Часть 1
Он был извлечен из глубокой ниши антресолей, где годами лежали высохшие старые мамины сапоги, с задранными от времени носами, туфли-лодочки, сумки, и прочая мишура, кажущаяся такой важной, каждой женщине, пока она жива. Антресоли – ящик, с законсервированной на долгие десятилетия памяти о прошлом.
Щелчок. Засветился, сквозь слой пыли, весело подмигивая, словно радуясь, что о нем вспомнили, и он кому-то ещё нужен, зеленый глазок индикатора. Нажата клавиша. Единственный, дребезжащий динамик, голосом Высоцкого, вырвавшегося из плена многолетнего забвения, запел: «В далеком созвездии Тау – Кита…». Ещё щелчок. Одна бобина остановилась, другая продолжала крутиться, сматывая на пол, метры старой магнитной ленты, тип 2, с осыпающимся напылением. Стоп. Щелчок. «О чем плачут гитары», «Так случилось», «Ночью, звезды вдаль плывут по синим рекам…» - старался старый динамик, завораживающим голосом Пьехи, исторгая многолетнюю обиду на хозяина, незаслуженно забросившего его в пыль небытия, на темные антресоли. Рядом лежали опутанные паутиной коробки с бобинами, хранящими на своих умирающих дорожках «цвет» бурно развивающейся, и так же незаметно и тихо умершей Советской эстрады.
Тяжелый, ламповый магнитофон «Айдас 9 М». Его подарила ему мама, в далеком шестьдесят восьмом, в день, когда он, Вячеслав Валерьевич Синичкин, получил свой первый «серпастый-молоткастый», в скромной, зелёной обложке. В уголке глаза навернулась не прошеная слезинка. «Сколько же ты ждал своего последнего часа, мой старый, забытый друг?» Долгих полвека пролежал ты в темноте и забвении. С того самого дня, когда меня проводили в армию, ты замолчал, и о тебе забыли. Как-то сразу, волной, накатили воспоминания.
Бурный, кипельно-белый, цветущий май. Девятый класс. Он с мечтательной улыбкой смотрит в окно, на миллионы солнечных зайчиков, резвящихся в молодой зеленой листве, где орут на разные голоса, ошалевшие от весны птицы. Мыслями он далеко. Рядом со Светкой. Сейчас она этажом ниже, в параллельном классе, и, наверное, так же отрешенно витает в розовых облаках. Первая любовь! От распирающих тебя чувств хочется обнять весь мир! Петь! Как же трудно ждать, когда закончится последний урок! - Синичкин! Славик! – слышит он как сквозь вату. - Хватит мух в окне ловить! Разве тебе не интересно, о чем я рассказываю? - «Историчка» пытается вернуть его на грешную землю. Конечно, рассказывает она интересно. Но, что может быть интересного в событиях тысяча восемьсот замшелого года, когда душа пленённой птицей рвется на волю, и из открытого окна дома напротив, бальзамом на душу льётся: «Может быть, пора угомониться, Но я, грешным делом, не люблю Поговорку, что иметь синицу Лучше, чем грустить по журавлю», из недавно вышедшего фильма «Доживем до понедельника». Мы со Светкой обязательно посмотрим этот фильм.
А вечером он наденет сшитые за сорок рублей туфли с ковбойскими каблуками, слегка расклешенные брюки, белую рубашку, связанную мамой жилетку, возьмет букетик пахучей лесной сирени, и отправится к знакомой пятиэтажке. И будет терпеливо ждать, когда Светка понесет выбрасывать мусор. Она будет долго жестикулировать руками у отодвинутой занавески, что -то объясняя ему, а он будет как китайский болванчик кивать головой, и счастливо улыбаться. Вынос мусора затянется до глубокого вечера. Забытое мусорное ведро будет стоять у контейнеров до утра, дожидаясь хозяйку. Потом наступит тягучая неделя одиночества, когда наказанная строгим отцом Светка, будет общаться с ним только на переменках, да по дороге домой. А он все равно, каждый вечер упрямо стоит под её окном, а потом идет на остановку. Из его транзисторного «Альпиниста», радиостанция «Маяк» транслирует эстрадную музыку. «Опять от меня сбежала последняя электричка…», - задорно поет Эдуард Хиль под бодрые шаги Славика.
Счастливое воскресенье! Светка сказала строгому папе, что идет на День рождения подружки, и поэтому их ждал насыщенный радостью день. Он нетерпеливо топтался невдалеке от дома, поглядывая на часы.
И вот появилась она! Весна по имени Светлана. В коротеньком ситцевом платьице в белый горошек, сбоку, на голове, огромный бант. В черных туфельках на невысокой шпильке. Ноги её с непривычки немного тряслись. Славка чуть не захлебнулся от восторга. Конечно, сначала старый, тенистый парк, с его головокружительными аттракционами, сахарной ватой, мороженым «Ленинградское». Глупые, железные автоматы с газировкой, из которых Славка, воровато оглядевшись, ловко выколачивал содержимое, а Светка громко смеялась. Танцы под раскидистыми каштанами, на площадке, где играл местный ВИА, а они, заслышав: «Жил в горах человек целый век. С бородой, и по имени Шейк», начинали танцевать под аплодисменты окружающих. Танцевали лучше всех. «Шейк» получался у них здорово!
Славка чувствовал себя миллионером. Накануне он сдал пустые бутылки, а утром смущенно улыбающаяся мама сунула ему в карман три рубля, сказав при этом: -Куда же ты, кавалер, собрался без денег? А потом, обещанное кино, где можно целых полтора часа держать в ладони теплую Светкину руку. Он робко пригласил её домой, и она неожиданно согласилась! Два часа они слушали подаренный мамой «Айдас» с дефицитными записями новых музыкальных групп, доставшихся Славику от соседа, звукооператора местного радио, совершенно бесплатно. Ближе к вечеру их ждала заветная лавочка в укромном уголке аллеи, где они самозабвенно целовались, и Славка, млея от счастья, вдыхал пшеничный аромат Светкиных волос.
Его радужный мир рухнул в одночасье, превратившись в серые, безжизненные развалины. Славка увидел их случайно. Они шли по ИХ заветной аллее. Он, её сосед по этажу, положил руку на её плечо, а она приобнимала его за талию, и они о чем-то оживленно беседовали. Потом, её соседка, рыжая Валька сказала: - Ты, Славка, слепой дурак! Так и не заметил, что Светка беременна. Носился с ней, как с писаной торбой, а она ждала разрешения на брак. Ей же нет восемнадцати!
На «выпускной» Славка не пошел. Он сидел на заветной лавочке, курил дешевый «Памир», соскребая перочинным ножом надпись, вырезанную им на спинке «Славик+Света» . Курил, кашлял, и снова курил. В этот вечер он впервые напился, купив в гастрономе неподалеку бутылку «Портвейна№13».
Мама не сказала ничего, печально покачала головой, и уложила его спать. Долго еще под ним кружилась и раскачивалась «пьяная» кровать, пока он, наконец не забылся тяжелым похмельным сном.
Душа его окаменела, и умерла совсем.
Она сидела в троллейбусе напротив Славки, и листала учебник по физике. Не выдержав его пристального взгляда, подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась.
- Девушка! А позвольте узнать ваше имя? – как элегантный джентльмен, спросил Славка.
- Юля, -еще раз улыбнувшись ответила девушка.
В институт они подавали документы вместе. Славка, первый же экзамен провалил с треском. «Да и черт с ним. Невелика потеря. Послужу в армии, а там посмотрим».
- Хочу воевать! – без обиняков заявил военкому Славка. Тот удивленно поднял брови. – Ишь ты! Вояка Влас! И где же ты собрался воевать, если не секрет, витязь ты наш былинный?
- Куда пошлете, там и буду.
- Похвальная решимость! – протянул полковник.
На перроне его провожала мама и Юлька. Славка обнял маму, а потом и Юльку. Поцеловал. Юлькины волосы пахли совсем не так, как у Светки.
Младший сержант Вячеслав Синичкин – командир зенитной установки Зу 32-2. Сегодня у них отобрали документы, и переодели в гражданское. На судах, в строгой секретности их доставят в Объединенную Арабскую Республику. Может в Сирию, может в Египет, и оденут в форму египетской армии.
Песок. Жара. Песчаные бури. Их батарея прикрывает новые зенитно-ракетные комплексы, грозу Израильских ВВС. За ними – Асуанская плотина.
Кто сказал, что к войне привыкнуть невозможно? Славка к ней не привыкал. Он был хладнокровен и безразличен ко всему. Порождение самой войны. Его называли сорвиголовой, обезбашенным, крутили у виска пальцем. Ему было абсолютно все равно. Часто, он сам, ради развлечения, ловил в прицел израильский самолет, и сам, хладнокровно, ни о чем не думая, давил на спусковой механизм. Одним меньше. Его расчет – ребята арабы. Они честно отрабатывают свой хлеб, но, очень рьяно выполняют команду «В укрытие!». Славка остается у орудия, и хладнокровно курит «Джебэл». Его наказывали, ругали, уговаривали. Он отвечал: «Есть! Так точно! Виноват!» и продолжал делать своё. А в тот черный день отзвонилась соседняя РЛС. – Идут на вас! Пятьдесят целей. Предельно низко. Видно, досадили вы им сильно, ребята! Готовьтесь! Зачем рисковать личным составом, решили отцы-командиры Египетской зенитной батареи ПВО. «В укрытие»! – последовала команда.
Славка деловито обошел установку. Заглянул в патронные коробки. «Все отлично, все в порядке. Встретим!» Привычно закурил. И вот они появились у линии горизонта. Зло гудящие шмели, штурмовики «Скайхок» шли плотным строем. Славка деловито выплюнул сигарету, уселся на место наводчика. Покрутил маховики доводки. Самолеты приближались. Ближе! Ближе! Славка потянулся к спусковому механизму. Стволы лихорадочно затряслись, выбрасывая снопы пламени. Неожиданно для него самого, один «Скайхок» вздулся огненным шаром, и разлетелся на куски. Есть!! Славка довольно потер руки. Он не заметил, как от ведомого сбитого штурмовика отделилась маленькая точка, и стремительно понеслась к земле. НУРС взорвался где-то рядом с установкой. Чудовищная сила подбросила Славку вверх, а у станины осталась его мелко подрагивающая правая нога. Их зенитную батарею, озверевшие израильские пилоты смешали с песком.
Каирский военный госпиталь. Когда он очнулся, страшно болела правая нога. Славка, как-то интуитивно понял, нет у него ноги. Фантомные боли. Что-то он слышал о таком понятии. «Финита ля комедия», как о ком- то другом, отстраненно подумал Славка.
Окончание рассказа здесь.
Уважаемые читатели! Не забываем ставить лайки, как всегда жду Ваших комментарии.