Для деда Михея я придумала месть: как только видела, что тот шёл в огород работать, я выходила следом, вставала на самом видном месте у дырявого забора и втыкала в него острый, немигающий взгляд. Если дед перемещался – я шла за ним, если уходил – я ждала, если пытался прятаться, я находила его на участке. По началу он делал вид, что не замечает меня, потом стал нервничать и суетиться, дня через три не выдержал и заорал:
— Чё тебе надо? — крикнул дед Михей. — Чё ты пыришься на меня, востроглазая?!
Я продолжала молча смотреть, наклонив вперед голову для пущего эффекта.
— Тьфу! Окаянная твоя душа! – заорал дед Михей и махнул на меня рукой. – Чтоб тебя, нечистая! – попятился он назад, споткнулся о ведро с выполотой травой и упал. Тут же вскочил, развернулся лихо и ринулся домой, придерживая руками старые рабочие штаны с пузырями на коленях.
Дед Михей перестал выходить из дома, а как-то под вечер пришла к нам его младшая дочь, тётка Аня, и виновато просила баб Дуню «охолонуть» меня – дать деду спуску. Бабка молча выслушала и только головой качнула. Когда дверь за тёткой Аней закрылась, баб Дуня громко расхохоталась, из глаз потекли слёзы.
— Ну, ты девка, затейница! Ха-ха-ха! Ну ты и курва! Понятно, отчего мать с тебя плачет, — гоготала бабка. — Пошто деда за зря пугаешь, житья не даёшь?
— Прогнал он меня. Жичиной грозился, — я замялась, не зная, продолжать или нет.
— Ну, говори, коль начала! — потребовала баб Дуня.
— Ведьминым отродьем меня назвал, — ответила я и насупилась.
Бабка расхохоталась ещё пуще.
— Отродьем? Вот дурак. Ох-ха-ха! Отродьем!
Бабка хохотала, что есть мочи, била себя ладонями по коленям, запрокидывала голову чуть ли не падая с табуретки, а потом резко замолчала, словно радио, которое выдернули из розетки, и сказала уже серьёзно:
— А теперь слушай меня, девка, слушай внимательно: привыкай быть изгнанной и битой. Народ не любит таких, как мы. И боится. Но ты людскую глупость и невежество сноси гордо и снисходительно. Страху никому не показывай. Тогда они тебя сами бояться будут. А как силу свою освоишь, так и уважать начнут.
Бабка помолчала немного, а потом нехотя, будто так и не решив до конца, стоит ли говорить или нет, добавила:
— Уважать будут и бояться будут, а вот любить — нет.
На этих словах она отвернулась от меня и вышла в сени, захлопнув за собой дверь. Я осталась одна, впервые ощутив всё одиночество бабкиной жизни. Оно выплеснулось на меня, как ушат холодной воды, который изредка она выливала на меня на закате, читая заговоры.
– Ба, а за что ты Димкину бабку извести хотела? – спросила я у неё уже вечером, когда мы укладывались спать. Каждую ночь баб Дуня подтыкала под меня одеяло и при свете старой керосинки садилась вязать до тех пор, пока я не усну.
– А что, дружок твой тебе не рассказал?
– Он только сказал, что вы дружили, а потом баб Маша вышла замуж, и ты на неё разозлилась.
Баб Дуня вздохнула глубоко и отложила в сторону вязание. Устало потерла глаза.
– Давняя та история, милка. Уже мхом вся поросла. Но коль хочешь знать, так и быть – расскажу. Хотя, что уж тут говорить? Всё просто, как и у других. Мишка – Димкин дед то бишь – меня в жёны звал по началу. Уже и свадьбу готовили. А Машка возьми, да и расскажи ему, что у меня прабабка колдовала. Мишка неместным был, приезжим, а Машка всю жисть со мной в одной деревне прожила. Вот и выдала меня, когда на Мишку глаз положила. Тот струсил, стручок поганый. Взял Машку в жёны, свадьбу состряпали по-быстрому, а меня – со двора. Это уж потом твой дед меня в жёны взял и мы соседями стали, а до того жила я с матерью в конце деревни. Мать болела, а я в старых девках уже ходила. Вот и заимела я зуб на Мишку с Манькой. Долго я тогда плакала, горько плакала. Долго не могла их простить. А потом решила, что раз уж ведьмой меня считаете, то нате – получайте, что заслужили, – баб Дуня замолчала, вспоминая прошлое. – Я тогда первый раз за это дело взялась. Такая злая была. Не знаю, откуда знания пришли, всё, как в дурмане делала. Я и сама удивилась потом, когда всё вышло. Испугалась даже, помнится. Но что сделано, то сделано. Назад не воротишь. Остальное, думаю, ты и сама уже знаешь.
– Угу, – отозвалась я, натягивая на себе одеяло до подбородка.
Бабка снова взялась за спицы.
— Ба?
– М?
– Ты тёмная, да?
— А ты как думаешь? – ответила она, не отрываясь от спиц.
— Не знаю. Про тебя слухи всякие ходят… и сама ты вон чё рассказываешь.
— Ты за слухи не говори, и за меня не говори. Ты за себя говори. Слушай себя, а потом говори.
Я помолчала. Бабушка продолжала мерно стучать спицами.
— Не знаю, какая ты, — проговорила я уже изо сна. — Но мне с тобой светло.
Бабушкины спицы вдруг перестали стрекотать и всё вокруг замерло.
– Знала бы ты, как мне с тобой светло, – услышала я уже сквозь плотную завесу сна.
*
Продолжение следует. Спасибо за лайки и комментарии! Они помогают моему сообществу быть видимым и развиваться.
Начало и продолжение повести по ссылкам:
Часть 1: https://dzen.ru/a/Y8ZLKLkcLFLayAOq
Часть 2: https://dzen.ru/a/Y8ex-gdF63zNmdtG
Часть 3: https://dzen.ru/a/Y8vR-9VL8FnuMnQ5
Часть 4: https://dzen.ru/a/Y85qdcQaJU-G3xzc
Часть 5: https://dzen.ru/a/Y850gzpsgDJDTm2R
Часть 6: https://dzen.ru/a/Y9D4KAZ1KhLjzH15
Часть 7: https://dzen.ru/a/Y9PJQkK8pnQDANcD
Часть 8: https://dzen.ru/a/Y9kSuVfOKFMOFbl2
********
Понравился рассказ?
Вы можете поблагодарить меня материально через перевод на карту Сбербанк
5469530010067006
Ирина Васильевна Л.
