Золотистые волосы разметались по подушке, одеяло сбилось. Она просыпалсь и снова погружалась в сновидение. Сон был ярким, цветным и безмятежным.
Вставать совершенно не хотелось, хотя яркое зимнее солнце уже пробивалось через занавески. На часах было без пяти десять. Из обволакивающего сна Зиночку вернул в действительность окрик матери:
— Вставай! Ты еще спишь, а уж муж пришел!
Она не ослышалась - муж? У нее есть муж? Только тут Зина вспомнила, что вчера вышла замуж…
8 января 1889 года 19-летняя Зиночка Гиппиус, которую сам Бог, как пишут, удостоил "ручной выделки", выпуская всех прочих "пачками" и "сериями", вышла замуж.
Невеста, словно сошедшая с полотен Ботичелли, была очаровательна: высокая, золотоволосая, узкобедрая, в темно-стальном изящном костюме и маленькой шляпке на розовой подкладке. Жених, 23-летний Дмитрий Мережковский, в сюртуке и форменной "николаевской" шинели, был торжественен, серьезен и взволнован.
В тифлисском соборе Михаила Архангела собрались только самые близкие. Не было ни гостей, ни цветов, ни свадебного застолья, ни белого платья, ни флердоранжа. После венчания под ноги новобрачных положили коврик. Согласно существующему поверью, кто первым ступит на него, тот в доме и будет главный. Дмитрий и Зинаида ступили на коврик одновременно.
Вечером после церемонии Мережковский ушел к себе в гостиницу ночевать, а Зина осталась у матери. Никакой брачной ночи не было.
Их знакомство состоялось за полгода до описываемых событий и произошло весьма загадочным образом. Зиночка с детства увлекалась поэзией, писала стихи с семи лет, обожала Надсона и восхищалась им.
Однажды в зачитанном столичном журнале девушке попалась любопытная публикация - стихи молодого поэта Дмитрия Мережковского, кстати, друга Надсона. Имя Зиночка запомнила. Летом 1888 года восемнадцатилетняя Гиппиус с матерью приехала в Боржоми на дачу, а Мережковский, путешествовавший по Кавказу, случайно оказался там же.
В тот день был ливень, и Мережковский, не нашедший места в гостинице, решил немедленно уехать и отправился заказать экипаж на почту. Там он встретил знакомого, который уговорил его остаться и разместил у себя. Вечером молодой человек показал Дмитрию фотографию девушки, в которую был влюблен. Это и была Зиночка Гиппиус. Барышня была умна и своенравна, тифлисские офицеры и гимназисты сходили по ней с ума, но она называла их надменно "дураками".
Ровно через десять дней, 11 июля, во время танцевального вечера в парке, Дмитрий и Зина приняли решение пожениться. Мережковский был совершенно очарован высокой зеленоглазой девушкой с толстой косой.
"Тут не было ни "предложения", ни "объяснения": мы, и главное, оба - вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что мы женимся, и что это будет хорошо... Уже бывала, и не раз, "влюблена", знала, что это, а ведь тут - совсем что-то другое!" - писала Гиппиусв дневнике.
На следующий после свадьбы день молодожены буднично встретились в гостиной за чаем, а ближе к вечеру выехали в дилижансе в Москву, откуда направились на Кавказ по Военно-Грузинской дороге. Многие знакомые пары говорили о том, что у них был так называемый "белый брак" - модный в определенных кругах, девственный.
По окончании свадебного путешествия молодожены вернулись в столицу - сначала в маленькую, но уютную квартиру на Верейской улице, 12, снятую и обставленную молодым мужем. Вскоре Мережковский привез молодую жену в другую квартиру (две спальни - у каждого своя, кабинет, гостиная и кухня с ванной за занавеской) в доме Мурузи, считавшимся одним из лучших в Петербурге, и, как ни удивлялись знакомые, был счастлив. Говорят, недоброжелатели Мережковскому подбрасывали в почтовый ящик письма: "Отомстила тебе Афродита, послав жену-гермафpoдита".
Из интимного дневника Гиппиус "Contes d`amour" ("Расчеты любви"), датированного 1893 годом, понятно, что ей нравилось мужское внимание, и она отвечала на него, но одновременно мужчины ее отталкивали. "В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе - я больше мужчина, в моем теле - я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю".
В начале 1890 года на недавно вышедшую замуж Зинаиду большое впечатление оказала разыгравшаяся у нее на глазах любовная драма. Главными героями были горничная Мережковских, Паша и "друг семьи" Николай Минский, который соблазнил невинную девушку и бросил. Гиппиус по мотивам этой истории написала рассказ "Простая жизнь". Телесная сторона жизни отпугивала Гиппиус. Что было тому виной? Воспитание, комплексы, физиология?
...Когда Зиночке было двенадцать, от туберкулеза в одночасье сгорел ее отец, известный юрист, и мать теперь с трудом сводила концы с концами. На ее попечении остались четыре малолетние дочери, незамужняя младшая сестра и мать-старушка. Старшая Зинаида росла болезненным и нервным ребенком.
В гимназию Зина практически не ходила: у нее были слабые легкие, мать опасалась наследственного туберкулеза. Денег у Анастасии Васильевны Гиппиус катастрофически не хватало, но спасибо брату Александру: тот обладал достаточными средствами, чтобы снять для племянницы Зиночки дачу в Боржоми, где она могла поправить свое здоровье.
И тут, на счастье, в бесприданницу влюбился печатающийся в столичных журналах блестящий выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета, сын действительного статского советника, сделавшего большую карьеру при дворе. Было ли это любовью, Зиночка не знала...
Мережковский был красив и умен, Зиночке льстили его ухаживания. Но вот замуж стоило ли выходить? С обеих сторон это был брак по расчету. Она получила богатого и знаменитого мужа, а он - очаровательную жену - "Зинаиду прекрасную", "обольстительного подростка", как назовут Гиппиус поэты Брюсов и Маковский.
"Да, я верю в любовь... как в чудо земли. Верю, но знаю, что чуда нет и не будет. Сижу и плачу целый вечер.
Не буду же просить подставить мне лестницу к облакам, раз у меня нет крыльев... Хочу того, чего не бывает. Хочу освобождения. Я люблю Дмитрия Сергеевича, его одного. И он меня любит, но... как любят здоровье или жизнь. А я хочу... Я даже определить словами моего чуда не могу..." - напишет Зинаида на четвертом году замужества.
Современники и биографы были солидарны: по их мнению, Зинаида оставалась девственницей в браке. Союз Гиппиус-Мережковский был духовным и никогда не был по-настоящему супружеским. Телесную сторону брака отрицали оба, хотя прожили в браке 52 года.
"Она на самом деле - девушка, - писал поэт Вячеслав Иванов. - С Мережковским ее союз - чисто духовный. И все намеки - гнусная выдумка..."
Как ни странно, ни одна из сестер Гиппиус - ни Анна, ни Татьяна, ни Наталия - никогда не выходили замуж и оставались девицами.
Зинаида щеголяла ожерельем из обручальных колец. Говорили, что она отбирала эти кольца у влюбленных в нее женатых поклонников. Она была эпатажной натурой: будучи по отцу немкой, она не желала учить немецкий, носила мужскую одежду, в литературе пользовалась мужскими псевдонимами (Антон Крайний, Роман Аренский, Лев Денисов...) и курила ароматизированные папиросы.
Как бы то ни было, взаимный интерес, много лет назад соединивший Гиппиус и Мережковского в Боржоми, с годами становился только сильнее. Совместная жизнь оказалась восхитительным интеллектуальным приключением, захватывающей авантюрой: они создавали друг друга, вместе познавали мир... Бывало, что под фамилией Мережковского публиковались статьи, написанные рукой Зинаиды Николаевны.
Зинаида вошла в литературный круг благодаря супругу и сразу же проявила себя как беспощадный критик: ее острого языка боялись, к ее мнению прислушивались, ее одобрение мечтали заслужить.
В своей петербургской квартире Зинаида Николаевна вместе с мужем создала один из самых известных декадентских литературных салонов. Творческая натура Гиппиус требовала необычного, поэтому хозяйка, по воспоминаниям современников, одевалась "сатанессой". Целью ее существования было стать "не как все".
Ее любимыми развлечениями было дерзить людям, конфузить их, ставить в неловкое положение и наблюдать за реакцией. Гиппиус могла принять малознакомого человека в спальне, лежа в кровати неодетой, а то и вовсе принимая ванну. Как известно, лучший способ защиты - нападение, Зинаида Николаевна и избрала столь вызывающий стиль поведения…
Бунин, побывавший у Мережковских, писал: "не в меру щурясь, медленно вошло как будто некое райское виденье, удивительной худобы ангел в белоснежном одеянии и с золотистыми распущенными волосами, вдоль обнаженных рук которого падало до самого полу что-то вроде не то рукавов, не то крыльев..."
Ее стихи становились событием, романы выходили в лучших издательствах, пьесы шли в Александринском императорском театре и не сходили со сцены даже после ее эмиграции в Париж.
У Гиппиус и Мережковского не было детей, но почему-то никто не удивлялся этому обстоятельству. На обеде с иерархами церкви в малом зале Императорского географического общества Зинаида шокировала присутствующих, сказав соседу-священнику:
— Надоело! Везде телятина и телятина на обед. Вот бы подали жареного младенца...
Неужели у этой женщины не было слабостей? Ей будут приписывать романы со многими, в том числе и с женщинами, но только один уязвит и ранит ее сердце.
...Внезапно Гиппиус в пух и прах разругала петербургского критика, искусствоведа, редактора журнала "Северный вестник" Акима Волынского, настоящим именем которого было Хаим Флексер.
Валерий Брюсов в своем дневнике запишет: "Гиппиус не хочет даже печататься с Волынским под одной обложкой". Почему? Он не знал, не мог знать, что Волынский еще недавно был самой большой любовью Зинаиды, что Мережковский, муж, уже солидный писатель, даже провожал ее на свидания с ним и что роман этот закончился полным поражением Гиппиус...
Зина писала Волынскому письма, бывало и по нескольку раз в день, подписывая их кокетливо - "Зизина". Первое письмо Зинаиды к Волынскому состоит из одной строчки: "Даю единственное право на издание всех моих произведений, стихотворных и прозаических, и имеющих быть написанными - Акиму Львовичу Флексеру, при моей жизни - равно как и после моей смерти".
А через три года, в последнем письме Зинаиды к Акиму и того меньше слов: "Зинаида Николаевна Мережковская-Гиппиус желала бы знать, когда она сможет получить свои портреты и письма, взамен возвращенных".
За что она беспощадно вычеркнет того, которого называла "милым мальчиком" и "Амом"? Итак, в разгар романа Зинаида Николаевна забрасывает Волынского записками:
"Любите ли вы меня сегодня? Сколько времени я вас не видала! Я так не могу. А вы?.."
"Жду вас в Летнем саду в три часа..."
"Приходите в ресторан Палкина... У вас нет денег - не смущайтесь".
"Вы найдете меня на Балтийском вокзале, к поезду 4:20".
"Вы мне нужны навек, - до времени, когда я лягу в землю".
Она требовала от него невозможного: "Хочу подснежников в июле". Ободряла и жалела: "Дружок, радость моя, у меня внутри что-то рвется, когда вам печально. Ведь люблю, люблю вас". И, наконец, мечтала и надеялась: "Теперь нас ничто не разлучит. Целую вас так, как вы только хотите..."
Она ревновала: как-то пришла в отсутствие Волынского к нему на квартиру на Колокольной улице, села в комнате в ожидании и стала писать ему: "Лезу в стол. Нашла дамский конверт с цветочком. Нашла массу неизвестных женских имен, написанных вашей рукой. Что это?.. Иду на разведку в спальню..."
А потом, вычеркнутая из его жизни, Гиппиус напишет, что Волынский бегал за ней "хвостиком", что был недостаточно тонким и "не умел отличить статую от картины"! И это о человеке, который был автором блистательной книги о Леонардо да Винчи, за которую он получил звание почетного гражданина Милана.
Это была страшная месть уязвленного женского самолюбия Зинаиды. Месть за то, что когда-то сходила с ума от любви к Волынскому, впоследствии женившегося на балерине Ольге Спесивцевой.
В своем дневнике Гиппиус запишет не без удивления: "А ведь он (Волынский) умнее меня". А потом, зная, что любила, но не была любима, напишет для себя:
"Я рада поцелуям. В поцелуе - оба равны. Ну а потом? Ведь этого, пожалуй, и мало. Явно, надо выбирать оно: или убить в себе, победить это "целомудрие" перед актом, смех и отвращение перед всем, что к нему приводит, - или же убить в себе способность влюбления, силу, ясность, ожог и остроту..."
По воспоминаниям современников, чувство Гиппиус к Волынскому было самым сильным чувством в жизни Зинаиды Николаевны.
Р.S. "...Там, на земле, я женщиной считался, - напишет она в последней неоконченной поэме. - Но только что заговорю стихами, Вот как сейчас, сию минуту, с вами, Немедленно в мужчину превращался..."
И дальше вопрошала: "Как знать могу, кто я? И было так до смерти. Хотите верьте мне, а то не верьте... Но я другого не могу сказать..."
Читайте также статью о брате Дмитрия Мережковского - историю о Константине Мережковским и его малолетней воспитаннице