Разговор зятя был длинным, слащаво-отталкивающим, и Степан Авенирыч не мог больше это слышать. Он резко вышел из своего угла....
Он быстро почти вплотную подошёл к зятю. Тот открыл рот в удивлении, застыл на полуслове и очень испугался, пытаясь отключить мило воркующий голос любовницы Кати, никак не попадал на кнопку.
Степан смотрел на зятя снизу вверх и молчал. Он глядел ему в лицо и ненавидел всем нутром. Сейчас он чувствовал, что не просто зол за измену дочери, он просто понял, раскусил, наконец, Алексея.
Разглядел то неприятное, что угнетало и раньше, что было в зяте, несмотря на лоск и молодость. Оно, это неприятное, сидело в нём так глубоко и было прикрыто так тщательно, что и не сразу поймёшь.
Первый испуг Алексея прошёл и он, приняв независимый вид, взял себя в руки:
– Степан Авенирович, я не видел Вас. Простите. Надеюсь, мы договоримся и поймём друг друга. Как мужчина мужчину поймём. Вы же не хотите причинить боль дочери, внуку, не хотите разбить нашу семью?
Тесть молчал и продолжал смотреть на него с какой-то жалостью.
– В конце концов требуйте, что хотите. Я всё исполню. Только Лену не оповещайте об этом разговоре! Пожалуйста. Чего Вы хотите?
– Лучше б ты от себя что-нибудь потребовал, – произнёс тесть.
– Ну, знаете ли! – Алексей забегал по коридору, – Вы понимаете, что начнётся, если Вы откроете рот? Вы причините такие страдания дочери!
– Ты зачем на ней женился? – спросил Степан. Он никак не мог понять это двуличие.
– Как зачем? – Алексей на секунду задумался, – Я люблю её. А Вы, Степан Авенирыч, не поп, а я – не на исповеди. И она Вам не поверит, я всё буду отрицать! И вообще, Вас наши с Леной отношения не касаются. Вы вообще ничего в нашей жизни не смыслите, думаете мы живём, как вы там, в своём колхозе, ан – нет. У нас тут сложнее, другие законы, и Вам их не понять...,– зять остановился, – Скажите лучше – Лена узнает это? Или как мужик мужику....
– Да какой ты мужик!
Зять продолжил разглагольствовать.
В виски тяжело толкалась кровь, к глазам подступала боль и темнота. Степан присел на кушетку в прихожей, а потом натянул свои сапоги, надел куртку и с трудом вышел во двор. Хотелось на воздух, подальше от этого пустого болтуна.
Там он сразу упал на мокрую скамью, тяжело дыша. Надо было раздышаться, вдохнуть чего-то чистого после этого мерзкого разговора, от которого грудь наполнилась чем-то тяжёлым и пакостным, отчего не дышалось.
Так хотелось оказаться сейчас дома, а лучше там у реки, и не ведать того, что узнал только что. Но тогда и дочь бы жила в неведении. А сейчас? А что сейчас!
Сейчас её отец камнем ей на плечи повесит большую беду, которую и не расхлебаешь. Сейчас он собственноручно сделает из счастливой женщины самую несчастную обманутую, переживающую предательство.
Сердце опять зашлось. А надо ли говорить Лене об этом? Надо ли? Может зять и прав ... Была бы жива Сима, она бы рассудила, она мудрая, а самому так трудно...
Тучи спустились ниже, и вдруг пошёл снег. Он тихо падал в большие лужи и таял. Мир кажется просветлел и сразу стало легче.
Семён вспомнил, как когда- то давно, когда они только начинали встречаться с Симой, он, ещё стеснительный парень, зашёл с её отцом к ним во двор по каким-то рабочим делам. Попросил воды не потому, что пить хотелось, а чтоб побыть с ней подольше, заглянуть многозначительно лишний разок в глаза.
Она вынесла ковш с водой, он глотнул. А потом они разговорились, откуда-то вдруг взялось у него красноречие, и он рассказывал ей что-то про устройство трактора, а она смотрела...так смотрела. Она тогда всё и поняла.
А потом вдруг вот также неожиданно вдруг пошёл снег. Снежинки падали в ковшик с водой и красиво таяли там, а они наблюдали. Не потому что не видывали такого, а чтоб подольше вместе побыть. Расставаться не хотелось.
Степан сидел до тех пор, пока зять демонстративно с пафосно-обиженной физиономией не вышел из дома. Он прошёл к автомобилю, резкими порывистыми движениями походил вокруг машины, что-то там делая, и уехал, хлопнув дверцей.
Степан с трудом поднялся с мокрой скамьи и отправился в квартиру. Сейчас на третий этаж он первый раз поехал на лифте, не было сил.
А когда разгорячённые и счастливые от внезапно наступившей зимы в квартиру ввалились Лена с Арсением, он уже натянуто улыбался. Не мог он нарушить это счастье сейчас. Не смог и потом.
Вот только дочь – не слепая. То, что с отцом что-то произошло, заметила сразу.
– Папа, ты бледный! Что случилось?
– Ничего, Лена, всё хорошо, устал просто. Плечо вот что-то свело.
– Может в больницу? А Лёша дома был?
– Был ... да, заходил ненадолго, – Степан отпустил глаза и ушёл в другую комнату.
Лена всегда была интуитивно чуткой. Почувствовала и сейчас. Отец не умел врать, его лицо выражало всё. Вот и сейчас она увидела горе в его глазах. И сразу поняла отчего.
То, что Алексей её не любит, она ощутила давно, но всё надеялась, что ситуация изменится. Но в конце концов поняла: он просто не способен любить. Умение любить не входит в его жизненное биополе. И как ни старалась Лена это поле пробить – ничего не вышло.
Перед её глазами был один пример большой настоящей любви – её родители. И она никак не могла представить себя состарившейся рядом с Алексеем. Картинка не складывалась.
Как ни пыталась за эти дни она скрыть от отца свои плохие предчувствия и подозрения в отношении мужа, видимо не вышло. У неё не было никаких доказательств, а выяснять и следить было ни в её характере.
Но убеждения всё росли и росли. А тут ещё и отец! Он кажется всё понял или что-то узнал.
Лене нужен был один толчок, одно доказательство, всего лишь повод, и на этот раз она перешагнула через свои принципы.
Уже на следующий день по своим каналам Елена его раздобыла: позвонила знакомой, попросила об услуге, и вскоре узнала, что никакой командировки у мужа нет, а есть – небольшой, скрытый от неё, отпуск.
Вечером они с Сенькой провожали деда на поезд. Алексей сказал, что занят. Степан Авенирыч собирался с трудом, сам не понимал, как так случилось, что подкосила его эта история с зятем. Уезжал с тяжёлым сердцем. Дочку решил не расстраивать, но сомнения угнетали. Прав ли?
Лена замечала это, она уже накупила ему лекарств. Но никак не могла улучить момент, чтоб поговорить с отцом – рядом крутился сын. С ним разговор ещё предстоял.
А когда на вокзале Арсений убежал купить деду бутылку воды, Лена, наконец, сказала:
– Пап, ты ж всё понимаешь. Я от Алексея ухожу.
Отец широко распахнул глаза и облегчённо вздохнул:
– Да ты что!
Лена улыбалась.
– Ага, и, по-моему, ты и сам догадался, что он непорядочный?
Отец развёл руками.
– Уже квартирантам позвонила, скоро они съедут, – Лена подняла голову и посмотрела на падающий снег, – И ты знаешь, пап, мне так хорошо сейчас, так свободно стало, как будто я где-то высоко-высоко над миром! Как камень с души... Веришь?
– Верю, дочка! Больше всего верю, что ты должна быть счастлива!
– Буду, пап. Теперь точно буду!
У Степана Авенирыча не сразу, а постепенно, начиная уже с дороги, переставало болеть за грудиной и отпустило плечо. Лекарства не потребовались.
Теперь есть, с чем пойти к Симе, теперь есть для неё – хорошие новости.
***
Как важно каждому родителю – личное счастье детей! Очень важно!
А дети, которых любят, становятся взрослыми, которые умеют любить ...
Я поздравляю всех читателей с праздником Крещения Господня! Чистых вам помыслов, светлых дней, счастливых детей!
Спасибо, что прочли рассказ. Делитесь с друзьями, если он понравился, и не забывайте о лайках и подписке! Буду очень благодарна)
И ещё читайте на канале: