Итак, я тут сгоряча брякнул, что в ближайшее время перечитаю «Черного баламута» Олди и напишу развернутый материал по этому произведению… Придется выполнять. Однако, это обещание — не из тех, с которыми можно разделаться по-быстрому за день-два, поскольку книга более чем объемная, и далеко не самая простая для чтения и понимания, так что какое-то время на нее определенно уйдет.
Тем не менее, раз уж речь в очередной раз зашла об Олди, то я решил «для разгона» перечитать одну их повесть, которая в свое время тоже произвела на меня изрядное впечатление, а именно - «Где отец твой, Адам?».
Возможные будущие варианты эволюциичеловечества всегда интересовали писателей-фантастов, и в этом смысле повесть Олди отчетливо перекликается с другими знамиенитыми произведениями на ту же тем, например с «Волны гасят ветер» Стругацких и «Концом детства» Кларка, исследуя ту же проблему: что случится, если «эволюционный скачок» совершит не все человечество, а только его часть? Какими будут взаимоотношения между «продвинутыми» и «отсталыми»?
(Сейчас мне в голову пришел еще один рассказ - «Сезон мутантов» Силверберга, но там все-таки развязка куда более оптимистичная).
В каком-то смысле повесть Олди - это «Конец детства» Кларка, рассмотренный через призму личной трагедии одной семьи. Каково это: сознавать, что твои близкие из обычных людей превратились в нечто непостижимо большее, нечто, что тебе никогда не суждено испытать? Как тут не сорваться в примитивную ксенофобию, не заявить «они стали нелюдьми», не начать свой личный крестовый поход «во имя человечества» (а именно так поступают отдельные персонажи книги).
Если же отвлечься на мгновение от фантастического антуража повести и посмотреть немного глубже — то в ее основе лежит старый, как мир конфликт отцов и детей. Старшему поколению всегда кажется, что молодежь все делает «неправильно», что они — ленивые, бездарные, безалаберные, ни на что не способные, что они все профукают и пустят мир под откос. Об этом говорили еще великие философы древнегреческих полисов, об этом писали римские драматурги и поэты, этот рефрен красной нитью проходит сквозь всю историю человечества, и тем не менее вот мы с вами здесь, ругаем почем зря «миллениалов», «зумеров» и так далее.
Финал повести кажется трагическим, но только на первый взгляд. Ведь на самом-то деле, нас всех ожидает такая судьба: мы уйдем, а наши потомки (непонятные нами, проклинаемые живущие какими-то своими бесконечно далекими от нас проблемами и ценностями) останутся. Главный герой повести как минимум нашел в себе силы любить своих близких, не «выкатывая» им встречных условий. Способен ли на это каждый из нас?
Что бы мы ни не делали, как бы не пытались увековечить в каменных скрижалях то, что нам кажется единственно верным и неизменным — наши дети все равно поступят так, как посчитают нужным. Потому что они пойдут в будущее, а мы — нет.
Я знаю, что очень многие критики усматривают в повести «постапокалиптические» мотивы (так же как и в «Конце детства» Кларка. Дескать, смотрите, человечество безвозвратно изменяется, теряет свою сущность, перестает быть самим собой. Но ведь на самом деле этот процесс происходит с каждой сменой поколений, писатели лишь пользуются мощью творческого воображения, чтобы усилить сопутствующие эмоции.
Готовы ли мы принять, что мир будущего принадлежит не нам, а нашим потомкам, и что они вправе строить его по собственному усмотрению? Готовы ли мы любить их безоговорочно, а не в качестве проекций наших желаний и комплексов?
