Колючий осенний дождь снова всю ночь барабанил по грязным окнам душной крохотной комнатушки, в которой вот уже не первый год ютились мать и сын-подросток.
Не в силах больше дышать перегаром, пропитавшим давно все стены и вещи этой и без того унылой квартиры, Тимофей с трудом перебрался с кровати в инвалидное кресло и подкатившись к окну, немного приоткрыл его и втянул полной грудью свежего воздуха.
Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас выспаться всласть, понежиться в чистой постели, но мечтам его не суждено было сбыться.
Мать заворочалась в углу, натягивая на себя старое засаленное одеяло повыше, видимо, начала подмерзать.
Парень даже не взглянул в ее сторону, понимая, что с минуты на минуту она проснется и ему придется вернуться на беличий круг.
Мать отвезет его на площадь, оставит у старой часовенки, и ей плевать на то, что на дворе похолодало, а дождь уже который день льет, словно из ведра. Ей также дела не было и до того, что у Тимошки, как она называла сына, не было теплой куртки и шапки и ему приходилось весь день сидеть на промозглом ветру, в сырости, в старой ветровке с тонким, как говорила бабушка «от мух», капюшоном. Немного спасал жакет, связанный бабушкой, но и он промокал порой до последней ниточки и тогда становилось просто невмоготу.
Тимофей знал, что в жизни его уже не ждет ничего хорошего. Если ты инвалид, способный передвигаться только с помощью коляски, а мать твоя - хроническая алкоголичка, то на что тут можно надеяться?
Коляска было старая, доставшаяся от кого-то «по наследству», ломалась то и дело, но матери и в голову не пришло бы заботиться о том, чтобы добыть где-то новую. Правда, она ругалась, когда коляску вдруг неожиданно «заклинивало». Когда же парень ехал по улице один и случалось такое, ему помогали прохожие, хорошо, что мир не без добрых людей. А мать в это время, или пила в компании собутыльников, или уже спала, не в силах встретить сына.
Тимоха затруднился бы сказать, как мать пристрастилась к алкоголю. Сначала всё вроде бы было просто, весело. Мать работала в собесе, ухаживала за стариками. Мальчик знал, что называется ее должность – соцработник. Мыла полы и окна, бегала в магазины, добывала разные справки и талоны в поликлинику. Зарплата – копеечная, но мать ухитрялась справляться с хозяйством. Нажарит какой-нибудь мойвы, напечёт пирожков, позовёт подружек – пьют, смеются, песни поют. И Тимоха, который тогда был ещё совсем маленьким, был доволен, держа в ручонках дымящийся кусок пирога и вдыхая вкусный аромат.
Сначала мать и её подруги пили вино – дешёвое, сладкое вино, из тех, что в магазинах продают в коробках. И по утрам мать долго стояла перед зеркалом, расстраивалась, что плохо выглядит – отёкшая, постаревшая.
Потом на коробки она стала коситься с брезгливым недовольством. Махала рукой:
— Ну их! Слабенькое винишко…
Приносила домой крепкое пиво, а там и водку. Конечно, самую дешёвую. Тимофей водку терпеть не мог – мать предлагала ему выпить с тех пор, как ему исполнилось лет двенадцать. Мальчишке казалось, что от бутылки пахнет как от ватки, которую ему прижимала к пальцу медсестра, бравшая кровь. И это надо пить? Тимоху мутило.
А от матери всё время пахло водкой. С годами она выглядела всё хуже. Раньше смотрелась моложе своих лет, а теперь – гораздо старше. Поредели волосы, фигура стала бесформенной, лицо – в морщинах. Одевалась мать неряшливо. Принесут подруги какие-нибудь вещи, которые самим не нужны, да и ладно. С работы ее вскоре выгнали. Женщине уже не хватало зарплаты — все уходило на спиртное, и она стала разными путями вымогать «чаевые» у подопечных пенсионеров, а когда старики отправляли её в магазин — не приносила им полностью сдачу. Пошли жалобы, и мать сразу уволили. Все уже знали, что она пила.
Мать заметалась — как жить, на что? Тимоха тоже был испуган. Питалась семья давно уже по остаточному принципу. С утра покупалась бутылка, причём мать знала — её может и не хватить, под вечер понадобится вторая. И лишь те копейки, что оставались, шли на еду.
Тимофей жалел, что у него почти не было друзей. Лишь пару раз знакомый мальчишка приглашал его на день рождения. Какая там на стол подавалась еда! Мясо, которое Тимоха давно в глаза уже не видел. А тут, пожалуйста, отбивные, буженина, колбаса… торт мальчишка даже не заметил. Он никак не мог наесться салатами, горячими блюдами — и родители именинника подкладывали ему ещё и ещё. На следующий день рождения к другу Тимофей тоже пришёл, и опять ел так, что за ушами трещало. Но потом парень от приглашений отказывался. Ведь в этот день надо дарить подарки, а ему нечего было подарить другу.
Когда стало окончательно ясно, что матери с работой везде отказали, и никуда её не возьмут, она, отводя глаза, предложила Тимошке:
— Сынок, я тебя к часовне отвезу, ты там проси у людей денежки. Не может быть, чтобы больного мальчика не пожалели.
Тимофею было отчаянно стыдно. Мать ругалась с другими нищими, чтобы её сыну дали место у ограды. А у мальчика пылало лицо, он не мог клянчить монетки у прохожих, сидел, отводя глаза в сторону, а на коленях у него лежала кепка.
Мать могла прийти к нему среди дня, выгрести все деньги, что набросали в кепку прохожие, и сразу же спешила за бутылкой. В такие дни она нередко забывала прийти за Тимофеем вечером. И парень один добирался в своём кресле домой. Дорога была далекой – несколько автобусных остановок.
Тимохе мучительно было стоять на паперти и всякий раз краснеть, когда люди с сочувствием качают головой и, бросая в его кепку монетки, шепчут, накладывая на себя кресты «Боже упаси!».
Питался парень в течение дня тем, что люди подадут – кто булочку, кто пирожок, кто стакан чая купит. Сам он не мог себе позволить и копейки потратить из того, что скапливалось в кепке. Однажды за весь день никто не угостил его едой, и парнишка ближе к вечеру подкатился к киоску со свежей выпечкой, купил два пирожка с капустой, и в это время появилась мать. Увидев, что сын тратит «её законные деньги», как она считала, она устроила такой скандал, что Тимоха на всю жизнь запомнил – больше так делать нельзя. Пирожки она отобрала и выбросила тут же в стоящую рядом урну, дома не накормила парня ужином и пообещала, что если еще раз позволит себе такое, хоть одну копеечку потратит или кому-то пожалуется, отправит она его в дом инвалидов, а какие там страсти происходят, мальчик с детства от матери слышал и уже от одного названия этого заведения внутри возникал жуткий страх.
Рядом несли дежурство ещё несколько нищих. Бог знает, какое у них на самом деле было материальное положение! К Тимохе они сначала отнеслись недружелюбно – конкурент. Но потом, когда увидели, как он ест на их глазах, лихорадочно запихивает в рот куски – действительно оголодал парень, нищие смягчились. Теперь кто-нибудь из них среди дня мог поделиться с ним какой-нибудь едой, в основном, пирожками.
Пирожки в памяти парня были неизменно связаны с бабушкой – единственным человеком, который о нём по-настоящему заботился. Старушка любила мальчика. Она вязала ему тёплые вещички, подгоняла по размеру ту одежду, которую давали матери сердобольные люди. Старалась каждый день приготовить что-то сытное и вкусное, не жалея для этого сил. Даже если в доме была только мелкая картошка размером с грецкий орех, бабушка терпеливо чистила её, подрумянивала в духовке, посыпала укропом, и получалось блюдо — пальчики оближешь. При бабушке дома было тепло и уютно.
Но, самое главное, старушка живо интересовалась всеми делами Тимофея – знала его немногочисленных друзей, заставляла учить уроки (из школы к нему ходили учителя), просила, чтобы Тимоха читал ей вслух, пока она вязала. Бабушка часто рассказывала что-нибудь из прошлого. Вспоминала свою дочку, мать Тимохи, когда та была ещё не алкоголичкой с сизым лицом, а живой и бойкой деревенской девчонкой.
Была надежда, что она выучится, выйдет замуж, заживёт своим домом… Однако даже курсы не окончила – вмешалась любовь, а потом девушка забеременела, парень же растворился в туманной дали.
— Очень Люсеньке моей было обидно, что судьба с ней поступила так, — объясняла бабушка, перекусывая нитку, — Вот ей и показалось, выпьешь – развеселишься, на мир светлее смотреть станешь. Так и пристрастилась.
И сейчас Тимофей возненавидел бы мать за то, что по ее вине, скорее всего, он родился таким, что она к тому же, превратила его в нищего. Он ведь здоровым не был никогда, даже в раннем детстве не мог стоять на ногах. Но мать не сказала ему ни диагноза, ни прогнозов врачей. Скорее всего, она и не интересовалась этим — оформили парнишке инвалидность, и довольно. Но он помнил, что это бабушкина дочка, старушка её любила, и терпел...