Утром, как только запахло рассветом, вышли. Тёмное небо едва-едва светлело. Предрассветный бриз гнул голые верхушки деревьев и дымы первых затопленных печей. Пахло предзимьем. Горечь древесного дыма, вмешанная ветром в воздух, подчёркивала свежесть морозного запаха. Маг тянула носом и куталась в плащ. Плащ был явно с чужого плеча, тонкий и большой, слишком свободный, он скрывал её до самых пяток, собирая на себя дорожную грязь, но скрывая от посторонних досужих глаз слишком богатое для человека платье.
Маркус понимал: не было у неё возможности переодеться. Была бы магия, можно было бы и платье заколдовать, и внешность изменить. А раз магией пользоваться нельзя без риска быстро сдохнуть, то и приходится...
— Что это?
— М?
— На коже?
Маг непонимающе провела ладонью по щеке и полезла за зеркальцем.
— Да нет!..
— А... Краска. Отвар.
Спрятать слишком белую кожу — от этого почему-то заныло сладко в сердце. Маг всё-таки достала зеркальце, поправила шаль: чтобы ни один волосок не выглядывал.
Не доходя до ворот, остановились.
Вдоль стены считалось правильным оставлять незастроенное «поле огня», и получалось, что городские дома от стены отделял широкий проезд, с одной стороны стена с её лесенками и опорными службами, с другой — мирные домики с окошками в шторочках и цветами в кадках. У самых ворот стена словно прорастала в город всякими караулками, постами, воротными механизмами и защитными хитростями вроде надворотных стрелков и чанов с текучим огнём.
Ворота по ночному времени закрыты, но под приворотным фонарём уже собирались желающие покинуть город пораньше.
До граничного поста как раз день, если конным. Вот и старались путники весь короткий осенний день использовать с толком.
Наконец заскрипел ворот, поднимая решётку, потом сонные стражники распахнули створки, но не выпустили никого.
Вдаль уходила серая, разбитая колёсами на две глубоких колеи дорога. Терялась в туманной дымке ещё не начавшегося рассвета. Туман кутал придорожную высокую траву и голые кусты, словно пытался добавить им уюта и приятности для глаз. Надо всем этим уже светлело небо, обещая яркий день, полный солнца и тепла. Последнего, ласкового, осеннего. Мягкого, как любовь старенькой бабушки к внукам.
Народ, волнуясь, галдел. Переговаривались, возмущались, наконец, самый смелый или самый торопливый, выкрикнул общий, интересовавший всех, вопрос:
— Пошто не выпускаете?!
— Не велено!
Светлая смотрела на волю, туда, в рассвет и туман и не сразу услышала всего этого, а вот Маркус напрягся, как только не позволили пройти.
Он взглянул на мага, та ответила ему таким же взволнованным взглядом. Сердца у обоих дрогнули, предчувствуя беду. Ждали ещё. Изо рта от дыхания поднимался пар, где-то за стенами всходило солнце и небо светлело, становилось бледно-жёлтого цвета, как спелая рожь или ранние яблоки.
Маг куталась в плащ и смиренно ждала. Маркус видел, что она замёрзла в своём тонком плаще и странном, то ли вечернем, то ли и вовсе бальном платье.
Эх, добраться бы до свеев! День, день пути! Там и заработать можно, и одежду по погоде прикупить, и огоньком согреться. Сейчас нельзя даже огонёк... Маркус бы обнял светлую, но это тоже было нельзя. Как огонёк засветить магический — нельзя.
Наконец, вышел из караулки стражник, в чёрном мундире с двумя рядами медных пуговиц, в каске с плюмажем, объявил:
— Досмотр документов.
В толпе зароптали:
— Это с какой же такой стати-т, а?
— Вчера ещё никаких досмотров не было!
— Распоряжение со вчерашнего дня! — стражник размахивал длинным свитком с кучей печатей на шнурках, — Зачитать?
— Да не, неча время терять! Давай уже, пропускай!
Люди одобрительно загалдели и стали выстраиваться в послушную очередь.
— Чёрт... — маг полезла в поясную сумку. Выудила из синей пухлой тетрадки тонкие, почти папиросной тонкости, листы. Маркус вдруг понял, что у неё нет персоны — документа, подтверждающего личность. У магов их вообще не было никогда. Маги официально подчиняются Серебру и только. Кроме того, истинные маги не врут. Зачем документ, когда можно просто спросить? Только твердорождённые, только люди по рождению имеют какое-то подданство.
Стражник застёгивал свой мундир, Маркус, медленно продвигаясь в очереди к нему, разглядывал бумаги в руках светлой. Нет, только письма.
Он перехватил её руку в перчатке, прошипел:
— У вас нет персоны!
— И как ты догадался?! — таким язвительным голосом можно выжигать.
Маркус потянул её прочь из очереди, маг выдернула руку:
— Нет! Если выйдем сейчас, значит, признаемся... О!
Она поняла, что у него-то, рождённого человеком, есть нужная бумага. Кивнула, чуть подтолкнула его в спину.
— Иди. Иди так, будто меня не знаешь. И сможешь уйти.
— А...
— Я что-нибудь придумаю. Давай!