— Я ещё пожалел тогда, что задержался, не успел на автобус, пришлось дожидаться следующего — а они, ты же знаешь, в такое время раз в полчаса ходят! Ну, думаю, прекрасно, нет ничего лучше, как идти домой через тёмный-тёмный парк. Не боюсь, конечно, ты не думай, что мне эта темнота, где я — а где она? Неуютно просто: окунуться в осеннюю ночь — как с утра пораньше опрокинуть на голову стакан ледяной воды, а ты знаешь, какие чувства я питаю к холодной воде и раннему времени суток.
На всю кухню пахнет яблоками: из духовки, где поспевает шарлотка, и из кружки с медово-яблочным чаем. Ударная доза фруктов перед грядущей зимой — ровно то, что нужно, чтобы проводить первый месяц осени. И ещё — хорошая компания, конечно, и она, к счастью, тут как тут.
— Пока трясся в автобусе — морально готовился выскочить на остановке и припустить через парк, почти глаза не открывать, уж точно не смотреть по сторонам. Бегом-бегом по дорожке, там пяти минут хватит, если не начать задыхаться и не замедлить шаг. Можно и постараться, как думаешь? Вот и я решил, что можно; уж попытаться — точно.
Когда в друзьях чудесный рассказчик, чьи слова так и льются песней, удивительно складной, будто долго-долго наизусть разучивал, интонацию выбирал и вот теперь выступает с заготовленным номером, — когда в друзьях такой рассказчик, стыдно в гости не приглашать, не заманивать пирогами и чаем, а в обмен даже ничего не просить: знать, что с пустыми руками не явится, обязательно принесёт историю-другую.
— Подъезжает мой автобус к остановке, я дышу глубоко-глубоко, готовлюсь; и как двери распахиваются — прыгаю со ступенек и ну мчаться, будто гонится за мной орда дедлайнов. Чего смеёшься? Сама знаешь, ничего в этой жизни так не боюсь, как их, когтистых-клыкастых. Вот и вообразил себе, мол, гонятся они за мной, и если через парк не пробегу — как пить дать поймают и всё свободное время сожрут.
Про ценность свободного времени слушать уже невозможно: рассказчик все уши прожужжал. Да если б оно ещё запоминалось, если б оно ещё работало, если б и правда осознавалась важность каждой минуты...
— Только я и десяти шагов не пробежал; если бы дедлайны гнались на самом деле, так бы и поймали тёпленьким и ничего не соображающим. Знаешь, почему? А вот шарлотки положи — тогда расскажу! Надо же нам, несчастным любителям трепать языком, чем-то питаться и как-то жить.
Стучит о противень деревянная лопатка, и на кухне воцаряется тишина, только пахнет яблоками ещё ярче, будто взобралась на яблоню, притаилась среди ветвей, наблюдаешь из-за листы и дышишь глубоко-глубоко, стараясь в долгую зиму с собой этот запах унести.
— Ну вот, можно и продолжать. О чём я?.. Да, точно, и десяти шагов не пробежал — потому что парк оказался не тёмным ни капельки, представляешь? Уж и не помню, когда последний раз видел тамошние фонари зажжёнными, но это ничего не меняет — потому что в ту ночь они горели ярко как никогда. Вот я и замер под ближайшим, столб рукой погладил: не верил, что он настоящий, а не причудился от недосыпа. Но рука не прошла насквозь, коснулась холодного металла; и я пошёл вперёд, медленно-медленно, забыв обо всех выдуманных дедлайнах.
Сейчас бы не чай на кухне пить, а оказаться с ним в том моменте: ступать осторожно по плиточной дорожке парка, подставлять ладони фонарному свету. Но можно только вцепиться покрепче в чашку и глаз не сводить.
— Ты же была в этом парке? Помнишь, там дорожка, извилистая такая, когда заворачиваешь за кусты — и не знаешь наперёд, что выскочит навстречу. Робел, честно говоря, туда шагнуть: а ну как приятные сюрпризы закончились, а там меня ждёт... ну, предположим, ведро ледяной воды за шиворот, я его по ночам тоже не люблю, не меньше, чем по утрам. Но решил: ай, ладно, ведро ледяной воды — не такая уж большая плата за чудо с горящими фонарями. И свернул. И ни за что не угадаешь, что на меня выскочило!
Угадывать и не стоит пытаться, лучше подлить ещё чаю и положить кусок шарлотки: хороших рассказчиков надо кормить, чтобы хорошие рассказчики ни за что не прекращали трепать языком, иначе мир потеряет одно из самых больших своих чудес — человека, который не только любит, но и умеет рассказывать.
— Спасибо, конечно, но я уж сначала дорасскажу; хотя от чая не откажусь, глупо отказываться. Так вот — свернул я за этот куст, приготовился морально к чему угодно, а там — они. Двое в свободных одеждах, в птичьих масках, рукава — точно крылья, кажется: взмахнут сейчас и полетят. А-а-а, я ж главное не сказал! Они были на ходулях! На хо-ду-лях! Двое. На ходулях. Под самым фонарём. И одежды переливаются, точно причудливое птичье оперение, и клювы на масках блестят. Ничего себе ночное чудо, а?
И пока приходишь в себя от услышанного, хлопаешь глазами, беззвучно губами шевелишь, впиваешься взглядом: ну, а где продолжение, не томи! — на полкуска шарлотки и чашку чая становится меньше. Рассказчикам тоже надо переводить дух.
— Я гляжу на них во все глаза — потешное, наверное, зрелище, удивлён, как не расхохотались там в два голоса. Но нет, не было ни смеха, ни даже тихого фырканья. Они взглянули сверху вниз, улыбнулись будто бы — клянусь, лица под масками, но я знал, что они улыбнулись! — протянули руки. Не так и высоко стояли, кстати, я спокойно сжал их ладони — обе сразу, чего ж отказываться, когда предлагают. И мы зашагали по этой дорожке, и я, знаешь, как в детство окунулся: иду такой маленький, гляжу на удивительное звёздное небо над головой, на фонари, горящие зеленоватым таким светом, совершенно нездешним, а меня за руки держат так крепко, что точно упасть не дадут.
Горько немножко, и вовсе не от чая: чай медовый, никогда до горечи не заварится. Просто чуется: конец уже близок, ещё немножко, и прозвучит последнее слово. А пока можно долить рассказчику чая, будто бы если чашка полна — сказка ни за что не закончится, будто бы рассказчика можно подкупить, выпросить у него ещё пару-тройку волшебных историй — или уговорить остаться на ночь, чтобы рядом с ним и сны были только самые сказочные.
— Да не гляди ты так, не уйду я сегодня, до утра побуду. А точнее, гляди, только не в глаза мне, а сюда, на руки. Видишь эти родинки, в созвездия складываются? Помнишь ведь прекрасно, что раньше их не было? Это здесь мои руки сжимали те птицы на ходулях. И в макушку поцеловали на прощание, когда мы расстались у выхода из парка. Может, в волосах у меня теперь тоже будут созвездия: я, честно говоря, не проверял, ты уж посмотри при случае.
На кухне шелестят часы — всегда стояли, а тут решили разбавить тишину своими шагами. И тишина не давит ни капельки, опускается на плечи лёгким пледом, и на губах — ни следа горечи, только медово-яблочный вкус чая и шарлотки. Небо за окном светлеет на востоке, самое время ложиться спать в одной постели, расстеленной, как водится, на полу.
— Сколько потом ни бегал в парк проверять — фонари в нём больше так и не горели. Надо же было так повезти, так вовремя мне под ноги попался камень, из-за которого я споткнулся и едва не вспахал носом землю. Ну что ты хмуришься? Ну да, виноват, стыдно было признаться, что никакой я не мастер замечать чудеса, что собирался пролететь весь парк насквозь и так бы и сделал. Но знаешь, кажется, если чудеса хотят быть замеченными — ты просто не сможешь пройти мимо. И разодранные последние джинсы — не такая уж большая плата, как считаешь, а?
Автор: Ирина Иванова
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ