Хоть немного и повеселел Демид, но заметила Тоня, сквозь веселье, то и дело просачивалась тоска. Такая неизбывная, щемящая… и вечная…
А как вернулись обратно в деревню, так опять помрачнел…
Тоня же жила ожиданием и все размышляла, сколько дней понадобится дедушке, чтобы добраться…
Сообщит ли папе и маме об этом? Не хотелось бы…
Мама разволнуется, а папа последнее время и так чувствовал себя хуже некуда.
А дедушка… ему же лет…
Сколько же ему лет?
Тоня всегда забывала об этом. Дед Захар для нее был незыблемой скалой, утесом!
Богатырь из сказки…
Таких мужчин, к сожалению уже не производили…
Сломался завод. Печально…
И тут до нее дошло; а Демид-то схож с дедом статью и орлиным взором. Прижав к пылающим щекам ладони, Тоня так и осела там, где ее и нахлобучила эта мысль; в сенцах.
Сидя на ворохе сена и приходя в себя от неожиданности, вдруг приметила, притулившийся в углу, небольшой саженец сосны.
Что может быть страшного в безобидном саженце дерева?
А у Тони сердце так и оборвалось, будто гроб увидела, или еще хуже; покойника…
Убежала она на речку в тот день и просидела там до самого вечера, а заявившись домой, постаралась не обращать внимания на настороженные взгляды мужа и золовки и, опередив их расспросы, буркнула, что очень плохо себя чувствует и посему ляжет спать отдельно в маленькой комнате.
Комната больше походила на кладовку… Без окон, с железной старой кроватью и кованным сундуком возле стены. Страшноватая комнатенка, но зато здесь имелась дверь с огромной щеколдой.
Как раз то, что ей и надо. Закрыться ото всех, закутаться в одеяло и забыться.
Ночью небеса словно разверзлись; такой дождь ливанул, того и гляди, пробьет насквозь крышу. Сорвавшийся с цепи ветер с ревом носился по верхушкам елей, а наигравшись с деревьями, заскакивал в трубу и выл так, что душа сжималась.
Совсем не спалось в эту ночь. К утру дождь прекратился и, натянув резиновые сапоги, Тоня выбежала глянуть за околицу. Тревожило от чего-то сердце…
Пусто, только туман клубился…
Дед Захар возник посреди дороги внезапно как гриб после дождя. Вот только пусто место было, а уже глядь, стоит, оглядывается ошалело, будто сам не понял, как здесь очутился.
- Антонина? – приглядываясь к внучке, он словно не поверил глазам. – Антонина, ты?
- Деда! – чуть не поскользнувшись, та бросилась к долгожданному гостю. – Ты нашел меня, ты меня нашел…
- Ох, Тонька, куда тебя занесла нелегкая, - обнимая ее, испуганно бормотал дед. – Чудом отыскал тебя, чудом. В Зуевке спросил, как добраться в Ворыгино, а мне ответили, нет такой деревни. Когда-то была, да сплыла уж давно… Решил, что ослышался тогда по телефону. И где искать тогда?
Но с другой стороны, если ты дозвонилась, значит, на телеграфе побывала. На почту зашел и спросил, не помнят ли они дивчину, что на днях Волгоград вызывала. А там две кулемы, переглянулись, плечами пожали и говорят, не было такого. Ну, все, думаю, приехал…
Зашел в забегаловку, что напротив; бутерброды с чаем взял, сижу, жую, думу думаю.
Тут чувствую, на плечи легонько так ладошки чьи-то опустились, и милый женский голосок шепчет, значит, что та, кого я ищу, вот здесь находится; и клочок бумаги на стол передо мной опустился, а на нем карандашом; север, юг и стрелочками показано, как до деревни дошагать. Смешная такая карта, будто ребенок рисовал, но понятная.
Хотел было повернуться, да взглянуть на благодетельницу, а она как прочуяла, и серьезно так приказала не оглядываться. Только косынку в ромашках и успел разглядеть.
- Косынку в ромашку, - удивленно охнула Тоня. – Так это же телеграфистка с почты!
- Не, не было на почте никого в платке. Говорю же, там две гусыни недовольные сидели, лет уже за пятьдесят. А эта по голосу слышно, молодая… Может за тридцать немного будет.
Ох, и намесил я километров… Верст восемьдесят точно прошел. Чего только не увидел на пути.
Но об этом потом! Давай, хватай пожитки свои, и дергаем отсель. Не обессудь, но знакомиться с твоими непонятными родственниками желанием не горю.
- Куда же она от законного мужа пойдет? – насмешливый голос золовки как обухом по голове ударил.
И подкралась же так неслышно, ведьма чертова.
Отодвинув Тоню за спину, дед Захар окинул взглядом Устинью.
- Так считайте, с сегодняшнего дня я им развод дал, - жестко ответил он.
- Да вы шага отсюда не ступите, - расхохоталась золовка. – Тайга сплющит…
- Ну! – бесстрашно хмыкнул дед. - Сюда же я как-то добрался. Не сплющила, хоть и пыталась. И что у вас здесь за дела неприглядные творятся, а? – перешел он в наступление. – Лес сосновый я встретил… Странный такой. Может, подскажете, почему на каждой сосне римская цифра семнадцать вырезана? Или мне самому додумать?
Поразительное дело, но слова деда, если не напугали золовку, то в замешательство ввести сумели.
А дед между тем продолжал наступать.
- А еще, попалось мне на пути очень неправильное кладбище… Слыхивал я про такие погосты, - и выдержав паузу, во время которой с наслаждением упивался смятением Устиньи, продолжил.
– Знаете, как они называются? Живыми кладбищами… А знаете почему? Потому что …
- Хватит! – взвизгнула золовка.
- Почему же, хватит? – не согласился дед. – Я только начал… Вот ваш дом, правильно? – кивнул он на избу. – Две сосны вижу. И вот знаю, что когда-нибудь эти сосны появятся в том странном лесу. Так никто мне не помешает срубить их прямо сейчас, и пополнить ими тот лес, но римская цифра семнадцать, будет говорить уже от вашего имени.
И вот непонятно совсем, шутит дед, или же блефует…
Да и о чем вообще говорит? Какие еще сосновые леса, живые кладбища и римские цифры?
Но судя по реакции Устиньи, только Тоня не понимала, о чем тут речь ведется.
Золовка же окрысилась, да попятилась к дому.
Тут из избы с дорожной сумкой вышел Демид. Увидев его, дед Захар сразу примолк, и ощутила Тоня, как он напружинился, словно зверь пред прыжком. И если бы муж удумал препятствия чинить, то, как пить дать, разорвал бы его дед.
Но Демид ничего такого исполнять и не собирался. Молча протянул Тонину сумку и, глядя жене в глаза, беззвучно произнес губами; «Прости…»
Вот и все прощание…
И дед, боясь, как бы внучка не бросилась вслед за мужем, развернулся и, не давая опомниться, потащил ее за собой.
- Ох, ну и мракобесие… Сплошное мракобесие… - все плевался он, пока деревня Ворыгино полностью не скрылась из вида.
Продолжение
Предыдущая часть
Начало