Прошу прощения за то, что текс полон безнадеги. Могу проспойлерить: будет свет в конце тоннеля.
Старшая врубила режим самоуничтожения, и я ничего не могла с этим поделать. Проблемы категорически отрицались, от медицинской помощи она отказывалась.
Памятуя нападки хейтеров, я вызвала ее на разговор.
-Дочь, может, тебе плохо со мной? Если я слишком строга - ты можешь попробовать поискать другую семью. Я не буду писать отказ, пока опека не предложит варианты.
В глубине души я понимала, что это не выход. Жизнь показала, что лояльное отношение Старшая воспринимает как слабость и не по-детски борзеет. Поэтому передав ребенка более "добрым", я бы подложила им нехилую свинью.
Чем бы ни руководствовалась Старшая, но уходить из семьи она отказалась. Что, впрочем, не помешало ей снова начать искать сочувствующих на стороне. Дома она всячески показывала, что мы ей просто выгодны, считаться же с семьей она не хочет. Попытки игнорировать ее выходки терпели провал - она повадилась на ровном месте закатывать скандалы, третируя и изводя младших детей.
Чем хуже становилась ситуация, тем больше мена одолевали подозрения, что анорексия Старшей носит протестный характер. Она хочет продавить свои условия жизни в моей семье, и чем больше меня пугало ее поведение, тем с большей одержимостью она ему предавалась. Впрочем, когда у меня срабатывал механизм защиты в стиле "делай что хочешь, мне все равно" - она издевалась над собой еще сильнее, в надежде, что уж эта-то выходка не оставит меня равнодушной.
Я сознавала, что у меня сдают нервы, снова и снова словно бы со стороны видела себя, скорчившуюся над толчком, и понимала, что второй приступ запросто может обернуться для меня инсультом. Передо мной встал выбор: спасаться нам с младшими, или тонуть всем вместе?
Для себя я решила однозначно: буду спасать себя и мелких. Только пока не решила, как именно.
В тех условиях мы делали что могли - обрастали броней и старались не реагировать на выходки Старшей. Но чаша терпения была переполнена. Оставалось лишь мелкой капли, чтоб меня рвануло.
Не найдя в нашем лице "благодарной публики", Старшая пошла искать ее на стороне.
Ее одноклассники один за другим срывались с мест, бросаясь ее "спасать", когда она то одному, то другому звонила якобы с крыши какой-то высотки, заявляя, что намеревается прыгнуть вниз.
Подобный номер она пыталась провернуть со мной еще на первом году совместной жизни.
-Ты такая злая, - сказала мне тогда Старшая, - что я хочу от тебя из окна выпрыгнуть.
В то время я еще не привыкла к актерскому таланту дочери, поэтому ее страдания мне показались достоверными. Тем не менее, отреагировала я довольно жестко - открыла окно и предложила:
-Прыгай!
А потом ужасом ждала ее ответной реакции, прикидывая про себя: если и правда бросится вниз - за ж..пу точно ухватить успею. И решать вопрос буду кардинально.
Почему-то мое благословление заставило ее передумать. Старшая отступила.
-Еще раз скажешь, что тебе со мной плохо - я решу эту проблему раз и навсегда, - предупредила я.
С тех пор суицидальные настроения у Старшей волшебным образом прошли и проснулись заново лишь пять лет спустя, когда она обрела новый "зрительный зал".
В один из дней мне позвонила одноклассница дочери и в панике сказала, что она только что сняла мою Старшую с крыши.
-Что, вот прямо с крыши ее сняла? - спросила я.
-Ну, не совсем, - смутилась девчонка. - На крыше она была, когда мне звонила. А когда я прибежала - она уже ходила возле дома.
Я знала этот дом. Там чердаки были наглухо заперты, наверх она попасть при всем желании не смогла бы. Стало быть, очередная разводка на эмоции.
-Успокойся, - сказала я. - Не было ее ни на какой крыше. Она просто любит, когда вокруг нее все бегают и ублажают.
Очередная одноклассница, которой позвонила моя Старшая с предсмертным посланием, прежде чем затевать очередную "спасательную операцию" все же додумалась сказать о происходящем матери. Несмотря на воскресный день, информация мгновенно дошла до классного руководителя, а оттуда - в полицию и начальнику опеки.
В момент, когда Старшая наслаждалась беготней вокруг своей особы в семье одноклассницы, к ним в дом завалились все вышеперечисленные граждане.
Поняв, что доигралась, Старшая мгновенно врубила заднюю, и заявила, что в семье у нее все зашибись как классно, а одноклассница ее просто неправильно поняла. Когда о случившемся изволили сообщить мне, и я пришла в их дом, на девочку и ее маму было жалко смотреть - такими дурами их выставила моя дочь.
Впрочем, девочка в долгу не осталась, и уже на следующий день о лживости Старшей узнала вся школа. Возможность шантажировать ровесников суицидом закрылась навсегда.
Выход у нее оставался один - сделать вид, что она привела угрозу в исполнение. То, что избранные ею таблетки "для суицида" вызовут лишь эффектные судороги, но никак не смерть - она узнала заранее.
Сначала я удивлялась, почему Старшая не выпила те лекарства в моем доме, а нашла очередную жертву на стороне. Ведь это была бы прекрасная месть ненавистной опекунше! А потом до меня дошло: она не умирать собиралась, и не меня подставлять, а очередной раз произвести впечатление на окружающих. Но мы с мелкими для нее публика неблагодарная - жалости не испытаем, и я сразу после оказания первой помощи добьюсь наконец принудительной госпитализации. Не говоря о том, что из больницы она может вернуться куда угодно, только не домой - об этом позаботится опека.
Жертвой оказалась бывшая инспектор из нашей опеки. Она уже год как ушла с работы, но со Старшей поддерживала дружеские отношения. МарьПетровна больше всех ратовала за то, чтоб я обращалась с дочерью помягче.
Узнав о том, что после сцены у одноклассницы я дошла до точки кипения, и вознамерилась снова отправить Старшую в СРЦ - на этот раз с перспективой расстаться с ней навсегда, она уговорила отпустить ее к ней на следующие выходные.
-МарьПетровна, вы не понимаете, о чем просите, - сказала я. - Она не слезает с мочегонных и слабительных таблеток. Вы не боитесь, что в любой момент ей станет плохо, и у вас на руках окажется умирающий ребенок?
-Я уверена, что со мной она ничего пить не будет, - твердо заявила женщина. - Не волнуйтесь за нас. Я психолог и найду к ней подход.
Она была не первой спасючкой, которая считала, что Старшую достаточно "любить и воздавать" - и мир получит милого и благодарного ребенка вместо "забитого и зачморенного зверька". Я уже давно не спорила с такими. Действовала по принципу: напросились - получите.
В пятницу вечером я отвезла к МарьПетровне свою Старшую, в субботу утром обе уехали на дачу, а вечером того же дня раздался звонок. Горе-психолог не скрывала паники.
-Вашей Старшей плохо! - кричала она. - Потеряла сознание и бьется в судорогах!
-Вызывайте скорую, еду! - рявкнула я и запрыгнула в машину.
Старшую откачали и выяснили подробности отравления. Она выпила целую пачку выписанных ей антидепрессантов. Причем выпила их уже в доме психолога, к которой так рьяно рвалась.
-Надеюсь, этот случай излечит вас от самонадеянности в будущем, - сказала я МарьПетровне, забирая из больницы дочь.
-Вы были правы, - дрожащим голосом подтвердила она. - Больше я никогда в жизни не полезу в дела чужой семьи!
-Зачем ты это сделала? - спросила я Старшую, видя, что она вполне себе пришла в чувства. Ну ладно, дома ты это объясняла тем, что тебе со мной тошно. Но ведь МарьПетровну ты вроде как сильно любишь. Зачем же ты ее так подставила?
Ответа не было, да он и не требовался. Просто Старшая опять показала свое оголтелое безразличие к чувствам других людей.
Как бы ни напугала нас выходка дочери, она оказалась мне на руку. Уже на следующий день я добилась для нее принудительной госпитализации.
-Я тебя ненавижу!!! - истошно орала Старшая, поняв, что игры кончились, и больше она ничего не решает. - Знать тебя не желаю!
-Мы вернемся к обсуждению этого вопроса после лечения, - ответила я, провожая ее взглядом. - Если не передумаешь - мы решим эту проблему.
Впервые за много месяцев я возвращалась домой со спокойным сердцем. Наконец-то Старшая под присмотром в надежных руках!
В профессионализме врачей я почему-то не сомневалась.
Зы. МарьПетровну этот случай ничему не научил. Через три года она наступила на те же грабли.