Ранняя весна в казахстанских степях мало чем отличается от зимы: за окном автобуса, ехавшего из Темиртау в Караганду, мело так, что было видно только редкие лесополосы из карагача, перемежающиеся с черными деревянными кольями снегозаградительных решеток, уныло торчащими по обеим сторонам дороги. В низинах между сопками позёмка была такой плотной, что напоминала широкую белую реку, волнами перетекающую через невидимое полотно дороги...
От автостанции до кладбища, где стоял храм, мы добирались недолго, но на ледяном ветру успели хорошенько промерзнуть. Стоявшую посреди кладбища церковь, покрашенную в бирюзовый цвет и с такими же бирюзовыми куполами, было видно еще издалека. Могильные памятники и кресты, её окружившие, в тот день буквально утопали в снегу, что было весьма кстати для того, кто с детства терпеть не мог ничего, что напоминало о смерти.
Когда мы вошли в храм, богослужение, как я понимаю, уже близилось к концу. В церкви было тепло и даже душно, так что мы поспешили раздеться и пристроить нашу одёжку на вешалках, роль которых исполняли столбы, поддерживавшие клиросный балкон. Довольно просторная церковь оказалась буквально битком набитой народом, так что нам пришлось занять самые невыгодные с моей точки зрения места — у самого входа, под балконом, откуда мы поверх моря разноцветных ситцевых платочков стали наблюдать за тем, что происходило на другом конце зала.
А там, на некоем возвышении за узорчатой золотой оградкой прямо у стены с иконами, разворачивалось любопытное, но совершенно непонятное для меня представление: вот вышел некто в узорном, похожем на древнерусский кафтан, платье с лентой на плече и прокричал таинственное "Паки и паки...", а женский, по преимуществу, хор где-то над моей головой плаксиво отвечал ему: "Господи, помилуй". Когда перекличка с хором закончилась, некто в платье пробасил: "Премудрость!" и исчез в недрах таинственного помещения, расположенного за стеной с иконами. Тут же из-за стены кто-то высоким голосом возопил: "Святая святым!", а хор дружно и энергично ответил: "Един свят, Един Господь, Иисус Христос, в славу Бога Отца. Аминь".
Меня, работника лучшего в городе – а может даже и в области – дворца культуры, привыкшего к масштабным театральным постановкам и профессиональному хоровому пению, все это совершенно не впечатлило. Я тогда даже пожалел, что согласился на эту поездку: все равно на главное "представление" мы опоздали, да еще и места самые дешевые достались — "на галёрке". Но моих спутниц, похоже, все устраивало: они никуда не спешили и, как мне показалось, чего-то напряженно ждали. Время от времени вместе со всем народом они осеняли себя крестным знамением, так что и мне, чтобы уж совсем не выглядеть белой вороной, пришлось повторять за ними это непривычное для меня движение.
Затянувшуюся паузу скрашивал одинокий мужской, со старческой хрипотцой, голос что-то громко читавший с балкона. К тому же церковь была украшена множеством икон и фресок, которые, несмотря на невысокий уровень художественного исполнения, самими своими сюжетами помогали молодому захожанину бороться со скукой.