Ну, казалось бы, о восстании русских войск во Франции в 1917 году написано очень много: есть и свидетельства очевидцев, и мемуары русских генералов, ставших эмигрантами, есть много работ советского времени, посвященных этому мятежу, и его подавлению. И, кажется, что все кристально ясно и понятно.
Все так, но если собрать все воедино, то выяснится, что… перевирают ситуацию все: и генералы, и французы, и советские историки (и, каждый в свою пользу). Каждый дает лишь кусочек информации, который трактует так, как выгодно ему. И, в принципе, чем глубже копаешь всю эту историю, тем больше всплывает… (правды).
Парадокс заключается в том, что, двум противоположным сторонам удобно одно и то же вранье. Советская версия говорит об мощной пропаганде большевиков в войсках и «революционной активности масс», царским генералам тоже удобна эта точка зрения, чтобы скрыть кое-какие свои делишки. Ну, например, принято писать:
«Да, куртинцы были ленинцами, ибо они боролись за прекращение империалистической бойни, за мир между народами воюющих стран; вели борьбу против буржуазного Временного правительства, против продолжения им захватнической империалистической войны, вели борьбу за победу пролетарской революции в России».
Да, окститесь вы «господа-товарищи», о чем вы? Какие «ленинцы»? Там совсем другая история была. Давайте разберемся.
Ну, для начала, речь идет не об одном событии, а о нескольких столкновениях, которые происходили на протяжении года, причем, причины у них были немного разными.
Как мы знаем, вся эта история, в принципе, начиналась крайне некрасиво. Российская Империя продала своих солдат в обмен на 400 старых орудий и снаряды к ним. Вернее как, французы предлагали 400 орудий в обмен на 400 тыс. солдат. Но в результате, масштабы сделки оказались сокращены: были поставлены 92 шт. 90-мм орудий Де-Банжа и, какое-то количество снарядов к ним (ну, и еще кое-какое имущество), а, за рубежом оказалось почти 50 тыс. русских «легионеров». Только легионер служит по собственной воле, а, здесь…
Когда я писал о том, что не Николай II был инициатором этой сделки, я писал об этом не просто так. Да, он как первое лицо он несет полную ответственность, но, есть нюанс. Не только французы были инициаторами этой «сделки», и не царь был главным ее действующим лицом.
Царь еще только-только отрекся, а новые русские формирования вновь потекли во Францию бурною рекой: три маршевых батальона, артиллерийская бригада…
Но, если разбираться, волнения начались еще при царе, и отнюдь не в 1-й бригаде. Долго не мог понять, отчего в записках генерала Ф.Ф.Палицына идет постоянное ворчание на «разложение» русских в госпиталях посредством «агитаторов» (которых никто никогда не видел).
Оказалось, что первые волнения начались еще в январе 1917 года, в госпиталях, где проходили лечение солдаты с Салоникского фронта. Причина проста и банальна. Кое-кто решил прикарманить солдатское жалование, не выплачивая жалование раненым за период их излечения в госпитале. Кто это мог быть? Не будем показывать пальцем, хотя отвечал за это как раз генерал от инфантерии Федор Федорович Палицын. Деньги на выплату жалования исправно перечислялись, но…
В январе 1917 года группа солдат команды выздоравливающих, расположенной в Иере, отказалась выехать на фронт, пока ей не будут выданы суточные деньги. Эта группа была немедленно арестована. Но ее пример нашел последователей. Еще несколько групп выступили с такими же требованиями. Требование солдат об уплате им суточных денег было вызвано тем обстоятельством, что русское военное командование во Франции произвольно лишило раненых солдат, находившихся на излечении в госпиталях и в командах выздоравливающих, положенных им суточных денег. Оно использовало эти деньги для банкетов, приемов и т. п. Ситуация осложнялась тем, что в госпиталях, как правило, был французский медицинский персонал. Во многих из них пища готовилась плохо и отпускалась не по установленным нормам. Переводчиков не было. В 50-м и 86-м парижских госпиталях, например, существовал такой порядок: у французов, все, кто мог ходить без костылей, должен был работать. Кто из-за слабости не мог работать и отказывался от работы, тех выписывали из госпиталя, причем не в команды выздоравливающих, а сразу в строевые части.
Наши солдаты, выписываясь из госпиталей, требовали положенные им суммы, а офицеры делали удивленное лицо. Генерал от инфантерии Ф.Ф.Палицын очень сильно возмутился, когда во время его «инспекционной» поездки, ему задали вопрос в лоб.
Правда, 3 февраля 1917 года пришло письмо Главного управления Генерального штаба, из которого следовало, что законом установлен отпуск суточных денег вообще всем нижним чинам, командированным на Французский и Салоникский фронты, и что больные нижние чины не должны составлять исключения.
Однако русское командование во Франции и после этого разъяснения продолжало не выдавать раненым и больным солдатам положенного им денежного содержания. Но чтобы не возбуждать еще большего недовольства солдат, командование решило выдавать солдатам «аванс» по 5–10 франков в месяц. При выдаче этих денег солдатам объясняли, что остальные деньги не выдаются им якобы потому, чтобы они не пропили их и не заводили бы в пьяном виде драк с солдатами других союзных армий.
Данное «разъяснение» солдат не устроило, т.к. хищение сумм велось настолько открыто, что ни для кого не являлось секретом, в том числе и для солдат. (Оно полностью потом подтвердилось материалами расследования в марте 1917 года).
Результаты расследования после февральской революции были направлены в Россию военному министру Временного правительства Гучкову с просьбой принять необходимые меры. Но ответа (естественно) не последовало.
Однако русские власти во Франции не собирались всерьез выполнять свои обещания. Вместо того, чтобы удовлетворить нужды солдат, власти уговаривали их согласиться на получение не всех денег, причитающихся им за 6–8 месяцев, а лишь аванса в размере 15–20 франков на человека. Солдаты не согласились с этим предложением и потребовали выдачи всего, что им причиталось. И так как командование стояло на своем, солдаты повели борьбу за свои законные права более решительно. В Иере снова начались волнения.
Палицын в своих записках указывает: «Войска вели себя хорошо, несколько распущены были раненые и больные в тыловых госпиталях, где шла умышленная пропаганда всяких пацифистов и людей, ненавидевших существующей порядок» Там же: «Вслед за этим поехал в Бурже, где было свыше 500 раненых, и там встретил людей, сильно изменившихся в настроении. Все-таки держались, в общем, прилично, как следует солдатам, но что-то неуловимое по внешности, скорее угадываемое чувством, указывало, что солдат наш изменился. Правда, в Бурже все было хорошо, в смысле содержания. Туда раненых не ожидали, были госпитали отличные, но некоторые были переполнены. Но это обстоятельство могло повлиять неблагоприятно на настроение только очень избалованных людей. К сожалению, наши солдаты всем: и отпусками, довольствием и деньгами, были очень избалованы».
Ну, да… «избалованы». Интересное мнение.
Весной взбунтовалась команда выздоравливающих в составе более тысячи человек. Ситуация та же. Деньги куда-то… «рассосались». Начальником этой команды был полковник Радомский. Он предложил выздоравливающим солдатам получить аванс в размере 10–20 франков (якобы из личных средств), а, когда от него стали требовать полного расчета, он заявил солдатам, что в случае их отказа от получения аванса, они вообще ничего не получат, и будут выписаны из команды выздоравливающих и отправлены в свои части без всякого расчета. Что, мол, об этом уже есть уже соответствующее распоряжение высших военных французских властей.
Распоряжение об отправке было. Из состава этой команды должна была отправиться на Салоникский фронт группа из 400 человек. Но к расчетам с личным составом французы отношения не имели. Эти деньги поступали из Парижа, от графа Игнатьева (военный агент во Франции; одновременно представитель русской армии при французской главной квартире), причем, деньги поступали исправно.
Команда отказалась следовать на фронт до выплаты задолженности (в некоторых случаях задолженность составляла 8 месяцев). Полковник Радомский расценил эти требования солдат как «военный бунт» и донес о них русским военным властям в Париж.
Не дожидаясь ответа из Парижа, Радомский обратился к местным французским военным властям с просьбой помочь ему ликвидировать «бунт» и отправить сформированный отряд по назначению. Французское командование Иерского гарнизона выделило пехотный батальон, усиленный двумя пулеметными ротами колониальных войск.
Несмотря на угрозу расстрела из пулеметов, команда продолжала настаивать на своих требованиях. В Иер прибыл подполковник Пинчулидзев, который с 17 (30) января 1917 года занимал должность штаб-офицера для поручений при русском военном агенте графе Игнатьеве.
Созрел скандал. Ф.Ф.Палицына сняли с должности (11.10.1917 полностью уволен от службы «по прошению», но, с мундиром и пенсией).
Обо всем виденном Пинчулидзев сообщил новому представителю Временного правительства генералу Занкевичу в Париж, добавив, что так называемый «бунт в Иере» является не чем иным, как плодом фантазии полковника Радомского.
Солдаты, по словам Пинчулидзева, выразили чувства верности воинскому долгу, и выезд их в Салоникскую армию не вызывает никаких сомнений (и это было правдой).
Во втором своем донесении Пинчулидзев подтвердил Занкевичу желание солдат выехать в Салоники, но подчеркнул, что выезд их на Салоникский фронт будет зависеть от немедленного удовлетворения их законных требований.
До начала событий в лагере Ля Куртин сложная ситуация в госпиталях не закончилась. Команду выздоравливающих отправить не удалось. Более того, в конфликт оказались втянуты французские части.
Генерала Палицына-то спровадили, некоторых офицеров тоже, но деньги-то где взять. Начались увещевания. Потом угрозы.
К этому времени уже вовсю развивались события в главном лагере русских войск. Родилось новое требование: отправить всех желающих в Россию. Пинчулидзев несколько раз приезжал выздораливающим. От уговоров он перешел к угрозам. Подпоручика Малахова, который выступал от лица протестующих, Пинчулидзев приказал арестовать, но это вызвало совсем иную реакцию, нежели нужна была ему.
И он оставил Иерский госпитальный гарнизон и выехал к военным властям Тулона, расчитывая получить подразделения для усмирения «бунтовщиков», но потом передумал, и просто «изыскал» средства.
Самое интересное, что после того, как последних числах июля 1917 года солдатам Иерской команды все положенное по нормам вещевое и денежное довольствие, солдаты отправились на Салоникский фронт. Дело-то было совсем не в «революционных настроениях». Воровать не нужно.
К этому времени возник еще один очаг напряженности, на сей раз в Ванвезе. Но там все закончилось намного хуже.
В конце июня 1917 года во все госпитали, в которых находились на излечении русские солдаты, поступил приказ французского командования, требующий срочно переосвидетельствовать всех солдат, находящихся на излечении в госпиталях и командах выздоравливающих. Всех, признанных годными к строевой службе, требовалось выписать в маршевые батальоны для отправки в части действующих армий.
Переосвидетельствованию подверглась и группа русских солдат Салоникского фронта в составе 400 человек, находившихся на излечении в госпиталях города Ванвеза. Комиссия по оптом признала всех выздоравливающих годными к строевой службе, и предложила незамедлительно отправить их на фронт и на второй день после осмотра всем 400 солдатам выдали положенные справки и приказали быть готовыми к отъезду в Салоники.
Солдаты, (среди которых было, действительно, много нуждающихся в дальнейшем лечении) потребовали от госпитального начальства нового медицинского осмотра. Кроме того, солдаты потребовали от командования выдать им полностью обмундирование и причитающееся за несколько месяцев денежное содержание для экипировки перед отъездом на фронт. Ситуация та же самая.
Вопрос с обмундированием и, (особенно с обувью) был крайне актуален для 2-й бригады. Выезд в салоникскую армию солдаты поставили в зависимость от удовлетворения всех этих требований.
Ф.Ф.Палицын в своих записках перекладывает вину на других: «Можно ли это было исправить? Я думаю, что да, если бы и французы и, в особенности наши начальники, кроме умения, вдумчивости, были бы люди с большим характером. Много вреда принесли госпитали, оттуда шло брожение и претензии, из которых большинство неосновательных. Но претензия на несвоевременную выдачу денег больным и раненым была основательная и это была вина и бригадных и полковых командиров».
Полковник Радомский и подполковник Пинчулидзев, под наблюдением которых находились все госпитали юга Франции, где лечились русские солдаты, начали убеждать солдат отказаться от всех своих требований и согласиться поехать на фронт. «В противном случае, — грозили они, — все отказавшиеся будут рассматриваться как «изменники делу революции» со всеми вытекающими отсюда последствиями». Пока между ними и солдатами шли переговоры, французские войска оцепили помещения, где находились русские солдаты.
Эти действия французского командования несколько озадачили и Радомского и Пинчулидзева. Французские власти требовали немедленно навести порядок, хотя бы силой оружия. Все просто: «русские вы нам должны, и солдаты ваши – наши рабы. Наводите порядок! За все заплачено!»
Они требовали от русского командования немедленного подавления «мятежа», ибо, по их мнению, пример русских солдат «может отрицательно сказаться на французских войсках, где наступило моральное разложение и упадок дисциплины». В дело вмешался главноначальствующий русскими войсками во Франции генерал Занкевич. Он указал французскому военному командованию на «несвоевременность» вооруженного подавления движения среди русских солдат Ванвеза, сославшись на настроения, ясно определившиеся к этому времени в 1-й особой бригады, в которой тоже назревал бунт.
В дело вмешался главноначальствующий русскими войсками во Франции генерал Занкевич. Он указал французскому военному командованию на «несвоевременность» вооруженного подавления движения среди русских солдат Ванвеза, сославшись на настроения, ясно определившиеся к этому времени в 1-й особой дивизии.
В своей телеграмме Занкевич писал Керенскому:
«Партия выздоравливающих солдат Салоникского фронта 400 человек, эвакуированных для лечения во Францию, отказывается выехать в Салоники. Французские власти настойчиво требуют решительных мер, находя опасным примером для французских войск создавшееся положение. Принятые до настоящего времени меры не привели к желанному результату. Командирую штаб-офицера для выяснения положения на месте и воздействия на солдат. В случае категорического отказа выехать не считаю, однако, возможным применить французские вооруженные силы и буду вынужден отправить неповинующихся в Россию для предания суду за неисполнение законных приказаний. Предать суду здесь при большом числе обвиняемых не представляется возможным».
Телеграмму Занкевича Керенский получил после кровавого расстрела Временным правительством июльской демонстрации питерских рабочих и провала июньского наступления на русском фронте. Поэтому Керенский, не задумываясь, ответил Занкевичу:
«Ввиду происшедших событий в Петрограде 3–5 июля, а равно исключительно тяжелого положения нашего Западного фронта, где целые полки и дивизии под влиянием преступной агитации большевиков и немецких агентов превратились в недисциплинированную армию трусов и предателей, бежали неудержимым потоком перед значительно слабейшими силами противника, не оказывая им никакого сопротивления, Временное правительство, облеченное неограниченными полномочиями для спасения родины и революции, приняло ряд решительных мер. Со своей стороны я дал указания для искоренения предательства в действующей армии, виновные в призыве офицеров, солдат и прочих воинских чинов к неповиновению действующих при новом демократическом строе законов и согласных с ним распоряжений военной власти наказуются как за государственную измену. Вменяю в обязанность применение вооруженной силы против ослушников боевых приказов, как отдельных лиц, так и целых частей».
Радомский оцепил французскими войсками помещения, в которых находились русские солдаты, и приказал никого не впускать в помещения и не выпускать из них. Русские солдаты приняли со своей стороны необходимые меры. Они развернули работу по братанию с алжирскими пулеметчиками и французскими унтер-офицерами.
Получив донесение о том, что полковник Радомский оказался бессилен привести солдат к повиновению и что французские солдаты братаются с «бунтовщиками», генерал Занкевич предложил Радомскому просить у местного французского командования другие, более надежные части.
Полковник Радомский обратился к французским военным властям местного гарнизона с просьбой дать ему несколько надежных подразделений, чтобы ими можно было не только окружить территорию госпиталя, но и взять под строгое наблюдение все улицы, дороги и тракты, ведущие в окрестности Ванвеза и за их пределы.
Радомский зачитал солдатам распоряжение Керенского. Солдаты выслушали его спокойно. Они продолжали твердо стоять на своем. На следующий день утром в госпиталь приехал генерал Занкевич. Обойдя больных, поздравив их с выздоровлением и пожелав им счастливого пути, Занкевич вышел во двор и приказал построить солдат во дворе в каре. Выйдя на середину плаца, Занкевич еще раз поздоровался со всеми и тут же приказал своему адъютанту зачитать приказ о наградах, затем собственноручно прикрепил нескольким солдатам георгиевские кресты и медали. Когда церемония вручения наград была закончена, Занкевич сам подал команду «Смирно!» и начал читать приказ Керенского. Солдаты внимательно выслушали приказ, но результат был прежним. Солдаты требовали расчета и отправки в Россию (а, вот этого уже допустить было нельзя, ибо… «Уплочено!»).
Ф.Ф.Палицын (уже не у руля, но по-прежнему, пока, на службе) писал: «Люди в праздности, и чувствуя, что переворот выдвинул их на первый план, ибо переворот, будем говорить и называть события настоящим именем, был произведен улицей и скученными в одном месте солдатами запасных батальонов, т. е. недоучками все выдумывали предлоги к обвинению и все волновались. И все это шло crescendo. Вероятно, и в их среде были и умные, которые отлично поняли, что в состоянии беспорядка и необученности их на фронт не пошлют. Эти впечатления я передал и Занкевичу и Лохвицкому».
А, дальше вступил старый принцип: «Сейчас мы разберемся, как следует, и, накажем, кого попало!».
На следующий день Занкевич создал военно-следственную комиссию под председательством полковника Радомского и поручил ей расследовать всю историю антивоенного выступления солдат и дать ему исчерпывающий материал для привлечения виновных к суду. В результата расследования из группы в 400 человек арестовали 82 человека и предъявили им обвинение «в антивоенном заговоре против демократического строя России, в организации военного бунта, повлекшего за собой решительный отказ всей группы солдат подчиниться приказу командования и выехать в действующие части фронта и, наконец, в руководстве всем этим антивоенным и антигосударственным движением, направленным не только против государственного строя России, но и союзнических интересов Франции».
Все 82 были расстреляны.
А, что же сталось с генералом от инфантерии Ф.Ф.Палицыным? А, ничего. В 1918—1920 председатель Военно-исторического и статистического комитета при Русском политическом Совещании в Париже. Он являлся учредителем и председателем Общества взаимопомощи Союза офицеров в Париже (но и там с деньгами начали случаться ... "чудеса"). Потом, когда ему начали намекать на деньги, он уехал в Берлин. Позже состоял членом Общества взаимопомощи офицеров Генерального штаба в Берлине. Член Общества взаимопомощи офицеров Генштаба в Берлине. Умер в 1923 году от короновир... простите, от испанки.
