Проходя мимо церкви, Марина почувствовала странное беспокойство. Её с непреодолимой силой тянуло туда, внутрь. Был вечер, служба закончилась, и в храме было всего несколько человек, тех, кто ждал батюшку для личной беседы. Марине говорить было особо не о чем, и она встала в сторонке.
Вышел батюшка, и направился в сторону Марины. Сразу несколько женщин пошли ему на встречу. Марина собралась было отойти, чтобы не мешать, но тут до её ушей долетела фраза:
— Отец Александр, помогите! Спасите сына! — видно было, что женщина в отчаянии.
Разглядев её получше, Марина узнала в ней мать одноклассника своего сына. Она видела женщину не раз на родительских собраниях, просто не сразу узнала её в платке. Теперь любопытство пригвоздило Марину к месту и она стала жадно вслушиваться в разговор.
— Понимаете, — продолжала женщина, — мой сын отпал от церкви несколько лет назад. Он стал взрослеть, и у него появились друзья, которые смеялись над ним, над нашей верой, и он сдался. Потом они снова начали смеяться над ним, теперь за его стиль в одежде и в итоге он остался и без веры, и без друзей...
— Да, я помню, вы говорили, — ласково сказал батюшка, молодого человека, кажется, зовут Евгением?
— Да, да! Вы вспомнили... — женщина улыбнулась, но тотчас лицо её стало озабоченным, она протянула батюшке несколько рисунков.
Тот нахмурился, просматривая их.
— Боюсь, дело серьёзное, — наконец сказал он, возвращая ей рисунки, — молитесь за него, матушка, материнская молитва чудеса творит. И я буду! Но, если он не ходит в храм, вам, наверное, следовало бы найти хорошего специалиста, врача-психолога, а может и психиатра.
— Эх, батюшка! Где ж его, хорошего, найти? Разве что... вы посоветуете?
Батюшка развёл руками. Женщина, поблагодарила и на том, и взяв благословение пошла на выход. Марина догнала её. Женщина не сразу признала её, пришлось напомнить, что виделись они на школьных собраниях.
— Извините, я не помню, как вас зовут, — сказала Марина.
— Галина, — одними губами улыбнулась женщина.
— А меня Марина. Я должна признаться, что невольно слышала ваш разговор с батюшкой.
— Вы... вы, надеюсь, никому не расскажете? — в глазах Галины мелькнул ужас.
— Простите, я слышала не всё, только часть... дело в том, что я врач, психолог. Я могу попытаться помочь вам, и разумеется, всё это останется между нами, — сказала Марина.
— Правда? — на глаза матери навернулись слёзы и она протянула Марине рисунки, которые только что смотрел батюшка.
Они были ужасны: чёрные лица с крестиками вместо глаз, страшные, с перекошенными ртами лысые уродцы с растопыренными пальцами... всё это выглядело достаточно жутко. Но самым тревожным Марине показалось то, что на всех рисунках, на заднем плане было изображение повешенного. На одной картинке он был нарисован, как тень, на другой — словно отражение в зеркале...
— Ваш сын где-то учится рисованию? — спросила Марина, — очень... профессиональные рисунки.
— Да, сначала он ходил в кружок, в Дом Творчества, затем перерос его и брал уроки у своего преподавателя. Тот углядел в нём талант, и занимался с Женей бесплатно, готовил в Строгановку, — Галина достала платок и промокнула глаза, — скажите, вы сможете помочь? Или моего мальчика заберут... в психушку?
— Зачем же сразу "в психушку"? — удивилась Марина, — рисунки это всё, чем он вас пугает?
Галина повела её у выходу, и взяв под ручку, шепнула:
— Не всё, к сожалению... вы не могли бы, Мариночка, завтра зайти ко мне, пока Женька будет в школе? Я вам всё покажу, как есть.
— Я завтра работаю, но могу зайти сейчас, если хотите, — повинуясь неясному порыву, сказала Марина.
— Давайте сейчас, правда, сын дома, а я хотела вам показать его комнату. Вам, как специалисту, было бы, наверное, любопытно взглянуть.
— Ничего, что-нибудь придумаем, — сказала Марина. Они прошли через пустырь, было темно, холодно и мало народу. Марине стало тоскливо, она пожалела о своём порыве, мечтая о тёплой ванне и чашке какао. Но вдруг она вздрогнула, подняв глаза на освещённые окна выросшей перед ними многоэтажки. В одном из окон она заметила тёмную фигуру подростка, одетого во всё чёрное.
— Это Женя? — спросила она, не в силах оторвать глаз от окна.
— Да, это он. Наверное, вышел на кухню, налить себе чай.
— Галя вы одна живёте? Где отец мальчика? — спросила Марина, и тут же добавила: — я вопрос не из частного любопытства задаю. Это важно.
— Отец Жени умер два года назад, — ровным тоном ответила Галина.
— Могу я узнать как? — спросила Марина, остановившись у самого подъезда.
— Повесился, — буднично ответила Галина, поднеся магнитный ключ к домофону. Раздался противный писк. Марина решительно шагнула в открытую перед ней дверь подъезда.
К их приходу подросток ушёл в свою комнату. На кухне витал странный запах — не то чай, не то какие-то благовония. Бабушка Марины жила у магазина "Ганг" и она с детства помнила как пахли все палочки и пирамидки, которые там продавались. Сейчас этот запах вернул её в детство.
— Хотите чай? Может кофе? — засуетилась Галина, — я купила сегодня в кулинарии вкусный рулет!
— Спасибо, только чай, если вас не затруднит, — улыбнулась Марина, а сама рассматривала стены кухни, которые были увешаны всякой символикой, которую редко увидишь у православного человека в доме. Тут были и кабалистические символы, и турецкий "ведьмин глаз", и зороастрийские птицы, и фигурка Лакшми с подставкой для благовоний, и даже китайский талисман, якобы привлекающий благосостояние: гигантская монета в оплётке из красной шёлковой нити.
— Зелёный, чёрный, может быть, фруктовый? — спросила хозяйка, доставая чайник.
— На ваш вкус, Галя, я не особо разбираюсь в чае, — отозвалась Марина, — интересно тут у вас! Прямо музей!
— Да, это муж отовсюду привозил. Сувениры, — Галина поставила чайник и вдруг отвернулась к окну. Плечи её затряслись, она закрыла лицо руками. Марина подошла к ней.
— Галя, что с вами? Вы в порядке?
Марина коснулась рукой её плеча.
— Да, извините, сейчас это пройдёт, — продолжая трястись и не отнимая ладоней от лица, ответила хозяйка.
Марина почувствовала, словно по кухне бродят сквозняки, хаотично сталкиваясь между собою. Ей стало страшно и захотелось немедленно уйти. Но вдруг, между брелком из Индии и египетским папирусом её взгляд выхватил небольшой Крест из сандалового дерева. Такими торгуют в Израиле. Марина перекрестилась и перекрестила пространство вокруг, включая и хозяйку. Спустя несколько секунд, та осела на табурет и убрала руки от лица, на котором было выражение какой-то покорности.
— Что с вами? — повторила Марина, — может быть, вызвать врача? Галина... ваше лицо... оно синеватое!
— Ничего, у меня бывают иногда... приступы... гипоксии, это стресс, переживания, всё пройдёт!
— И как часто они у вас бывают? Что происходит? Расскажите, и возможно, я смогу объяснить их природу? Всё же у меня медицинское образование, — сказала Марина.
— Я попробую объяснить, — ответила хозяйка, — понимаете, меня как будто душат. Вокруг шеи сжимается... и я... — она показала на шею, и Марина чуть не вскрикнула, увидев там набухший багровый след.
— У вас... — сказала она показывая на собственную шею, — у вас там...
Галина ушла в ванную, а когда вернулась, её кожа пришла в нормальное состояние, от следа остался лёгкий намёк.
— Уже поздно, — сказала Марина, ставая,— я пойду. Но напоследок, я хочу дать вам совет, Галина. Избавьтесь от этих... сувениров! — она показала на стену.
— Как избавиться? — не поняла Галина.
— Очень просто. Выбросьте, а лучше - сожгите. Крест оставьте, всё остальное создаёт здесь зловещую атмосферу.
Марина одевала сапоги, когда в спину ей вдруг понеслись страшные ругательства. Причём часть из них была на каком-то древнем языке. Марина обернулась и увидев искажённое злобой лицо, не узнала хозяйку.
— Ты не врач, а шарлатанка! Вон из моего дома, и не смей сюда возвращаться! — кричала ей вслед обезумевшая Галина.
Добравшись домой, Марина еле смогла унять охватившую её дрожь..
"Вот и делай добро людям!" — проворчала она, но посмотрев на икону Христа Вседержителя, на его светлый образ, устыдилась: — "Прости меня, Господи!"
Она поздоровалась с мужем, спросила, как у него прошёл день, потом поцеловала сына, и пожелав им спокойной ночи, пошла в ванну. Она с наслаждением погрузилась в тёплую воду. После, она отправилась спать, решив, что какао выпьет утром. Муж смотрел какой-то шумный боевик, и она решила лечь в другой комнате.
Среди ночи она проснулась от противного скрипа и взглянув на противоположную стенку комнаты, окаменела. На стене, в свете уличного фонаря, отразился висельник с рисунка Жени Сурова.
Марина закрыла глаза, досчитала до трёх, и снова открыла. Теперь на расстоянии вытянутой руки перед ней стоял мужчина, с чёрным лицом и перекошенным ртом.
"Не ходи туда... не ходи туда, не ходи..." — он протянул к ней руки, но тут его разнесло по комнате, словно ветром кучку сухих опавших листьев... - "не ходи-и-и" — донёсся до неё издалека жалобный стон.
Марина еле дождалась утра и пошла к началу службы в храм. Она подошла к батюшке на исповеди, но тот попросил дождаться окончания службы, чтобы они могли спокойно поговорить.
Всю службу Марина думала о Гале, её сыне Жене и своём ночном госте. Это был отец Жени? И какое место в жизни мальчика занимает его учитель живописи? Вдруг ей показалось, что печёт между лопаток. Обернувшись, она увидела Галину, вперившую в неё горящий взгляд. Марина не стала дожидаться батюшку и сразу вышла на улицу. Очнулась она уже на работе.
Потихоньку будничные дела вытеснили её кошмары из реальности и всё, что осталось, это женщина с психическими отклонениями и ночной кошмар, явившийся результатом общения с ней.
***
Прошло полгода. Наступил день сдачи предпоследнего ЕГЭ. Марина была дома и ожидала сына. Наконец он вернулся, возбуждённый, с горящими глазами.
— Что случилось? — спросила Марина. Она боялась, что сын завалил экзамен.
— Да Женька Суров! Не выдержал! Повесился, дурак! — крикнул сын.
— Да ты что? — Марина присела на стул. В висках застучало, — как повесился?
— Сегодня ждали его, перед тем как поехать в на экзамен, а он не явился! Думали, ну мало ли. Марь Филипповна его матери звонить, та не в курсе. Домой побежала. Успела вытащить, но состояние тяжёлое. Теперь ему психушка светит!
— Витя, зачем ты так? Тебе что, совсем не жаль Женьку? — с укором сказала Марина.
— Если честно, всё к этому и шло. Ни друзей у него, ни девчонки... как отец его помер, так и он рехнулся!
— Витя! Я прошу тебя, полегче! — Не судите, да не судимы будете!
— Ой, вот только не надо мне свою религиозную лапшу на уши вешать, — поморщился Виктор, — Религия опиум для народа! Вон мать Сурова, постоянно в церкви, и что? Спас Бог её сына?
— Ну, ты же говоришь, что Женя не умер? Получается, что спас! — ответила Марина.
— Парни говорили, что лучше умереть, чем в психушку попасть! — парировал сын.
Марина смотрела на него и не узнавала... Где же тот прекрасный ребёнок, с которым они каждый чистый четверг красили яйца и украшали куличи? Упустила... упустила она сына, так же, как и Галина своего.
***
После она слышала, что Женя вернулся домой, и ему даже удалось поступить в Строгановку.
Как-то вечером раздался звонок. Марина сняла трубку.
— Добрый вечер. Это Галя. Простите меня, Мариночка, Бога ради. Я хотела сказать спасибо.
— Здравствуйте, Галина. Неожиданно, но я рада. У вас всё хорошо? Слышала, Женя в Строгановку поступает?
— Да, уже поступил, благодаря учителю живописи, отцу Александру, и вам! Я была такой глупой, Марина! И накричала на вас, простите, прямо не знаю, что на меня тогда нашло! Вернее, знаю...— вздохнула она.
— А что ваши "сувениры"? — решила повернуть разговор в другое русло Марина.
— Вчера батюшка квартиру пришёл освящать, как увидел стену, чуть не упал. Приказал всё поснимать! И тут такое началось! Сквозняк повсюду, шкафчики хлопают, ужас! И вот мы с ним вдвоём, посреди сквозняка всё отцово наследие со стен собрали и в сумку, да за дверь! Я сжечь всё это хотела. Сегодня выхожу, а сумки-то и нет! Видать, забрал кто-то!
— Наверное, какой-нибудь любитель-коллекционер! — улыбнулась Марина, — ну, главное, вы избавились от всего этого, слава Богу! Я вот ещё хотела спросить...
— Да, да! Минуточку, Марин, сыну открою. Он сегодня поехал в Строгановку с ребятами знакомиться.
Галина открыла дверь и её улыбка медленно сползла с лица: на пороге стоял Евгений, а у ног его лежала та самая сумка.
— Я не понял, ма, — сказал сын, занося её в квартиру, — зачем ты вынесла память об отце?
— Где ты её нашёл? — прошептала Галина.
— Да не находил я! Она здесь стояла, под дверью, — сын стал выгружать на стол содержимое сумки.
— Алло, Марин...
— Да, я всё слышала, Галь.
Утром следующего дня две женщины встретились на пустыре. Одеты они были так, словно собрались за грибами. У одной в руке была небольшая канистра, у другой объёмная сумка. Женщины сели на раннюю электричку и поехали в лес. Нашли подходящее место: словно специально яма вырыта.
Там одна из женщин высыпала содержимое сумки в яму, другая вылила на него содержимое канистры.
Подожгли тряпку, бросили. Не горит. Попытались махать поддувом, — толку мало. Только когда помолились дело пошло: взметнулось пламя и стало пожирать и красный шёлк, и шумерскую керамику... только когда всё сгорело дотла, женщины засыпали яму с пеплом и окропив землю вокруг святой водой, пошли обратно.
