Идея принца Гарри провести полгода в Австралии, работая на скотоводческой ферме, воплотилась в жизнь — и это воплощение оказалось неожиданно удачным.
«Ферма называлась «Тулумбилла». Ею владели Хиллы — Ноэль и Энни. Они были мамиными друзьями (Энни была соседкой мамы в то время, когда она начала встречаться с папой). Марко помог мне найти их — и каким-то образом убедил позволить мне поработать на них джекару без жалованья. У Хиллов было трое детей: Никки, Юсти и Джордж. Старший, Джордж, был моим ровесником, хотя выглядел намного старше — возможно, из-за долгих лет тяжелого труда под палящим австралийским солнцем. По прибытии я узнал, что Джордж будет моим наставником, моим боссом — в некотором смысле, моим директором. Хотя «Тулумбилла» ничем не напоминала Итон. На самом деле она не была похожа ни на одно место, где мне доводилось бывать».
[Джекару — новый рабочий на ферме, неопытный новичок.]
С первых минут, проведенных в Австралии, Гарри совершенно ошарашен здешней погодой — страшной жарой, к которой он не привык в прохладной дождливой Британии: «Как и папа, я поникал при одном упоминании о жаре; как я должен был мириться с духовкой внутри доменной печи, которая, в свою очередь, располагалась внутри ядерного реактора, установленного на вершине действующего вулкана?» Он боится, что может не выдержать такого климата, и отмечает, что его телохранителям было еще хуже: их разместили «в спартанских условиях, в постройке на краю фермы». Самому Гарри, по крайней мере, отвели место в главном доме — небольшом бунгало, хорошо защищенном от насекомых. В первый же вечер, ужиная с хозяевами, он с тревогой ожидает, что Энни вот-вот заговорит с ним о Диане, — а говорить о матери он «просто не мог, даже с Вилли», так что он набрасывается на еду, искренне хвалит ее, просит добавки... и не может отделаться от неловкости.
Однако уже через несколько дней Гарри осваивается на новом месте и забывает о смущении: «Средством от всех проблем, как всегда, была работа. Тяжелый, изнурительный, непрекращающийся труд — вот что могли предложить Хиллы, и его было очень много, и я не мог насытиться. Чем усерднее я работал, тем меньше чувствовал жару — и тем легче было говорить (или не говорить) за обеденным столом». Он чувствует склонность к этой тяжелой работе, требующей не только выносливости, но и определенной чуткости, и даже артистизма: «Вы должны шептаться с животными. Вы должны читать небеса и землю, как открытую книгу. Вы должны также обладать превосходными навыками верховой езды». Гарри не умеет делать это все так хорошо, как «родившиеся в седле» Хиллы, — но быстро учится, и ему это нравится:
«Обычно рабочий день начинался посреди ночи. За несколько часов до рассвета мы с Джорджем ковыляли на улицу и брались за первые дела, стараясь сделать как можно больше, пока не взошло солнце. С первыми его лучами мы садились в седла, неслись галопом к окраинам территории Хиллов (сорок тысяч акров, вдвое больше Балморала) и начинали перегонять скот. Перемещать стада крупного рогатого скота с места на место. Мы также искали отдельных коров, отбившихся от стад за ночь, и загоняли их обратно. Или грузили нескольких в прицеп и отвозили в другое место. Я редко точно знал, зачем мы перемещали тех или иных коров, но суть я уловил: им нужно свое пространство. Я чувствовал их.
Особенно сложно было, когда мы с Джорджем находили несколько отбившихся от стада животных — маленькую непокорную группу скота: было жизненно важно держать их вместе. Если бы они разбежались, нам бы здорово досталось. Потребовались бы часы, чтобы собрать их, и весь день был бы испорчен. Если одно животное бросалось прочь — например, в заросли деревьев, — Джорджу или мне приходилось мчаться за ним на полной скорости. Время от времени низко свисающая ветка выбивала тебя из седла посреди погони — возможно, даже вырубала. Когда ты приходил в себя, то проверял, нет ли сломанных костей или внутреннего кровотечения, в то время как лошадь угрюмо стояла над тобой».
Гарри рассказывает о тонкостях работы на ферме. Он скоро усвоил, как обращаться с коровами, чтобы не снизить их рыночную стоимость, и научился выполнять даже самые тяжелые задания (единственной работой, от которой он неизменно уклонялся, было холощение бычков). Он быстро подхватил сленг и даже выговор фермерского рабочего. Он изменился даже внешне. «В круговороте безжалостной работы, беспощадной жары и неумолимых коров я чувствовал, что уменьшаюсь: каждое утро становлюсь легче на килограмм, тише на несколько десятков слов. Даже мой британский акцент исчез. Через шесть недель мой голос звучал совсем не так, как у Вилли и папы, — он больше походил на Джорджа. Я и одевался почти как он. Я начал носить ковбойскую шляпу с полями, как у него. У меня был один из его старых кожаных хлыстов. Наконец, чтобы соответствовать образу этого нового Гарри, я обрел новое имя: Спайк».
[Spike — шип, колючка, иголка.]
История происхождения этого прозвища, рассказывает Гарри, связана с его поездкой в Сидней на чемпионат мира по регби. В рамках официальных королевских мероприятий он посетил сиднейский зоопарк «Таронга», где его попросили позировать для фото, держа в руках ехидну — «нечто среднее между ежом и муравьедом»; у животного была жесткая и колючая щетина, поэтому его назвали Спайк. Увы, внешне это напоминало прическу Гарри — его волосы так и не восстановились до конца после неудачной стрижки в Итоне, — и обретение прозвища стало делом времени: «Когда Джордж случайно увидел фотографию, на которой я позирую со Спайком, он засмеялся: «Хаз, у этого зверька твои волосы!» С тех пор он никогда не называл меня иначе — только Спайк. А потом мои телохранители подхватили это. Они даже сделали прозвище Спайк моим кодовым именем в радиопереговорах...»
Но даже оказавшись максимально далеко от Британии, Гарри все же не оторван от происходящего на родине полностью. Через какое-то время ему передают информацию «по деликатному вопросу» — бывший дворецкий Дианы, которого она считала своим другом и которому всецело доверяла, раскрыл СМИ некие факты о ней: «Это была просто самооправдывающая, эгоцентричная версия событий, изложенная с точки зрения одного человека». Гарри страшно зол и даже собирается лететь домой, чтобы «встретиться с ним лицом к лицу», — но Чарльз и Уильям разговаривают с ним по телефону и переубеждают его: лучший план действий, говорят они, — это выступить единым фронтом, дворец опубликует официальное заявление от их имени. Дворец действительно сделал это, «сдержанно обвинив дворецкого в предательстве и публично попросив о встрече с ним, чтобы раскрыть его мотивы и изучить его так называемые откровения». Бывший дворецкий Дианы согласился на предложенную встречу — но в итоге она так и не состоялась; Гарри предполагает, что она была отменена дворцом, и жалеет об этом.
В декабре 2003 года — к тому времени Гарри провел на ферме Хиллов около 9 недель — его новая размеренная жизнь начинает рушиться: информация о том, где проводит время британский принц, просочилась в СМИ, и на ферму попытались пробраться первые папарацци. Они были задержаны полицией, но несколько задержаний подряд очевидно доказывали, что семью Хиллов уже не оставят в покое — а Гарри меньше всего хотелось платить за доброе отношение неблагодарностью, так что он тепло попрощался с ними и вернулся в Великобританию как раз перед Рождеством.
«В первый вечер дома я отправился прямиком в клуб. И на следующую ночь. И через одну. Журналисты думали, что я все еще в Австралии, и я решил, что их невежество дает мне карт-бланш.
Однажды вечером я познакомился с девушкой и поболтал с ней за выпивкой. Я не знал, что она была девушкой-с-третьей-страницы (это был общепринятый мизогинный, объективирующий термин для обозначения молодых женщин, которые каждый день появлялись топлесс на третьей странице The Sun Руперта Мердока). Но даже если бы я знал, мне было бы все равно. Она казалась умной и веселой.
Я вышел из клуба в бейсбольной кепке. Папарацци повсюду. Вот тебе и карт-бланш...»
На следующий день газеты вышли «со множеством безумных комментариев» о том, что принц Гарри, третий в очереди на престол, встречается с девушкой-с-третьей-страницы. Новый этап противостояния с таблоидами был открыт.
Еще через несколько дней Гарри улетел в Лесото.
