— Ну что за бабы в тайге? — вздохнул Лукьянов. — Мы тут немного разместились. С самыми маленькими четверо в одной комнате. Не положено так, знаю… Но я же не зверь какой-то. Трое в пути умерло. Молодые все. Не выдержали таких условий. Я и сам чуть не помер. Им бы меня в самую пору прикoнчить тогда не мешало бы. А они за мной как за мамкой все. Выхаживали… Я на их месте себя представил и тошно стало. Хотя и сам сейчас мало чем отличаюсь.
Ты давай, раз очнулась, протокол составим. А то потом забудется, а мне ещё отвечать и за них, и за вас.
"Кромка льда" 39 / 38 / 1
Настя молила бога, чтобы поскорее вернулись Егор и Ярослав.
Они вернулись.
Ворвались тотчас после заката. Ярослав с порога прыгнул на Лукьянова и повалил его на пол.
Женщины завизжали.
Егор быстро подошёл к Насте, обнял её. Она заплакала.
Ярослав держал руки коменданта за спиной и говорил отрывисто:
— У себя дома что ли? Ах ты ж…
Женщины продолжали визжать, дети плакали.
— Молчать! — заорал Ярослав. — Молчать всем! Кто такие? Чего вам тут нужно?
— Переселенцы, — ответил спокойно Лукьянов. — А вам, товарищ, грозит расплата.
— Ой-ой-ой! Как испугался я, трясуся весь, не унять… — Ярослав говорил с насмешкой. И голосом передразнивал коменданта.
— Он и правда начальник, — заступилась за него Настя. — Отпусти его, Ярослав. Как бы худо не было.
Тот послушался, освободил руки Лукьянова.
Комендант встал, отряхнулся. Выпрямился и сказал властно:
— Каждый напишет объяснительную. Распоясались тут.
— Остынь, малой, — усмехнулся Ярослав. — Это где мы тут распоясались и о ком вообще речь?
Егор сидел рядом с Настей и шептал на ухо:
— Я слышал крики. Не поверил мне Ярослав. А я, Настенька, слышал даже твой крик. Мы подрались маленько. Он тебя у меня отобрать хочет. А я без тебя не проживу, родная моя!
У Егора на глазах появились слёзы.
Настя смотрела на него с удивлением.
Он быстро вытер лицо, ушёл в другую комнату.
Пока комендант что-то писал на сероватом листе бумаги, Егор стоял у него за спиной.
Лукьянов обернулся.
— Имя! — произнёс он.
Ярослав усмехнулся.
— Ярослав Михайлович Шмаков, а второй — мой брат Егор Михайлович Шмаков. А та, которую вы напугали, его жена Анастасия Алексеевна Шмакова. Выписывай нам пропуска. Знаю я ваши переселенческие правила. Захомутаете нас, свободных, и xpeн мы отсюда выберемся.
— А ты не промах, — усмехнулся Лукьянов. — Ярослав Михайлович… Видно, что много знаешь. Хитрец… Надо тебя пробить по спискам. Язык свой укороти, чтобы я на тебя отдельное письмо не писал.
— Да ты пиши, — махнул рукой Ярослав. — Мне бояться нечего. Ты проверь себя для начала. По зубам твоим видно, что непростой ты. И сослали тебя сюда не просто так. Провинился малец в чём-то.
«Провинился, — подумал про себя Лукьянов, — если бы жена того… Если бы она не тёрлась об меня, я бы в этот чёртов лес и не попал. Сидел бы себе на нагретом местечке, писал бы протоколы. А тут бросили меня на съедение. А эти даже жрать меня не стали»
Лукьянов даже не заметил, как перешёл на голос:
— Жрать не стали меня, а надо было бы…
Ярослав засмеялся.
Тут в комнате оказался Егор.
— А вот и братец, — поприветствовал его Ярослав.
Лукьянов посмотрел на Егора, потом отвернулся, сделал ещё какие-то пометки на бумаге и вышел.
Женщины сидели смирно. Они успели уже успокоить детей.
Егор подошёл к жене. Шепнул ей на ухо:
— Настя, я не понимаю ничего. Кто эти люди и что они у нас делают?
Егор был опять не в себе.
Тем же вечером у Ярослава случился приступ.
Настя помогла ему, Лукьянов и Егор отнесли его в комнату. С ним остался Егор. Настя пошла кормить голодных женщин.
И днём, и ночью переселенцы рубили лес. Треск стоял такой, что невозможно было уснуть.
Лукьянов руководил процессом.
За неделю пребывания в тайге похоронили троих истощённых мужчин.
Настя лечила простуженных детей.
Потом начались дожди. Из сорока прибывших было пятнадцать женщин и десять детей.
Четыре женщины с грудничками жили теперь в комнате Сеньки и Ивана Ивановича.
Ещё две молодые женщины с маленькими детьми отказались от благ. Они не отходили от своих мужей. Жили в добротной брезентовой палатке. Держались особняком. Лукьянов их не трогал, работать не заставлял, но мужчины работали. Когда Ярослав спросил, почему к ним такие привилегии, комендант ответил, что они сами примкнули к переселенцам.
— Пришли однажды, вот тот грязно-лысый сказал, что готовы к тяжёлому труду. Совал деньги. Видать, опальные они, вот и обезопасили себя. Работают, кстати, оба за троих. Бабы скромные и диковатые. На днях мне нужно в райцентр. Передать письма требуется. Но вот боюсь, что разбегутся все. Может ты выручишь?
Ярослав обрадовался, но виду не подал.
— Хех, — усмехнулся он, — больше ничего не придумал?
— Не придумал, — сказал Лукьянов. — Просить некого. Мне за каждого отвечать. А если они разбегутся, то я присоединюсь к таким же однажды. Буду платить.
Ярослав долго сопротивляться не стал.
Из райцентра принёс яблочную пастилу и булки с маком. Отдал Насте. Та долго нюхала промасленную бумагу. Прижимала гостинцы к себе. Потом разделила булки на восемь частей: себе, Ярославу, Егору, четырём женщинам, что жили с ней, Лукьянову.
Длинное полотно пастилы осторожно порвала на кусочки и раздала всем детям.
Уже в конце августа начались первые заморозки. Мужчины успели построить шалаши. Они были заглублены примерно на метр, дно устлано еловыми ветками.
Сверху всё окружали брёвнами.
Во время своего второго похода в райцентр, Ярослав принёс мешок с гвоздями и три молотка.
Каким хорошим подспорьем они оказались! Насте он признался, что добро это украл.
Сначала и Егор, и Ярослав думали, что переселенцы начнут спорить между собой, наводить смуту. Ошибались. Мужчины работали слаженно. Женщины по очереди дежурили на кухне. Кухней был высокий бревенчатый навес.
С наступлением холодов его обили со всех сторон брёвнами. Там стало теплее.
Умельцы из камня выложили что-то похожее на печь. На ней умещалось две большие кастрюли. Их нашли в подвале сарая. К ноябрю в курятнике осталась только одна курица. И ту постигла нерадостная участь. Курятник тотчас отдали под место жительства трём женщинам. Они весь день чистили там полы. Всё вымывали.
За водой ходили с утра. Долбили лёд, потом топили его на печи в кухне.
Когда Ярослав привёз пастилу, Настя решила угостить и детей тех, кто держался особняком.
Подошла к ним, встала у палатки. Мужчины были в лесу. К Насте вышла молодая женщина с ребёнком на руках, вопросительно посмотрела на неё.
— Я вот детям гостинцы принесла, — сказала Настя смущённо.
Женщина протянула руку, взяла пастилу.
— Спасибо вам, — произнесла она. — Меня зовут Гуля, а вас, кажется, Анастасия Алексеевна. И я слышала, что вы врач. Нам помощь нужна. У малыша какая-то сыпь на теле. Он горит уже несколько дней. Может быть вы знаете что это?
— Что же ты раньше молчала?! — возмутилась Настя. — А если это заразно? Все заболеют, о чём вы тут думаете?
Гуля пожала плечами.
— Думаем, как выжить и не замёрзнуть. Говорят, что морозы будут сильнее.
Настя пригнулась и скрылась в палатке. Гуля юркнула туда же.
Как Настя и думала, у ребёнка было что-то инфекционное.
Это была девочка. Её мать сидела рядом и почти беззвучно выла.
— Лена, Леночка, — успокаивала её Гуля. — Анастасия Алексеевна — доктор, она поможет. Она нам обязательно поможет.
Инфекцией заболели все дети. Температура держалась около недели. Сыпь чуть больше двух. Потом проходила, оставляя на теле маленькие красные пятна. Они со временем сходили на нет.
За январь 1940 года переселенцев стало на три меньше и на один больше. Гуля родила сына.
Продолжение тут
Хорошие новости: блок с первого канала сняли. Сказали, что ошибочные ограничения.
Дорогие читатели, спасибо вам огромное за поздравления! Мне очень приятно и радостно! Спасибо, что вы со мной!
Всех поздравляю с наступающим Рождеством! Желаю всем нам мирного неба, здоровья и светлых, добрых мыслей!