Виталий Буняк
Предыдущая часть: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/odin-letnyi-den-chast-3-63c5839b060dd82fc92aa174
Продолжение
Синоптик предупреждает, что по маршруту на Полтаву мне предстоит пересекать холодный фронт, который будет смещаться мне на встречу. Значит надо ждать ливни и грозы. Параметры погоды по минимуму лететь позволяют, и я принимаю решение на вылет. Диспетчер АДП, в прошлом тоже летчик, придирчиво читает прогноз погоды и подписывает задание. До Полтавы у меня будет десять пассажиров и два РМ (ребенок маленький)
К самолету нас подвозят автобусом. Я закрываю и контрю входную дверь самолета, информирую пассажиров о предстоящем полете, напоминаю о гигиенических пакетах и прошу пристегнуть привязные ремни. Надо сказать, что в нашем самолете - минимум удобств для пассажиров. Приставные сиденья по шесть штук расположены вдоль бортов с обеих сторон. Никакой драпировки. Под потолком грузовой кабины открыты тяги и троса управления. Бывает, когда самолет загружают крупногабаритным грузом, экипажу приходится проползать в пилотскую кабину под потолком.
Я усаживаюсь в пилотское кресло и слышу:
- А где ваш напарник? - пассажир, сидевший справа от двери пилотской кабины, смотрел на меня вопросительно.
Я объяснил, что подготовлен летать без второго пилота. На вопрос, что будет, если в полете мне станет плохо, пришлось сказать, что мне никогда не бывает плохо. Наверное, мои ответы не удовлетворили настороженного пассажира, и он недовольно уткнулся в газету.
Проверил количество топлива: действительно заправлено согласно требованию. У диспетчера руления запрашиваю запуск и в ответ слышу, что мне необходимо зайти в АДП, машину за мной уже послали.
Еду в машине и не могу предположить, что же могло случиться?
В помещении АДП, кроме диспетчера, находились двое, судя по нашивкам на погонах, кто-то из местного начальства.
Я представился. Возле окна стоял седой генерал с красными лампасами, который как-то по-домашнему держал перекинутый через руку светло-серый китель с орденскими планками и с двумя большими звездами генерал-лейтенанта на золотистых погонах. Он почему-то внимательно меня рассматривал. Мне объяснили, что генерал полетит со мной и его надо высадить на посадочной площадке районного центра Нехвороща. Это по пути. Разрешение из Полтавы на посадку в Нехвороще уже согласовано и мне показали телеграмму. Генерал попрощался с начальниками, и мы в машине едем к самолёту. Я признался генералу, что наш самолет без удобств, на что он только улыбнулся:
- Ничего.
Как оказалось, генерал был начальником какого-то военного училища, где-то в России. Сам он родом из-под Нехворощи и решил по случаю навестить свою малую родину. Назавтра он уже должен быть в Москве, поэтому и решили использовать наш рейс.
Уже на выруливании по остеклению кабины ударили первые капли дождя. Приближающийся холодный фронт накрывал Запорожье.
До Днепропетровска иду с северным курсом. Вдоль трассы, слева километров десять-пятнадцать уже нависает лиловая стена грозовой облачности. Все чаще там сверкают молнии. Периодически кратковременно попадаю в полосу дождя.
Устанавливаю связь с диспетчером аэродрома Днепропетровск. Аэродром закрыт грозой, и я получаю указание следовать на рубеж Тармское (это западнее города), а далее на привод Магдалиновка.
На коленях у меня планшет с картой пятикилометровкой, и я по карте прикидываю курс, с которым буду выходить на Тармское. Отворачиваю самолет влево и теперь медленно сближаюсь с лиловой стеной. В кабине начинает темнеть. Какой-то борт докладывает диспетчеру о пролете Тармского, и я запрашиваю у него погоду. В ответ слышу:
- Облачность метров двести, видимость в дожде два-три километра.
На самом деле погода была хуже. Настраиваю радиокомпас на привод Магдалиновка. Где-то недалеко гроза, и в наушниках стоит сплошной треск.
Когда появились первые радиокомпасы пилоты стрелку, указывающую направление полета на приводную радиостанцию, называли «золотой». Конечно, сейчас это устаревшее оборудование радионавигации, как и наш многоцелевой самолет Ан-2, который эксплуатируется с 1948 года.
Из-за атмосферных помех, радиокомпас работает неустойчиво и приходится постоянно сверять карту с пролетаемой местностью.
Между тем погода ухудшается. Иду под облаками. Все чаще и чаще цепляю нижний край рваной облачности, которая настырно прижимает меня к земле, и я начинаю снижать самолет. На этом участке маршрута безопасная высота сто метров. Это минимальная высота, гарантирующая от столкновения с наземными препятствиями, ниже которой снижаться нельзя. В кабине совсем потемнело, участились отблески молний, но болтанки нет. Это значит, что гроза верховая, и я ищу просвет, куда можно направить самолет, чтобы выйти из этой, как говорят пилоты, «муры».
Стрелка радиокомпаса повернулась на 180 градусов, значит подо мной Магдалиновка. Теперь главное не проскочить аэродром Нехвороща. Сама мысль о том, что генерала придется привезти в Полтаву, для меня была неприемлема. Самолет врывается в полосу яростного ливня. Двигатель захлебывается и приходится включать пылефильтр. Ливень заливает лобовые стекла, «дворник» не справляется и бесполезно болтается на лобовом стекле.
Ориентиры различаю только те, что проплывают под самолетом. Чтобы лучше просматривать пролетаемую местность, периодически открываю боковую форточку. В кабину вместе с дождем и набегающим воздушным потоком врывается резкий грохот двигателя. Два часа назад, когда вылетал из солнечного Бердянска, я и предположить не мог, что попаду в такие передряги. Цепляясь взглядом за знакомые ориентиры, подхожу к аэродрому. Не перестает лить дождь. По камышам, которые проплывают под крылом, определяю направление ветра. Наконец показались знакомые очертания площадки Нехвороща. Из-за ливня посадку произвожу с открытой форточкой.
На травяном покрове стоят лужи. Я медленно подруливаю к зеленому джипу «Нива», который уже ожидает генерала, и выключаю двигатель. Пассажиры в недоумении. О том, что будет промежуточная посадка, я забыл их предупредить. Генерал благодарит за полет, жмет руку, и я закрываю за ним дверь. Чтобы успокоить пассажиров, я обещаю через двадцать минут доставить их в Полтаву.
Взлет произвожу при усиливающемся ливне, но это уже не беспокоит, в Полтаве хорошая погода.
Пятнадцать минут полета и в седых разрывах верхней облачности показалось голубое небо. Мы пересекли холодный фронт, который раньше прошел и через Полтаву. Под крылом блестят на солнце, омытые дождем поля и рощи. В частых лужах отражается небо. Воздух спокойный и чистый.
Всегда, когда в конце дня подходишь к базовому аэродрому, испытываешь особенное чувство радости. Какое это счастье – скоро быть дома! Только тут нельзя расслабляться пока не выполнишь посадку и не зарулишь на стоянку, а то можно на каком-то этапе «наломать дров».
Пассажиров забирает дежурная отдела перевозок, а я остаюсь в кабине заполнять документацию и бортовой журнал. Обычно это делает второй пилот.
Я закрываю заполненный бортжурнал, прислоняюсь к спинке кресла и, расслабившись, закрываю глаза. Меня накрывает усталость и лень. Слышу стук по левой нижней плоскости и открываю глаза. Техник сказал, что меня ждет командир эскадрильи.
Выхожу из кабины и думаю, где сейчас взять сухую щепотку земли. На мокром перроне вокруг стоят лужи. С пола пассажирского салона поднимаю несколько сухих комочков грунта и, размяв их пальцами, присыпаю барограмму, на которой синими чернилами зафиксирован весь полет со всеми взлетами и посадками. Этот способ пилоты давно используют вместо промокашки.
ОТСТУПЛЕНИЕ 5.
Кабинет командира второй транспортной эскадрильи, находится в небольшой комнате, финского домика, выделенного под штаб 102–го летного отряда. В углу комнаты стол с черным телефонным аппаратом и неизменным поршнем от двигателя самолета По-2, который заменяет пепельницу. Под стенкой - пара стульев и оббитый черным дерматином топчан.
Владимир Григорьевич Харченко, бывший фронтовик, как говорят, летчик от Бога, беззаветно преданный авиации, человек большой души и неуемной энергии. Между собой нашего командира мы зовем Батей. Возраст не изменил его увлеченности разносторонними интересами. Он неизменно возглавлял фото и кино кружки. Сам снимал и монтировал фильмы. Каждое лето в отпуске по путевке летал по Союзу и за границу, а потом в клубе показывал отснятые фильмы о своих путешествиях.
Когда после окончания академии гражданской авиации я был назначен к нему заместителем, Владимир Григорьевич ненавязчиво учил меня командирским премудростям и делал это очень тактично. При подготовке летного состава, он исповедовал проверенный в авиации принцип: «делай, как я», и я многое перенял из его методики. В одно время я был секретарем партбюро летного отряда, и мы неоднократно выдвигали кандидатуру Владимира Григорьевича для награждения правительственными наградами, но его ни разу не утвердили. Наверное, из-за того, что он был беспартийный.
Продолжение:
(Продолжение следует
)