Когда я додумалась добавить к насилию материальную заинтересованность, в моей жизни многое поменялось. А теперь подробнее.
Любой котовладелец в курсе, что котиньки и насилие - вещи несовместимые. Котиньку нельзя заставить делать то, что ей противно - разве что использовать грубое физическое принуждение, а потом выгребать последствия из сапога.
Вот Монюня, например, не любит есть таблетки - мне за десять лет так и не удалось её убедить, что это нужно и полезно.
- Знаешь, я этим врачам как-то не доверяю...
- У тебя аутоиммунный стоматит!
- Ой, ну не слабоумие же. Не буду я их пить, и не проси.
Что оставалось делать? Прибегать к грубому насилию.
Монюня отбивалась с искренней страстью - лупила пятками, кусала беззубыми челюстями. Потом мы обе сидели по углам и дулись друг на друга.
А таблетки давать надо было каждый день.
И вот однажды я додумалась её подкупить.
- Моня, давай баш на баш: ты ешь таблетку, а я даю тебе вкусняшку?
Взгляд Мони стал чуть более заинтересованным.
- Какую именно вкусняшку и сколько? Учти, что компенсировать мои моральные и физические страдания может только очень вкусная вкусняшка.
Ок. Я положила Раюшкин паштет в миску, поставила ей перед носом, и достала таблетку. Моня тяжело вздохнула и задумалась.
Минута, другая... Я не торопила, понимая, что внутри моей Главкоши происходит большая душевная борьба. Монюня смотрела на паштет, на таблетку, снова на паштет... Ещё раз на паштет. Опять на паштет.
Потом молча открыла рот.
Дело пошло.
С тех пор, едва заслышав шуршание пузырька с таблетками, Монюня летит на кухню на крыльях любви. Садится и ждёт, пока я положу ей в рот таблетку, а потом приступает к трапезе.
Вчера я решилась на аттракцион невиданной щедрости - дать ей паштета просто так. Моня пришла, села, открыла рот.
- Ешь.
- Таблетку.
- Да ешь ты уже.
- Где. Моя. Таблетка.
Пришлось дать.
Теперь Монюня всем рассказывает, как это круто - есть таблетки. И что никому из бегемотов не светит такого счастья, ибо рылами не вышли.
Не то что она, Великолепная.
