В первый день нового года, когда утро неуверенно постучалось в окна около 16.00, Ее Величество Императрица Анфиса I открыла глаза. И обнаружила, что дверь в её комнату открыта.
Августейшее чело нахмурилось: непорядок. Набегут сейчас смерды, начнут всякий мусор по полу перекидывать, в императорском горшке копаться немытыми лапами, да бунтовать против основ бытия. На диван залазить! Императорский!
И ведь Настя ни разу их не одернула - кругом одни бунтовщики и вольнодумцы.
Но на сей раз в доме было тихо. Ни тебе революционных песен, ни звуков канонады после сожранного вчерашнего мусора. Можно было подумать, что в доме никого нет.
Никого нет?
В такое счастье почти невозможно поверить.
Анфиса встала и вышла в коридор. Тишина... Только трубы заунывно журчат в туалете. Даже соседи-алкаши давно уснули, и лишь мягкий белый снежок неслышно ложился на подоконник.
Ей вспомнилось, как вчера увезли Димона: долго заталкивали в переноску, говорили заткнуться, а потом вынесли за дверь и всё! Словно никогда его и не было.
Покой объял её душу. Одна... Счастье-то какое! Императрица запрыгнула на подоконник и стала смотреть, как снег засыпает совершенно пустой проспект. Ни людей, ни собак - никого.
И подумалось Императрице, что за страдания её и труды праведные пришла награда - все сдохли. И она одна в целом мире - может идти и править. Правда, непонятно кем, но это уже мелочи.
Одна! Совсем одна!
Анфиса расправила хилые плечи и приосанилась. И тут вдруг вспомнила про Настю: а что если Настя тоже сдохла? Кто будет кормить Императрицу, кто будет чесать ей пузико и гладить пальчики, кто будет говорить, что она великая и неповторимая?
Пулей она пронеслась по квартире - Насти нет. Ни в ванной, ни в туалете, ни даже в кухонном шкафу. Точно сдохла... И сияние единоличного правления миром померкло на глазах.
Когда Настя через полчаса пришла из магазина, Императрица обнимала её пижаму и горестно причитала:
- Одна... Совсем одна...