"Её звали Лёля". Роман. Глава 32
Денис копает, я сижу на краю ямки, свесив ноги вниз. Господи, как мне жарко! Солнце висит высоко, прямо над головой, и кажется, что его лучи колотят меня в темечко. Тыкают, проникая в мозг через черепную коробку. Плавят сознание, даже бейсболка не помогает. Она уже, как и вся остальная одежда, несколько раз пропиталась моим потом и высохла. Тяну руку к фляге, отпиваю. Морщусь – вода противная, тёплая, пахнет почему-то болотом. Её что, прямо из реки наливали? Не хватало ещё дизентерию подхватить.
Я закрываю глаза и чувствую, как мягко опускаюсь на пыльную землю. Пахнет травами, становится вдруг тихо-тихо. Кажется, Денис перестал возиться в ямке. Чего увидел? Хочу подняться, но сил нет. Меня к степи словно стальными цепями приковали. «Ладно, – думаю. – Полежу немного, пока Денис там возится. Если нужен буду – позовёт». Поскорее бы уже обед. Несмотря на жару, проголодался.
– Боец! – меня кто-то невежливо ткнул в ботинок. – Не время спать!
– Устал, – расслабленно отвечаю.
– Что значит устал?! – голос надо мной начинает звенеть. – Ты как с командиром разговариваешь?!
– Отстань… – меня такая манера беседовать разозлила. Я им тут что, раб на галерах? Боец поискового отряда, но не в армии же! Открываю глаза, но лица не вижу. Оно прямо надо мной, только позади сверкает солнце.
– Встать! – рявкает человек. Опускаю глаза и вижу пыльные кожаные сапоги. «Рехнулся, что ли? – думаю про себя. – В такую жару в сапогах ходить». Медленно поднимаюсь и тут только понимаю: я снова в прошлом! И передо мной стоит, весь красный от жары или злости, тот самый младший лейтенант, который мне привиделся во время того происшествия около железнодорожного состава.
Вытягиваюсь в струнку, поправляя гимнастёрку, быстренько напяливая пилотку.
– Виноват, товарищ младший лейтенант! Не признал!
– Ещё раз не признаешь, сержант Агбаев, я тебя отправлю… – офицер задумался вдруг, оглядываясь. Я догадался, что пытается придумать мне наказание. Но какое? Тут и так условия сложные. Жара, степь, фронт неподалёку. Фронт?! Только теперь я услышал вдалеке словно раскаты грома. Только на небе ясно, ни облачка. Откуда это глухое бум-м-м-м? Одно за другим. То редко, то часто, как в барабаны стучат. Стало тревожно. Выходит, мы движемся к передовой? Или прибыли уже?
– Короче, за нарушение воинской дисциплины разжалую в рядовые. Понял? – пригрозил лейтенант.
– Так точно! – выпятив грудь, гаркнул я. Видел в кино, как солдаты офицерам так отвечают.
Лейтенант пробормотал что-то, кажется грубое, и пошёл по своим делам. Я же огляделся. Куда на этот раз меня занесло? Вокруг, как и прежде, степь. Жара, пылища. Неподалеку вижу табун лошадей. Стреноженные, мирно пасутся. Телега, на ней бочка. В тени сидит мой старый приятель Петро Ерёменко, который «був призваний до Червоної Армії з-під Одеси». Спешу к нему, чтобы выяснить обстановку.
Как, интересно, я сюда попал? Помню, мы высадились из железнодорожного состава, а дальше…
– Привет, Петя! – говорю радостно. Увидеть в такой обстановке знакомое лицо – уже на душе полегче.
– Здорово, – отвечает украинец и улыбается, приподняв пилотку – она ему глаза от солнца закрывала на манер козырька. – Як спалось?
– Спасибо, твоими молитвами.
– А я неверующий, – ответил Петро с ухмылкой. – Бабка хотела окрестить, так батька ей запретил. Сказал: бредни поповские в доме разводить запрещаю!
– Строгий он у тебя. Городской?
– Не, я ж говорил – из-под Одессы. В пригороде жили, там село есть такое, Малая Акаржа. Может, слыхал?
Я помотал отрицательно головой.
– Короче, тато у меня кузнец, мати доярка.
Тут Петро вдруг вспомнил что-то и нахмурился. Вздохнул.
– Як вони там... уже майже рік їх не бачив.
Я уселся рядом. Не очень понимаю украинский язык, только отдельные слова. Тут же попросил перевести.
– Год, говорю, их не видел, – ответил Петро. – В самом конце июля 1941-го меня эвакуировали, потом в Одессе оказался. Буквально пару недель, а потом на барже в Крым и дальше на Кубань, после сюда. Короче, под Астраханью оказался. Вот такие дела, браток…
– А они почему с тобой не поехали?
– Тато сказал, что дом не оставит. Мол, я тут родился и вырос, вся родня похоронена, не поеду. Ну, а мати с ним, куда она без него.
Помолчали.
– Прости, что спросил, – сказал я.
– Ладно, чего уж. Вот немца прогоним, домой вернусь. Я тато обещал сад посадить. Яблоневый. Ты про такой сорт – белый налив или папировка – слыхал?
– Нет.
– А я слыхал. Говорят, старинный сорт. Я всё мечтал целый сад вырастить. Обожаю яблоки. Кстати, – он залез в карман штанов, вытащил и протянул мне алый фрукт. – На, держи. Для тебя припас.
– Яблоко? Откуда? – удивился я.
– Мимо сада ехали. Их там полно. Представляешь? – он снова вздохнул. – Целый сад, а никто не убирает. Осыпаются. Жалко. Столько добра пропадает…
Мы опять молчим, и только слышно, как топают лошади и хрумкают травой, что не успела превратиться в сухостой. Как вдалеке опять бухает.
– Что там, Петя? – спрашиваю, показывая головой в ту сторону. Это на западе, конечно. Оттуда вся злоба к нам, как всегда.
– Фашист долбит по переправам через Дон, – сказал он. – Наши войска отводят. Слыхал я, – он перешёл на шёпот, – скоро здесь будут.
– А мы как же? – задаю, кажется, очень глупый вопрос.
– Обороняться будем, как ещё? – отвечает Петро.
– Послушай, я вот не пойму. Мы с тобой тут навроде… пастухов?
Петро глядит на меня несколько удивлённо.
– Ти що, Колю, збожеволів? – спрашивает, крутя пальцем у виска. – Сонцем напекло чи що?
Пожимаю плечами. Хватаю яблоко и вгрызаюсь в плод. Он такой спелый, что сок брызжет и льётся по подбородку. Ах, как же вкусно!
– Мы с тобой, – он снова переходит на русский язык Петро, – ездовые. Только пока без артиллерии. Вот скоро привезут, и получим своё орудие. Уж какое, не знаю. Чую, противотанковое. Тут это самое главное. Вон, немчура прёт танками от самой границы. Мы их жжём, а у них этой брони видимо-невидимо. Сволоти, твою матір, – выругался мой собеседник. Достал кисет, ловко сделал самокрутку и закурил.
Мы продолжили сидеть. Я с яблоком, он с папиросой. Мне ужасно хочется рассказать ему, что будет дальше. Сначала – отступление до Сталинграда. Потом – самая кровавая за всю Великую Отечественную войну битва. Дальше мы погоним фашиста на запад, и кончится всё нашей Победой. Только… одно «но». Если я всё это скажу Петро, он меня сочтёт ненормальным. Вызовет командира, а тот или медчасть отправит, или сразу к этим, как их… СМЕРШ? Напрягаю память. Нет, СМЕРШ появился в 1943 году, до него ещё год примерно. Раньше… спецотдел? Контрразведка? Особый отдел, точно! Видел в каком-то фильме. Да, не хотелось бы к ним попасть.
– Бойцы! – слышу знакомый голос. Опять младший лейтенант пожаловал!
Быстренько встаем, поправляем форму. Офицер подходит, придирчиво осматривает.
– Через полчаса в наше расположение прибывают артиллеристы. Вас распределят по орудиям. Будьте готовы их встретить. И смотри у меня, Агбаев! – показывает мне кулак под нос. – Чтобы без этих твоих глупостей!
– Так точно, товарищ младший лейтенант! Никаких глупостей! – повторяю звонко.
Сам же, когда командир уходит, думаю: «Что же дальше-то мне делать придётся? Неужели правда стану ездовым? Надолго, интересно? Неужели мне придётся всю войну пройти? Вот ужас-то!»