Накануне Покрова дня в селе появились цыгане. Проехали по выгону и стали у опушки леса. Цыганки с детьми сновали по дворам, побирались, чем Бог подаст. Впереди них спешили местные бабы, стараясь поскорее убрать с плетней горшки и банки. Не ровен час сопрут. Откупались от назойливых непрошеных гостей куском хлеба или овощами.
Цыгане редко бывали в здешних местах, и было неясно, что́ их сюда занесло. Народец этот ушлый, вороватый — глаз да глаз за ними нужен. Странный у них способ побираться: стараться разжалобить своими неухоженными детьми, попрекая при этом дающего милостыню за ее скудость.
Рано поутру они уехали, оставив после себя еще дымящиеся костры. Бабы у колодцев немного посудачили про цыган и забыли. Приближался Покров день, престольный праздник, и все к нему готовились. Мужики отметали метлами от своих дворов опавшую листву и разный мусор, перетаскивая его за двор на огород. На селе создавалась праздничная приятная суета.
На другой день после обедни начинался праздник, и родственники спешили в гости. Собирались, как обычно, у родителей. Вот и семья Усатовых вся собралась у отца Василия, вернее, у его старшего сына Михея Васильева, который жил в доме отца и был теперь во всем за старшего.
Два их дома стояли друг напротив друга, разделяемые огромным болотом. С одной стороны дом родителей, а с другой две семьи младших братьев, которые делили пятистенку с разными входами, но под одной крышей и с одним двором и огородом. Хозяйство вели сообща, и все у них было в достатке. Семья была и в самом деле дружная, не скандальная, и можно было бы ставить их в пример, если бы не одна загвоздочка — они были ворами.
В селе знали про их ремесло, но своих они не трогали, не трогали и их. Как и все воры, они были людьми суеверными, даже набожными. Божьи заповеди чтили, но по-воровски, переиначивая их под себя: к заповеди «не укради» добавляли «у ближнего». На «дело», не перекрестившись, не отправлялись, и отъезжая от дома, никогда не оборачивались назад.
В последнее время всем заправлял старший сын Михей. Отец, хотя и отошел от дел, был в курсе, что, где и как делается, и многое ему не нравилось в поведении старшего. Вору не годится жить открыто, как на показ, баловать жену и детей подарками. Братья все перенимали у старшего, от чужих глаз это не скрылось, и стали их ненавидеть.
Когда из-за стола вышли жёны, мужчины передвинулись поближе друг к другу и заговорили. Пришел Михеев шурин. Он всегда ошивался тут, как будто у него не было своего двора, и тоже был в деле. Заговорили про цыган: «Вот у кого дело поставлено, — сказал отец и, покосившись на дверь горницы, добавил, — баба у них знает свое место». Это не понравилось Михею, он догадывался, в чей огород метил отец, но сдержался, а для себя решил, что отца надо посвящать не во все дела: глупеет уже старик. Разговор не клеился, куража не было. Разошлись непривычно рано.
Через сутки поутру началось. Завопили бабы на лесном конце. Скоро всё село знало, что ночью увели двух телок.
— Усатовских рук дело! — орал Васька Стебель, шагая впереди ватаги мужиков с кольями к дому Михея. Скоро у сарая приметили хромого Васю, укладывающего под навес дрова. Он тоже их заметил, но вида не подал.
— Хромой, где твой Михей, не подскажешь нам? — потребовал Стебель, опираясь на свой здоровый кол и оглядывая своих, как бы привлекая их к беседе.
— Дак спит еще, наверно? Поди, сам проверь, — показывая поленом на крыльцо.
— Ага, любит сладко поспать, ворёнок!
Крепко Стебель задел хромого.
— Наверное, женка молодая не отпущает, — съязвил хромой, глядя прямо ему в глаза.
Это был явный вызов с его стороны. Все помнили, как Михей увел у Стебеля Глашу Вьюшину. Стебель уже замахнулся на старика, как вдруг на крыльце появился Михей в штанах, но на босу ногу. Для всех это стало неожиданностью. Вскоре прибежали и братья Михея. Силы были не равные и Усатовых приперли к стенке, предлагая не рыпаться.
Мужики кинулись во дворы. Искали, проверяли во всех домах и сараях, заглянули даже на вышку и в погреба. Телок не нашли. Разводили руками, было неловко. Стали расходиться, только Стебель стоял напротив Михея, зло смотря ему в глаза.
— Сколь веревочке не виться, да узелок будет, — сказал Стебель.
— Конец будет, — поправил его Михей, сплевывая семечки.
— Тебе и будет конец, — со злостью сказал Стебель и пошел прочь.
Михей и братья сошлись в круг, радостно похлопывая друг друга по плечам. Это не скрылось от глаз Стебеля. Он задумался.
Напрасно мужики искали скотину на дворе у воров, ведь задача вора — из большого сделать маленькое, чтобы легче было прятать. Телок спрятали ночью в лесу, недалеко от села на вершинке, и приглядывал за ними Мирон Вьюшин. Михей правильно рассчитал, что на утро прибегут к ним и, ничего не найдя, вспомнят про цыган. Если бы не цыгане, не стали бы воровать в своем селе. Бес попутал. Привычная схема зарезать в лесу скотину и уже мясом на телегах продать дельцам на базарах других губерний срабатывала всегда. В наших краях петухи сразу на три губернии горланят.
Ночью пошел снег и не прекратился и утром. «Ничего, это нам на руку», — успокаивал сам себя Михей, запрягая своего мерина в телегу. А на душе всё равно было как-то тревожно. Он тронулся первым по проулку и не спеша скрылся в снежной завесе. Немного погодя, тронулись и братья на своей телеге и у леса догнали брата. Ехали по привычке молча. Прислушивались. Мирон всё это время сторожил живой товар в лесу.
Шел снег, крупный и мокрый, и это веселило братьев. Они спешили и не заметили, что за ними по следам двигались еще две телеги. Когда следы от передних телег были едва различимые, преследователи подгоняли лошадку, а если хорошо прорисовывались, тогда притормаживали. Скоро они заметили, что следы уходят в сторону от дороги и остановились. «Дальше пойдём пешком», — приказал Стебель, и пошли в лес, привязав лошадей к дереву и оставив сторожа.
Воры так увлеклись разделкой туш, что не заметили, как их окружили. Бежать было некуда. Их быстро уложили лицом в снег, связали руки и ноги и побросали, словно снопы, в телегу. На другую телегу положили разделанное мясо, все потроха и безмен, завернутый в тряпку. Молча, без бравады поехали обратно в село. Попытку заговорить прервали ударом кола по спине.
Снег кончился и сразу рассвело. Не успели телеги подъехать к усатовскому дому, как стал собираться народ, молча обступая болото с другой стороны. Молчание было тяжелым и зловещим. Мать и жёны Усатовых тоже тревожно молчали, прикрывая рты концами платков. Связанные воры стояли рядом с теми, кто их привез. Первым заговорил Михей, стал требовать суда урядника. Тут же стоял староста села Иван Андреевич, тоже Усатов, но другого колена. Он тоже обратился к Стебелю, как к главному, предлагая сдать воров уряднику.
— Михея будем судить тут всем миром, — отрезал Стебель.
Он схватил Михея за ворот полушубка и отделил от других, поставив спиной к болоту и людям.
— Надо утопить ворюгу в этом болоте! – начал Стебель, и продолжил, — тут ему самое место, чтобы другим впредь не было повадно воровать у своих. После таких слов хромой отец Василий Усатов стал перед Стебелем, закрывая собой Михея.
— Тогда начинай с меня! — со злостью прошипел он Стебелю.
— Надо будет и до тебя дойдет черед! — сказал Стебель и отшвырнул хромого прочь. Тогда Стебель обратился к своим:
— Кто это сделает?
Мало кто понял, что нужно сделать. Отозвался верзила Анчутка, подняв руку, как школьник, и вышел вперед, взяв с телеги безмен.
С ухмылкой он подошел к Михею и примерился безменом к его виску, а затем положил на его плечо. Перекладывая безмен в левую руку, он с правой зубами стал снимать рукавицу. Михей глупо улыбался, стрелял по сторонам глазами, и Анчутка тоже снисходительно улыбался ему. Со стороны казалось, что сейчас подурачатся немножко и разойдутся, а там пусть урядник разбирается.
Наконец сняв с обеих рук рукавицы, он крепко вцепился в безмен, размахнулся и ударил им в голову. Раздался громкий хлопок, и Михей рухнул на лед спиной, раскалывая его как стекло. Только когда кровь стала окрашивать снег, расползаясь по льду, заголосила мать, а следом и жена. Бросились в воду вытаскивать его из болота. Михей был мертв. Толпа отхлынула от болота, как волна, и с воплями стала разбегаться по селу.
Самосуд был не единственным в этой местности, и убийство по обыкновению замяли, сказав, что Михея Усатова убило в лесу деревом. Был ли урок назидательным? Не верится, потому что эти же воры потом проявили себя снова…
