
