Мне везло на хороших учителей. На плохих, впрочем, тоже: уроки, полученные от них, возможно, самые...
Но не будем философствовать, тем более, что, по мнению многих ученых, "в грядущей научной парадигме идея объективного знания начинает уступать место практике адекватного понимания"… прямо здесь мой внутренний гуманитарий торжествует, а внешний продолжает дозволенные речи.
Итак, МарьВанна, учительница из моего казахстанского детства давно была на пенсии, когда ее уговорили взять под свое крыло наш бесхозный 3-Д: детей в молодом городе было много, и учителей не хватало катастрофически. Первых классов набралось аж на семь параллелей, и мы измучались на первой же школьной линейке, дослушивая выступающий со стихами 1-Ж… Потом нас как-то перетрясли и расфасовали, но поголовье третьеклашек все равно значительно превышало необходимое количество педагогов.
Два предыдущих учебных года прошли у нас в постоянной смене учителей, так что и от МарьВанны мы доверчиво не ожидали ничего плохого, собравшись вместе перед 1 сентября.
..Дома еще хранится старая школьная фотография: 31 августа, школьный двор, мы с одноклассницами, - белый верх, темный низ - жмурясь от солнца, в рядок сидим «на трубе» (после как-нибудь расскажу, это интересно), позируя неизвестному фотографу: у Светки Мориной независимая ухмылка и букет наотлёт. Полненькая в то время Ленка Крупнина жмурится от солнца. Будущая красавица Любка Гаркуша похожа на хорошенькую обезьянку – со стрижкой под мальчика и пришпиленным на макушке здоровенным бантом. А рядом я – большие очки и слабая улыбка: притаившаяся внутри дизентерийная палочка уже начала свою разрушительную работу… А потому что не надо было есть ту джиду!
В общем, период коллективной притирки к новой учительнице я вынужденно пропустила, провалявшись в больнице почти весь сентябрь. А когда к октябрю наконец вернулась в класс, новые порядки были уже установлены и внедрены железной рукой МарьВанны.
Новая учительница никогда не повышала голоса, чтобы привлечь внимание или высказать недовольство: на ее уроках стояла гробовая тишина. Она устанавливалась моментально, как только мы видели в дверях ее высокую грузную фигуру, и не нарушалась даже после звонка, до тех пор, пока она не произносила долгожданное и всегда одинаковое «Урок окончен, можете идти на перемену».
Промокашку МарьВанна называла промокаткой… ну да, да! Когда я училась, в новые тетради еще вкладывали промокашки... Их надо было подкладывать под правую руку, чтобы не пачкать бумагу. И поля мы расчерчивали вручную: пять клеточек отступа и – вжжжик под линейку...
На уроках труда мы шили перочистки из нескольких кругляшков ткани и пуговицы – об ткань полагалось время от времени вытирать кончик ручки с налипшими бумажными ворсинками… МарьВанна величественно не замечала, что в школе давно не пишут перьями. Я даже думаю, что достанься мы ей в первом классе, мы бы об этом так и не узнали и как миленькие выучились бы писать чернилами. И писали бы красиво и разборчиво! Как Светка Морина, которую МарьВанна выделяла из всей нашей сорокаголовой толпы за ясный, крупный с правильным наклоном почерк.
Каждую пятницу на общем классном собрании МарьВанна педантично подводила итоги и раздавала причитающееся. Это было тщательно срежиссированное шоу, порядок которого никогда не менялся!
Сначала МарьВанна по одному вызывала двоечников и, дав каждому нелестную характеристику, поочередно выставляла их «под гвоздики», где они грустно корчили оставшимся за партами рожи из-под набитых на длинную планку крючков для одежды.
Троечников так же поочередно и пофамильно ссылали куда-то к дальней стене класса: МарьВанне, а значит, и всем остальным, было «неприятно смотреть на этих лентяев»!
Хорошисты постепенно выдвигались поближе к учительскому месту, и это было знаком монаршей милости.
Малочисленные отличники недели оставались сидеть за своими партами вплоть до торжественного финала, когда менее успешные соплеменники обязаны были искупать их в длительных овациях.
Ежемесячно каждый из трех рядов учеников получал, в зависимости от успехов, черепаху, звездочку или ракету.
Ракета, выдаваемая за первое место, была так себе – склеенный из бумаги конус с нарисованными иллюминаторами. Звездочка тоже не впечатляла. А вот черепаха! Блестящая от лака, с совершенно натуральным рисунком роговых пластин на панцире, вытянутой головкой и хитрыми глазками, она выглядела как живая. Поэтому даже то, что черепаху вручали за самые сомнительные успехи, не расстраивало третий ряд, который обычно ее и получал. Черепаху делал в экспериментальном цехе на заводе пластмасс чей-то папа.
В общем, наша новая школьная жизнь разительно отличалась от той, которую мы вели раньше.
А еще каждый день у нас теперь был «нулевой» урок: мы приходили в школу за час до начала своей законной второй смены и писали то словарный диктант, то изложение, то работу над ошибками, которые в них допустили.
МарьВанне вряд ли платили за эти уроки... Но если вы заподозрили, что она была из когорты учителей-бессребреников, фанатично влекущих детей к доброму и вечному, то вы далеки от истины: даже в третьем классе нам было понятно, что неспроста наша учительница время от времени опирается двумя сложенными ладонями на острый кончик своей указки, установленной на столе, и строго напоминает, чтобы мы не вздумали дарить ей никаких подарков:
- А то, бывает, нанесут травы всякой, цветов… На что они мне? – спрашивала у нас МарьВанна.
А вот недавно в «Тканях» она видела светленький ситец… только не в горошек, упаси Боже, старушечий какой рисунок! А с такими меленькими листочками – и МарьВанна неспешно рисовала на доске листочки. Если его купить, то можно пошить для неё отличную ночнушку… Дети, у кого мама умеет шить?
Будучи честным человеком, моя лучшая подруга Ира, помнится, не смогла промолчать, подняла руку и сказала, что ее мама умеет... Не знаю в точности, что потом Ире сказала ее мама, но ночнушку МарьВанне она, проклиная все, сшила.
Я, кстати, тоже тогда выступила с заявлением о вполне швееспособной маме: она же иногда строчила что-то на своей машинке. За давностью лет уж и не припомню, как маме потом удалось увильнуть от этой трудовой повинности. Больше я на провокации не поддавалась. Но ночнушки, халаты, хрустальные вазы и прочие радости жизни МарьВанна, внятно озвучив, получала весь год.
Из каких традиций вынесла она свою твердую убежденность в том, что зарплата зарплатой, а уважить учителя подарочком нужно, неизвестно. Так, я читала, было принято когда-то в дореволюционных еще сельских школах, где учителей кормили и одевали всей крестьянской общиной. Работала ли МарьВанна в сельской школе? Не узнать уж теперь. Но ее тогдашний пансион, благодаря заботам родителей, был звезды на 4 с половиной.
...Согласно введенной системы МарьВанниных грейдов, несколько месяцев я болталась где-то между дальней стеной и учительским столом, изредка выныривая среди отличников: научившись читать чуть ли не в три года, я блистала на уроках чтения – и только.
Никак не дававшееся деление в столбик и забытая за лето таблица умножения – о чем МарьВанна сделала в моем дневнике грозную красную запись с тремя восклицательными знаками, - все это были мелочи по сравнению с русским языком, где происходило что-то непонятное...
Каждый день на ненавистном нулевом уроке вместе со всеми я выписывала в четвертушке от тетради проклятущие словарные слова. Каждый день писала по ним очередной диктант... и получала за него очередную тройку!
Было обидно и совершенно непонятно, почему тетрадки возвращаются ко мне, исчерканные поправками и замечаниями. Словарные слова писала? Писала. Работу над ошибками делала? Делала! И что у нас опять за диктант?..
Как получалось, что слова с подчеркнутыми правильными буквами никак не связывались в моей голове с теми, что я писала в тетрадках с диктантами и домашними заданиями, я до сих пор не знаю. Что-то подобное происходило, когда лет в шесть я впервые поступала в музыкалку, но тогда меня подвела любовь к творчеству…
Впрочем, тройки по русскому были не единственной моей проблемой.
…В младших классах дети часто обожают своих учителей: как утята, принимающие за маму-утку любой предмет, первым попавшийся им на глаза после того, как покинут скорлупу, малышня стремится быть поближе и во всем подражать учителю, сумевшему даже не привлечь, а просто не слишком уж явно оттолкнуть.
Не знаю, были ли в нашем классе люди, любившие МарьВанну... Сомневаюсь. Она была сурова, строга и требовала старательности от каждого ученика без исключения.
С упрямцами же билась не на жизнь, а на смерть.
В ход шли угрозы, оскорбления, шантаж и манипуляции. Она видела и отмечала своими наградами все: лень, небрежность, неряшливость, попытки слабых соврать и угрюмое сопротивление сильных.
…Врала я всегда артистично, но без особой фантазии: опоздала, потому что будильник не прозвонил. Не сделала аппликацию, потому что дома не оказалось клея – такая досада… Не решила вот эти пять примеров, потому что забыла записать домашнее задание и теперь огорченно хлопаю ресницами, упирающимися в стекла очков: способ, который никогда не подводил.
... C МарьВанной это не срабатывало никогда и ни при каких условиях:
- Домашнее задание было, как всегда, записано в правой части доски – дети, было? Было.
- Я просто не увидела про эти пять примеров…
- Интересно. Не увидела... Ты сидишь на первой парте и не видишь домашнего задания? Может, тебе нужны другие очки? На, возьми мои!
- Вижу… Я забыла… - мои ресницы мокры, мне стыдно от того, что за этим позорным диалогом наблюдает весь класс, и я расстроена уже почти искренне... но это почему-то не помогает: меня продолжают прилюдно и методично отчитывать.
- А голову ты не забыла? – четко артикулируя спрашивает МарьВанна. - Нет? В следующий раз ты забудь, а мы посмотрим, как ты будешь жить без своей пустой головы!..
Унижения и оскорбления. Оскорбления и унижения. При всем классе! Невзирая на прошлые и будущие заслуги! Что уж тут говорить про тройки по русскому…
- Знаете что, МарьВанна! Вот про голову и очки – это уже лишнее! И прилюдно ругать ребенка за провинности просто нельзя! Это азы воспитания, если на то пошло. Из-за вас и таких как вы учителей, совершенно не любящих детей, и случаются потом детские травмы на всю жизнь! – так я могла бы, наверное, сказать сейчас - и была бы абсолютно права. Много, ох много чего можно было сказать нашей МарьВанне совершенно справедливого и правильного.
Но я не сказала, а через пару месяцев... случилось чудо.
... Была зима. Торжественно передвигаясь по классу и раздавая проверенные диктанты – уже по тому, как подавалась тетрадь, можно было понять, что в ней, - МарьВанна брезгливо швырнула мне мою голубенькую тетрадку в прозрачной обложке. Не ожидая ничего хорошего, я неохотно открыла свою работу и пробежалась глазами по жирным красным исправлениям: в конце меня поджидала идеально выписанная большущая тройка. Опять… ну что опять не так?! – тоскливо подумала я, переводя взгляд на окно с голыми деревьями и ожидая неминуемого продолжения.
И оно последовало:
- Что ты мне тут понаписала? «Кросивые облока»? – МарьВанна явно передразнивала какого-то, как я надеялась, воображаемого тупицу.
- Ты бы еще «карова» написала! Вот кто тебе сказал, с чего ты вдруг решила, что нужно писать «кросивые облока»?
Вопрос МарьВанны повис в воздухе, постепенно просачиваясь в мою голову... большую голову, болтающуюся на тонкой шее – именно так меня описывал в своем школьном сочинении несколькими годами ранее мой двоюродный старший брат…
В голове этой происходила мучительно-трудная работа: а с чего я решила?.. Да я вообще-то ничего и не решала! Я просто написала... как мне понравилось...
- Сколько раз мы писали эти словарные слова? Сто раз. Нет, тысячу! И ты давно уже знаешь, как они пишутся правильно! Почему снова пишешь с ошибками?
Она продолжала еще что-то громко и возмущенно говорить надо мной, нависая, как то «облоко», из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
…И вдруг в голове моей щелкнуло какое-то реле… я перестала слышать МарьВанну, пораженная невероятной мыслью: каждое слово можно написать правильно только одним способом!.. и люди давно уже договорились между собой, каким именно... Значит... мне нужно просто соблюдать эти договоренности... и тогда у меня и не будет никаких проблем с нависающей надо мной МарьВанной!?
Так все и случилось.
Я до сих пор не понимаю, в чем причина странного ментального разлада, мешавшего мне до этого. Но с тех пор мне трудно написать неправильно слово, которое хоть однажды прочитала. Явление это почему-то называют врожденной грамотностью.
Врожденная грамотность снизошла на меня в третьем классе мангышлакской средней школы №5 зимним днем на уроке русского языка под аккомпанемент никем не любимой учительницы Марии Ивановны Доничевой.
Просто надо писать правильно – вот и вся премудрость.
Спасибо, МарьВанна. Спасибо, за то, что знали это так твердо!
P. S. Ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал)