- Я, знаешь, Лиза, ведь не всегда бабкой была, как ты меня называешь. Видишь, мало кому разрешаю себя так называть, может, вообще, только тебе. Марфа я для всех вас, Марфа! И не ведьма, и не человек, ни то ни другое… Дьяволица! Так мне один тут сказал. Может быть. Может быть…
Марфа непривычно тяжело, как будто у нее на ногах были подвешены гири каждая по пуду, подошла к буфету, открыла тяжелые резные створки, достала тяжелую темную бутыль, две рюмки черненого металла, кивком подозвала Лизу
- Помоги, видишь, тяжело. Расселась, как коровушка, пузо выставила. Тарелку с баранками там возьми. Маковые. больше всего люблю.
Лиза, открыв рот смотрела на суровую хозяйку скита. Марфу, как будто подменили, вытащив у нее из позвоночника стальную ось, и она обмякла и лицом и телом, постарела, казалось, вот-вот и стечет на пол кисельной лужицей.
- Марфа, я если тебя обидела, так прости. Я сама не знаю, что я наплела, это я из-за Виктора и из-за Маймы. Извини, дура я полная.
Лиза поставила на стол тарелку, нерешительно присела на стул, готовясь вскочить и вылететь за дверь при малейшем велении хозяйки. Но Марфа молча поставила перед ней рюмку, чуть плеснула, еле прикрыв донышко, себе налила полную. Потом села, махнула ее целиком, закусила баранку крепкими, по -молодому белыми зубами.
- Глотни. Много не налью, а чуток можно. Целебная она, на лесных травах да ягодах, да на меду. Никодим делает мне, он мастер. Никодим…
Она протянула это имя медленно, со вкусом, как будто смакуя, прищурила глаза, сморщилась…
- Я его, Лиза, мальчишкой бросила. Он еще под стол пешком ходил, за юбку держался, а я силу только свою почувствовала - эту самую, дьявольскую. Или Божью, сама не знаю. Оттуда сверху меня призвали, сказали - будешь людей с того света спасать, это твое призвание, Марфа. Я поверила. Сама не знаю почему. Собрала котомку, выбросила паспорт, пешком ушла из дома. Всех предала, семью бросила, пешком шла полгода. По траве, да по снегу чуть ли не босиком, реки вплавь переплывала, сама не знала куда шла. Дошла… И пока шла Марфой стала. А то имя - свое первое, забыла напрочь. Да и сейчас не вспомню его, как и не было.
Лиза уже давно перестала удивляться тому, что происходило в ее жизни, она поняла, что какая-то адская сила крушит и ломает ее судьбу. Сопротивляться бесполезно, но и плыть по течению опасно, вот она и гребла осторожно - до по, то против, стараясь не потонуть. И она теперь понимала, что эта рука любит такие игры, ломая не только ее жизнь.
- Марфа… А как же дите? Ты же ребенка оставила, что - навсегда? Больше никогда не видела его?
Лиза еще не поняла, а если и поняла, то боялась поверить, что сейчас перед ней сидит та… Та, которая родила сына на ее, Лизину беду. Родила сына - ее горькое несчастье. Ее проклятье. ее вечную боль и адскую сладость. Марфа смотрела перед собой застывшими глазами, у переносицы слева застыла слеза, похожая на крошечный хрустальный шарик, и в ней переливался огонек крошечной лампадки. Эта лампадка горела всегда - просто так, не у иконы, которых в доме Марфы никто не видел, а в темном углу, за позолоченной решеткой, скрывающей что-то тайное, иное, нездешнее. Бабка смахнула слезу, моргнув светлыми ресничками, снова налила смоляной напиток из бутыли, но Лизину рюмку оттолкнула раздраженно, зло.
- Нельзя тебе больше. Хватит. Ребенка, говоришь? Да, оставила. Бросила, так честнее будет. Его сестра моя приняла, как своего вырастила, да и мужа моего приютила, пожалела. Так они и прожили одной семьей, про меня забыли быстро, вычеркнули. Заслужила я это, по справедливости они поступили.
Она уже медленно, смакуя выпила наливку, снова откусила от баранки, зажевала быстро, дробно, как хомяк.
- Это, знаешь, я сейчас такой бабкой стала. А тогда красивая была, как кукла. Маленькая, худенькая, но красивая, меня муж Дюймовочкой называл. Мы с ним двадцать лет прожили, ребенка родить не могли, а к сороковнику - нате вам. Димка… Они там, сверху, нарочно все это устроили. Сразу мне все дали - и дите и дар. Выбирай, мол… Я и выбрала…
Лиза видела, что Марфа вдруг совсем обмякла, откинулась назад, чуть не сползая по спинке стула, прикрыла глаза, расслабилась. Лиза помогла ей встать, довела до кровати, уложила, прикрыла крошечные ножки пуховой шалью.
- Спи. Потом расскажешь. Не мучай себя.
Марфа было засопела, но вдруг разом открыла глаза, вцепилась Лизе в руку, да так цепко, что прищемила кожу на ладони, заскрипела хрипло прямо в лицо.
- Бросила? Да я шаг его по жизни не пропускала. Каждый шажочек видела, руки простирала, подхватывала, чтобы не упал. А он… Вывернулся, в беду попал, в черное болото провалился. Прозевала я... Ладно, Лиза. Поговорим еще. Мы с тобой похожи, одна душа, чую я это…
Марфа снова упала на подушку, уснула, как ребенок, раскрыв рот. А Лиза, стараясь не шуметь, прокралась к двери, толкнула ее, и остановилась на крыльце, с наслаждением вдыхая свежий воздух стремительно падающего вечера.
- Я знала это все, Лиз. И что Никодим ее сын - тоже знала, хоть она мне ничего не рассказывала. Я прочла это в ее судьбе, она хоть и ведьма, да и мы не лыком шиты. Пошли ко мне, хочешь? Я тебе все расскажу, все что знаю. Хотя это и не изменит ничего - Марфа и есть Марфа. Великая! Сильная, зараза. Пошли.
Нина тянула ее за руку, но Лиза вывернулась, чуть оттолкнула подругу.
- Нин! Не хочу я знать никаких тайн. Мне к Майме надо, она одна там. Мало ли чего.
Нина кивнула, странно наклонила голову на одну сторону, тряхнув космами, как удивленная ворона, сказала обиженно
- Ладно. Придешь потом, поговорим. Но мне иногда кажется, что баба Яга эта все устроила здесь ради своего сына. Он на темной стороне стоит, она его вытащить никак не может. Боится память ему вернуть, потому что вместе с его памятью придет и его смерть. И ты здесь ради его спасения, Лиска твоя - только предлог. Хотя, может, я и ошибаюсь. Иди уж к Майме своей. Тоже ведь жертва.
Лиза немного постояла на крыльце, поискала глазами свою давнюю подельницу - Луну. Но и та сегодня была не с ней - темно-синее, почти черное небо медленно затягивало белесо-серым, как будто слои ваты опускались сверху. Воздух постепенно плотнел, становился густым и душным, и липкая влага ложилась на кожу и волосы, делая тяжелым и их…