— Прошу прощения, это дом семьи Дюпле? — почти дрожащим голосом спросил длинноволосый юнец.
— Кто Вы? — спросила появившаяся из-за двери девушка.
— Моя фамилия Сен-Жюст, гражданин Робеспьер ожидает меня.
Она бросила оценивающий взгляд на странного всклокоченного гостя, переминавшегося с ноги на ногу на пороге её дома. Он непрерывно теребил манжеты, нервно поправлял воротник, то бледнел, то наоборот багровел.
— Идите за мной, — равнодушно ответила она и вышла на улицу.
Ей, конечно, было не понять этого волнения. Для неё общение со знаменитым жильцом представляло собой лишь часть повседневной рутины и часто даже составляло приятный вечерний досуг. Они прошли во внутренний двор, где кипела столярная работа, вошли в дальнюю дверь, поднялись по лестнице на второй этаж и остановились.
— Максимилиан, к тебе посетитель. Представился Сен-Жюстом, — сказала она, заглянув в комнату.
— Спасибо, Элеонора, пусть войдёт, — послышался тихий будто бы равнодушный голос.
Стоило Сен-Жюсту войти, дверь за ним тут же закрылась. В узкой комнатушке, очевидно, располагался рабочий кабинет. Вокруг царил идеальный порядок. Живший здесь человек был большим педантом, о чём свидетельствовали выстроенные по высоте переплёта книги. К слову, сам хозяин всего этого идеального порядка сидел за письменным столом и вытирал кончики пальцев о промокашку.
Робеспьер снял очки, водрузил их на свой лоб и пристально всмотрелся в визитёра. Он внимательно осмотрел того с ног до головы, особенно задерживая взгляд на неопрятностях, что невероятно смущало Сен-Жюста и заставляло задаваться вопросом о том, стоило ли приходить вообще. Однако именно сейчас он ощущал всю проницательность этого человека, всю его силу. Он понял — у неподкупности есть глаза. Эти глаза серые, эти глаза — Робеспьера.
Немая сцена продолжалась недолго, хотя, казалось, целую вечность.
— Вы так и продолжите изображать собой мебель или всё же пройдёте? — вдруг спросил Робеспьер.
Сен-Жюст смущённо подошёл к столу и сел на стул рядом. Робеспьер усмехнулся и взял в руки книгу.
— Откуда у Вас моё сочинение? — как-то неожиданно дерзко спросил Сен-Жюст.
— Оттуда же, откуда и Вы, — улыбнулся Робеспьер. — Меня заинтересовало Ваше имя. Всего двадцать четыре года, а уже стали депутатом, более того, написали книгу. «Дух революции и конституции во Франции», название хорошее и даже смелое, но вот содержание…
Он бросил книжку обратно на стол.
— Вам ещё многому предстоит научиться.
— Я сделаю всё, что в моих силах!
— Похвально. Полагаю, у Вас уже имелся наставник, который помогал писать этот труд.
— Это так.
— И кто же он? Возможно, мы знакомы?
— Разумеется, Вы знакомы. Мой наставник — Вы.
Робеспьер вновь надвинул очки на нос, серьёзно посмотрел поверх линз, ожидая скверной шутки.
— Это правда! Я изучал Ваши речи, Ваши работы. Вы всегда были для меня образцом для подражания, и я…
— Постойте… — остановил его жестом Робеспьер и поднялся с места, вынудив сделать то же и Сен-Жюста, — Вы не писали мне… писем?
Он подошёл к одному из шкафов и принялся что-то искать.
— Писал! Я обращался к Вам из Блеранкура по вопросу…
— Переноса оттуда рынка. Припоминаю…
Наконец он вытащил папку, просмотрел её содержимое, забрал один листок и принялся расхаживать с ним по кабинету.
— Стиль Вашего письма интересен. Вы пишете ясно и чётко, однако меня несколько беспокоят некоторые строчки.
— Какие? Они плохо написаны?
— Нет, но Вы называете меня божеством…
— Вовсе нет! Я хорошо помню это письмо. Там написано лишь то, что я знаю Вас, как и Бога, только по Вашим чудесам, но не лично.
— Сравнение лестное, но лишнее. Вы назвали меня своим учителем, и это мне льстит. Однако никогда не позволяйте себе настолько превозносить никого и никогда.
— Почему же?
— Человек слаб. Он подвержен соблазну, негативному влиянию, своим низменным желаниям. Когда кумир разочаровывает, рушится весь окружающий мир. Немногие смиряются с этим.
— Вы никогда меня не разочаруете! И Вы знаете, почему. Я писал об этом в письме и скажу сейчас. Вы человек от народа и от республики, Вы великий!
Робеспьер усмехнулся, убрал письмо в карман камзола и вернулся за стол. Сен-Жюст остался стоять, но теперь держался иначе. Гордость, испытываемая им от сказанных слов, будто подарила внутренний стержень. Он наконец-то смог сказать всё это в лицо своему кумиру. Внутренне Сен-Жюст ликовал, хотя внешне лишь высоко поднял подбородок.
— Я принял Вас в виде исключения. Интриги в Конвенте отнимают у меня всё свободное время и, без того слабое, здоровье. Признаться, наш разговор меня ободрил. Я вновь хочу работать. Благодарю.
Сен-Жюст лишь еле заметно улыбнулся, чтобы ненароком не показаться слишком эмоциональным.
— Приходите ко мне завтра с утра. Мы пойдём в якобинский клуб. Полагаю, Вы жаждете присоединиться к якобинцам?
— Да!
— В клубе Вы многому научитесь, станете серьёзнее, приобретёте, наконец, политический вес. Будьте уверены, скоро о Вас заговорит весь Париж!
Сен-Жюст вышел из дома по адресу Сент-Оноре, 366 в приподнятом настроении. Встреча с кумиром прошла просто прекрасно, Робеспьер признал его талант, а значит, годы работы не прошли даром. Он был ещё так молод, только-только начал жить, а уже достиг таких высот. Хвалебной характеристикой от Робеспьера мог похвастаться далеко не каждый именитый парижанин, что говорить о неизвестном никому юнце из бургундской провинции.
Но теперь-то безвестность и невзгоды позади. Казалось, впереди лишь долгая и яркая счастливая жизнь.
На этом я прощаюсь. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропускать новых публикаций. Увидимся!
