Он вывернул её запястье, отбирая клинок. Маг опустилась на колени. Пузырь летел над городом. Внизу мелькали знакомые улицы, уютные домики под черепицей, с цветами и шторами на окнах, из труб поднимались дымки и тёплые огни освещали улицы. Когда этот рай стал адом нетерпимости?
— Гхарус, они же их убьют...
Тёмный присел на корточки, клинок светлой обжигал, не даваясь захватчику. Поэтому захватчик перекидывал его рукоять из руки в руку, как картошку, выхваченную из огня.
— Тёмный, верни меня! — смотреть грозно, сидя на коленях, упираясь кулаками, — это у неё получалось.
Гхарус ухмыльнулся, глядя на неё исподлобья:
— Не-ет. Иначе они убьют тебя.
— Чтобы убить меня, надо очень постараться.
— О, они постараются. Не сомневайся.
— Гхарус, там же дети...
Тот пожал плечами:
— Тверды убьют детей твердов. Что мне за дело?
— Они маги, как и ты.
— Они светлые маги, как и ты.
От клинка вспыхнули кружева на манжете его блузы. Мерзко запахло жжёной материей. Тёмный прихлопнул огонёк, и пошёл вонючий дым.
— Слушай, они спасутся. У них есть фора и твои наставники. Да и цель — не они. Цель — ты.
Фыркнула:
— Я-то им зачем?
— Не им.
Маг обернулась в сторону дворца. Отсюда его не было видно.
— Чёртов Корил...
— Ага.
— Зачем ему я?
— А то ты не знаешь... Тебя можно показательно сжечь, доказав всему миру превосходство твердов над серебром. И отомстить отцу.
— Мёртвому уже, – она помолчала, — Моя смерть докажет только дикость княжества и князя.
— Да, — тёмный кивнул, — Но он считает иначе.
Прижала руки к вискам:
— Гхарус, это бред! Верни меня к...
— Нет. Я подержу тебя до рассвета, пока не закончится это безумие, — он кивнул вниз, себе под ноги, на упавшего мужчину, которого забивали палками, — А потом оставлю тебя за городом. Тебе лучше уходить к границе. И... — он поднялся на ноги, — Лучше не пользоваться магией, пока не покинешь княжество.
На её вопросительный взгляд ответил:
— Мы должны будем отвечать на каждый случай «применения нежелательной магии».
Светлая смотрела внимательно, пытаясь пробраться в его душу. Что ж... Пробирайся. Тёмный фыркнул.
Подкупить тёмного нечем — деньги ему без надобности, всё, что ему нужно — это тёмные столицы, они составляют его власть, его силу. Жалости в нём нет, милосердия — тоже.
Маг молча отвернулась и больше не сказала ни слова.
Оставляя её утром у дороги, тёмный попытался сунуть ей денег. Маг, всё так же молча, развернулась и пошла прочь.
Светало, от реки поднимался туман. Он будто цеплялся за почти голые ветви придорожных кустов, повисал мягкими облачками на фоне оранжевого, розового, палевого полосатого неба. Дорога чуть поднималась, и оттого казалось, будто она уводит прямо в небо, прекрасное, как витраж или спелое яблоко. Чёрная прорезь дороги посреди пожухлой травы и полыхающие небеса. Гхарус поёжился: небеса словно в гневе на те реки крови, что пролились сегодня ночью. И в этот гнев сейчас уходит одинокая... его враг. Побеждённый. В одном платье против целого мира.
Тёмный догнал, всунул в руку кошель:
— Ты не дойдёшь без денег и магии.
Светлая посмотрела на него пустыми серебряными глазами:
— Я слышала каждую смерть, Гхарус.
Тёмный помолчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Прости.
Он чуть сжал её плечи.
Где-то далеко за её спиной горела, отражаясь в низких облаках рыжим заревом, её школа и её прошлая жизнь.
— Убей меня, Гхарус. Ты же можешь.
— Могу. Но ты мне нужна живой.
— Сволочь, — её улыбка была похожа на гримасу плача, — Ты же мог спасти их, всех!
— Не мог. Ты знаешь, — он взглянул ещё раз, будто запоминая её, — Прости, светлая!
Гхарус исчез. Наверное, завернулся опять в карман. Светлая подняла свой клинок и пошла прочь, находу убирая его в ножны. Прочь от города, от всего, что было её жизнью.
В темноте проулка подняла светлый, как горное озерцо, взгляд на Маркуса:
— Все предают. Все.
— Я... никогда!
Она только усмехнулась и качнула головой.
— Клянусь!.. Я... — прижал руки к груди, убрал за ухо упавшую на лицо прядь, и снова прижал.
— Пойдём, Маркус, нам надо где-нибудь переждать ночь.