«Сейчас уже невозможно вспомнить, чем, собственно, занимался «всесоюзный староста» дедушка Калинин. Похотливый старый козел в большой кепке и с седой бороденкой. Но на мавзолее стоял исправно.
И когда прорубили сквозь Арбат новый проспект от Кремля к правительственным дачам, его наименовали в память Калинина. Возможно, здесь вся трудность была в том, что от ленинской большевистской партии не осталось почти никого. Все они оказались в списках троцкистов, врагов народа, шпионов, сталинитов, уклонистов или раскольников. Калинин остался исторически нескомпрометированным.
Ну, балерину, ну… Во-первых, от него при жизни ничего не зависело, и он ничего не делал. Во-вторых, вовремя умер. А стране и власти, как всегда нужны геройские фигуры в славном прошлом. Чтоб от него обосновать прорастание славного настоящего вместо той хренотени, что намозолила глаза за окном. Правительство всегда работает над изображением альтернативного настоящего, которое должно успокаивать нервозность масс от жизни в реальном настоящем…
К тому времени Москва была сформирована, за пределами Кремля и Красной площади, семью сталинскими высотками. Называть их сталинскими Хрущев запретил. Он и так немало пострадал от Сталина, когда тот велел на пьянках высшего круга: «Мыкыта, пляши!». И толстенький, лысенький Хрущев, отдуваясь и брызгая водкой из пор кожи, плясал гопака на глумление соратников. Естественно, после смерти любимого вождя его следовало оплевать, а советские высотки переплюнуть. Калининский проспект было решено сделать парадной дистанцией Советского Союза. Правительственной трассой. Вывеской державы. Чтоб радовал глаз…
Ну, а теперь необходимо сказать пару слов про товарища Суслова. Это вам не похотливый дедушка-козлик Калинин. Михаил Андреевич был человек серьезный и вдумчивый. Сталинского закала и несокрушимой убежденности в победе мирового коммунизма. Из- себя он был похож на скрученный саксаул внутри серого костюма. Все в черном или темно синем, а идеолог партии в сером. Это был его фирменный стиль. Он знал, что его зовут серым кардиналом и это ему льстило. Других слабостей, кроме этого партийного тщеславия, он не имел.
Почеркнуто аскетичный Суслов поставил дело так, что почести его обременяют, а вот поработать он всегда готов из чувства долга и отсутствия прочих интересов. На всех фотографиях он сбоку или сзади. И вскоре все тайные и невидимые нити управления были намотаны на его синие старческие руки в прожилках.
Он сидел на своем посту идеолога партии, как гриф на горной вершине краснозвездной кремлевской башни, и взором острее двенадцатикратного морского бинокля пронзал деятельность государства.
Он часто болел. Сложением выдался чахоточным. Грудка узкая, плечики хилые, спинка сутулая, рост высокий: пламенный революционер. Фанатичного темперамента боец. Иногда вылезал из кремлевской больницы и вставлял всем идеологических фитилей и клизму ввинчивал штопором. Бдил, как великий инквизитор».