После смерти Марии Каллас музыкальный критик и биограф Ренцо Аллегри, получивший доступ к корреспонденции дивы, наткнулся на толстую пачку писем, аккуратно перевязанных желтой бечевкой и относящихся к периоду с 1954 по 1959 год. Пять лет триумфа Каллас, воистину золотой век "Ла Скала"! Нет сомнения, эти письма -- восторженные признания ее почитателей. Аллегри разворачивает первое письмо: "Каллас, ты -- cвoлoчь!" Остальные в том же духе: "Дорогуша, в среду вы выли, как собака", "Ворона, бери пример с Тебальди!" О боже, почему же Каллас не сожгла, не выбросила, а, напротив, так заботливо сохранила, -- среди фамильных реликвий! -- эти отвратительные анонимки, полные ругательств, пошлых замечаний, угроз и желчи? Не хотела ли она этим сказать, что ее жизнь, которую все привыкли видеть в розовом свете, была полна травли и невзгод?..
Золушка и её канарейки
Мария появилась на свет в недобрый час, и она не была желанным ребенком. В 1922 году аптекарь Калогеропулос (Каллас) наспех продает свою лавку и вместе с беременной женой и дочкой Джекки покидает родные места, где все напоминает ему о маленьком сыне, которого унесла эпидемия тифа. Семья мужественно преодолевает тяготы долгого плавания, чтобы начать новую жизнь в Штатах. Евангелия Калогеропулос лихорадочно готовит голубое приданое для младенца, она уверена, что родит "наследника". В греческой семье мальчик -- бог, только он один мог бы положить конец разладу между супругами, погасить боль утраты маленького Василия. Поэтому, разрешившись от бремени в нью-йоркском Флауэр-Хоспитал -- увы, это девочка! -- жена аптекаря не скрывает разочарования: "Уберите, не желаю ее видеть..."
Это равнодушие проскальзывает во всех мелочах, связанных с рождением Марии: ее имя не было записано в регистрах клиники, она никогда не имела метрики, день ее рождения -- 2, 3 или 4 декабря? -- по сей день остается загадкой. "Официально" Мария Каллас никогда не существовала...
Мария росла "в тени" Джекки, "любимой" дочери, безуспешно пытаясь отвоевать у нее хоть толику материнской любви. Евангелия вознамерилась сделать из своей "способной" дочки великую артистку: по этому случаю было куплено пианино и приглашен учитель музыки.
"Бестолковая" Мария перенимала все, чему училась сестра, нет, не из-за любви к искусству, а чтобы обратить на себя внимание мамы. И ей это удалось. Евангелия не стала нежнее, но забросила Джекки и принялась таскать Марию на школьные радиоконкурсы и благотворительные концерты. Ее, похоже, ничуть не беспокоили комплексы дочери и животный страх, который испытывала нескладная, грузная, прыщавая девушка в толстых очках, выходя на публику. Мать повторяла всем и вся, что раскрыла в Марии божий дар.
Год 1936-й стал годом окончательного разрыва между супругами Каллас. Евангелия с дочерьми возвратилась на родину. Благодаря протекции греческих родственников Мария поступила в Национальную консерваторию, которую вскоре бросила. Она говорила, что большему может научиться у своих канареек -- Давида, Стефанакоса и Эльвиры, чем у маэстро сего заведения.
Мария могла часами слушать своих птах: она брала их на руки, поглаживала горлышко, пыталась разгадать тайну "бесконечного сопрано"... Термин этот спустя многие годы будет применяться к голосу самой Каллас: она одна могла спеть в трехдневный промежуток такие контрастные партии, как Брунгильды и Эльвиры из "Пуритан", не рискуя сорвать голос.
Мария была настоящей Золушкой: она мыла и пела, пела и мыла. Ей надлежало блюсти порядок в доме, заботясь о пышном гардеробе матери и Джекки, помолвленной с богатым судовладельцем Мильтоном Эмбрикосом. К счастью, как и положено в сказках, ей было не миновать встречи с Доброй Феей -- в лице Эльвиры де Идальго, еще молодой испанской дивы, наперсницы великого Карузо. Идальго приехала в Грецию в качестве туристки, да так там и осталась до конца войны. Рафинированная испанка разбила в стенах своего афинского дома великолепную оранжерею, где принимала учеников, поглаживая чашечки ярких экзотических цветов. Там она впервые увидела Золушку, по ее собственному выражению, "толстую, дурно одетую девицу в школьном переднике, в кое-как нахлобученном берете, которая голосила, как труба иерихонская.
"А какой тембр! Она мне сразу понравилась. Я поняла -- без меня бедняжке не справиться".
Идальго взялась за Марию и делала это бесплатно. Она, казалось, забыла обо всех остальных учениках. Она не только учила ее петь, но и занималась с ней итальянским языком, музыкальной литературой, актерским мастерством. Каллас как тень следовала за своей благодетельницей.
В годы гитлеровской оккупации Идальго буквально вытащила ее со дна. Тогда многие женщины подрабатывали проституцией, чтобы прокормиться. Мария была из их числа. Мать насильно выталкивала ее на тротуар -- "поразвлечься в компании солдатиков".
Благодаря хлопотам Идальго Марии удалось устроиться хористкой в Оперу. У нее уже не оставалось времени на танцульки, а ее жалование теперь с лихвой покрывало семейные расходы.
Карьера Каллас только еще начиналась: она прыгнула из хористок в примадонны, спела Тоску, Леонору, Сантуццу. Но в 1945 году новая администрация Оперы отказалась заключить с ней контракт, сославшись на ее темное прошлое -- разве она не сотрудничала с нацистами? Оскорбленная Каллас уезжает в Америку, к отцу.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
Ирина Смирнова (с) "Лилит"