Месть была жестокой и изощренной, но неожиданностью для меня не стала. Изначально предполагалось, что это будет наказание, но что-то пошло не так.
Катя, Никита и Юля были моими лучшими друзьями. Мы учились в одном классе, но дружить начали с детского садика.
Как и практически в любом коллективе, в нашем был изгой — Вика, которая пришла к нам после шестого класса. Она жила в детском доме, думаю, именно это и стало причиной такого отношения к ней.
Как мы издевались над ней, описывать не буду, все учились в школе, все всё знают. Я говорю «мы», хотя лично я ничего плохого Вике никогда не делал. И все равно «мы», потому что ничего хорошего тоже не было. Я не обращал внимания на то, как мои друзья издевались над ней, хотя и мог бы. Говорят же, что нет ничего страшнее равнодушия. Учителя пресекали издевательства над Викой, вызывали в школу родителей особо отличившихся, но они не могли быть рядом с Викой постоянно.
Все закончилось 13 мая, когда Вика повесилась. В записке она написала: ненавижу вас всех. Конкретных имен не было, но всем и так всё было понятно.
Меня ни в чем не обвиняли, но сути это не меняло. В шестнадцать лет я понимал разницу между «не виноват» и «равнодушно наблюдал за происходящим».
ненавижу вас всех
— Она сама виновата, — так отреагировала Юля на случившееся, — никто её не заставлял это делать.
— Закрой рот, — сказал я ей устало, — просто закрой рот.
— А ты вдруг таким хорошим стал, да? — закричала Юля.
— Мы все виноваты в том, что случилось, — ответил я, — пройдет время, это… забудется, но я не хочу больше с вами дружить. Мы больше не друзья.
Не буду описывать свое состояние, не вижу смысла, думаю, это и так понятно. Как может чувствовать себя человек, который, пусть и косвенно, но виноват в смерти другого? Апатия, подавленное состояние, чувство вины… бесконечное чувство вины, злость.
Я был единственным из нашей компании, кто пришел на похороны, и мне за это отомстили.
Со дня смерти Вики прошло девять дней. Я пошел на кладбище, чтобы положить на могилу цветы. Там меня уже ждали, и я ничего не мог сделать, потому что их было больше: Никита, Юля и двое парней из параллельного класса. Но идея наказать меня пришла в голову именно Юле.
— Решай здесь и сейчас, ты с нами или с ней, — сказала Юля.
— Что значит «с ней»? — поинтересовался я, — повесите меня?
— Зачем же? Мы придумали кое-что поинтереснее, — ответила Юля. Никита не вмешивался. Он предпочитал наблюдать за происходящим со стороны. Мог я его в этом упрекать? Кто угодно, но только не я.
Один из парней, которых Юля пригласила поучаствовать в моей… казни, толкнул меня в спину. Я упал на могилу, зарывшись ладонями в песок, попытался встать, но все тот же парень схватил меня за шею, удерживая на коленях. Перед Юлей. Чувствовал ли я себя в тот момент униженным? Нет. Это были не те люди, чье мнение меня волновало.
— Обзови её, — сказала Юля, — кем она была на самом деле? Ну, давай же. Быстро.
— Или что?
— Он не хочет подчиняться, — обратилась Юля все к тому же парню, — действуем по плану.
Никита отвернулся.
Меня рывком поставили на ноги, а потом заставили смотреть, как Юля глумилась над могилой. Она топталась по ней, переламывала цветы и разбрасывала их вокруг себя, порвала фото, говоря про Вику всякие гадости и смеясь. Потом наступила очередь венков.
Сначала я наблюдал за всем этим спокойно, находясь в каком-то жутком ступоре. Потом начало отпускать. Я пытался вырваться из держащих меня рук, кричал, чтобы они прекратили. Просил. Умолял.
— Пусть молит на коленях, — со смехом ответила Юля, — хотя… нет. Пусть смотрит.
Не знаю, как долго это продолжалось. Вечность, наверное. Может, чуть дольше. Потом парни оттащили меня к могиле, в которой завтра или послезавтра должны были кого-то хоронить, и сбросили меня туда. Поступок не более жестокий чем все то, что они делали со мной до этого.
Я попытался встать, но не смог. Перед глазами все плыло, а потом наступила спасительная темнота.
Когда я очнулся, то обнаружил себя лежащим на убранной могиле Вики. Её разорванной фотографии не было, как не было растоптанных и переломанных цветов. Венки аккуратно стояли вокруг могилы. Судя по грязи под ногтями и перепачканной одежде, все это сделал я — я убрал могилу Вики.
Был ли смысл в том, чтобы мстить Юле? Если и был, то я его не видел. Она позвонила мне уже вечером, плакала и просила прощение. Я молча выслушал её, потом прервал связь.
Просить прощание ей нужно было не у меня. Думать о случившемся не хотелось. Я не понимал, как мог дружить с… этими. Отличался ли я как-то от них?
Ночью я проснулся и понял, что плачу. Мне снилась Вика. Она долго смотрела на меня, как будто обдумывая что-то, потом тихо сказала одно единственное слово.
прощаю
Когда я проснулся среди ночи с мокрым от слёз лицом, дрожа от ужаса, в комнате пахло землей и… смертью. Да-да. Именно смертью. Тот самый запах, который чувствуешь иногда в морге, если кабинет, где вскрывают трупы, находится через стену. Но запах свежей земли был страшнее.
Я поднялся с кровати, чтобы попить воды, и увидел на полу грязные следы. Глотая слезы, я убрал грязь и снова лег, спрашивая себя, неужели теперь так будет всегда. Да, я не заступился за Вику, но ведь я такой был не один.
На следующий день ближе к обеду по городу поползли мрачные и тревожные слухи: кто-то разграбил одну из могил на кладбище. Я знал, чья это была могила.
И я знал, что её не разграбили, случилось кое-что гораздо страшнее.
Тело Вики исчезло.
Этим же вечером мне позвонила Юля. Было около двенадцати, но я не ложился, все равно уснуть не получилось бы: было страшно.
— Кто-то был в моей комнате, — Юля плакала. По голосу чувствовалось, что она в ужасе.
— Все вещи разбросаны по комнате, дневник… кто–то порвал мой личный дневник. Мне страшно.
По крайне мере ты не стояла на коленях и не была вынуждена наблюдать, как кто-то это делал, — подумал я, но злости не было.
— По всей комнате земля, — продолжала Юля, — кто это делает и зачем?
— А ты встань на колени и моли, чтобы я ответил тебе, — сказал я и рассмеялся, глядя в темное окно. Что было за ним? Только дождь или…
— Зачем ты так? — закричала Юля.
— Пересмотрел многие жизненные принципы, пока лежал в той могиле, — ответил я. Пока лежал и пока убирал её могилу.
— Прекрати, — прошептала Юля, и я прекратил.
— Я не знаю, кто это сделал, — ответил я, — Юля, почему ты звонишь мне? Звони тем двоим, которые были с нами на кладбище. И можешь передать им, что я это так не оставлю. Выловлю по одному и разберусь.
— Прийди ко мне, — попросила Юля.
— Отвали от меня, — ответил я, — и не жди, успокаивать не буду. Ты хочешь, чтобы я тебе сказал: это не она пришла к тебе, да? Не она разнесла твою комнату, как ты разнесла её могилу. Этого ждешь? Так вот: я не знаю.
Вика не пришла ко мне этой ночью, она пришла к одному из тех парней, который швырнул меня в могилу. Не знаю, почему она выбрала именно его, не знаю, что конкретно произошло, он просто сошел с ума. Стены в его комнате были исписаны фразой «я видел её».
Вика порвала личный дневник Юли, но несколько записей сохранила. Эти записи обнаружили у себя наши одноклассники.
Они узнали о том, что Юля так тщательно скрывала ото всех. О том, например, что Юля была влюблена в меня с пятого класса. О том, что она издевалась не только над Викой. Они узнали об угрозах в адрес девочки, которая мне всегда нравилась, а я узнал, почему эта девочка вдруг перестала общаться со мной.
Они узнали о том, что случилось на кладбище. Они и их родители.
— Что теперь будет? — спросила меня Юля. От неё прежней — наглой, красивой, уверенной в себе — не осталось ни следа. Передо мной стояла испуганная и забитая девочка, от которой отвернулись все.
— Теперь у нас всех будут огромные проблемы, — ответил я.
— У тебя их не будет, — сказала Юля, — ты тут не при чем.
— Ты думаешь меня это волнует? Ты думаешь, я переживаю по этому поводу? Не об этом волноваться надо.
Юля молчала.
— Она приедет к тебе, — сказал я, — Юля, она придет. И ты знаешь, что делать. Встанешь на колени и будешь умолять её, простить тебя. Может быть, она сжалится.
Может быть…
После разговора с Юлей я пошел к Веронике, девочке, которая мне нравилась.
— Это все правда? — спросила она, глядя на меня так, как будто… ну, потрясено, наверное, — они это все сделали с тобой?
Я пожал плечами. Мне не было все равно, и я не пытался сделать вид, что мне все равно. Я просто не хотел думать об этом. Не сейчас.
— Ты стоял на коленях и плакал? Ты плакал?
Я смотрел на Веронику и молчал. Плакал ли я? Если и плакал, то не понял этого.
— Они бросили тебя в…
Я помотал головой и прикусил нижнюю губу, взглядом прося её замолчать. Она замолчала.
— Просто иди ко мне, — сказал я. Вероника подошла, и я обнял её.
Вика пришла к Юле. Мы никогда не обсуждали этого, но я знал. Прочитал это в её глазах. Она позвонила мне утром.
— Я больше не буду мешать тебе и Веронике, — сказала она сдавленным голосом, видимо, проплакала всю ночь, — прости меня. Я уже звонила ей, она меня простила.
— А она? — спросил я, — она тебя простила?
— Я надеюсь, — ответила Юля шепотом.
Вика ушла насовсем, но оставила память о себе. Юля так и осталась забитой и никому не нужной девочкой.
Почему Вика простила меня? Этого я не знаю. Решила, что каждый из нас имеет право на ошибку?
— Ты ей нравился, — сказала Вероника, — об этом знали все, кроме тебя. И ты понял, что был не прав. Ты попросил у неё прощения.
Тело Вики так и не нашли. Наверное, она сделала это специально. Она простила нас, но… но вдруг когда-нибудь она решит вернуться?