Беговая улица, 1А, корпус 5, кв. 4. Этот адрес значим в истории литературы не меньше чем Бейкер-Стрит или Большая Садовая, 10. В двухэтажном сером домике, стоявшем под прямым углом к Хорошевскому шоссе, в гостях у пианистки Марии Юдиной три четверти века назад - 6 февраля 1947 года - Борис Пастернак прочитал свое стихотворение «Рождественская звезда» и несколько глав из романа «Доктор Живаго». По легенде, там же, на Беговой родился замысел стихотворения «Свеча». Об этом рассказал исследователь биографии и творчества Пастернака, автор книги «Лара моего романа» Борис Мансуров.
Свеча горела на окне
- Ольга Ивинская, последняя муза поэта, рассказывала мне, что в тот вечер была сильная метель, - говорит Борис Мансуров. - Такси, в котором они с Борисом Леонидовичем ехали, долго плутало по хорошёвским дворам, среди одинаковых домиков. Наконец, в одном окне на первом этаже они увидели мигающий огонь свечи. Свернули – оказалось, это тот самый корпус 5, где все уже ждали автора романа.
Читать «Доктора Живаго» дома у Марии Юдиной поэт согласился неслучайно.
- Они дружили почти двадцать лет - познакомились в 1928 году, когда Юдина обратилась к Пастернаку с просьбой перевести с немецкого несколько стихотворений Рильке - для ее концерта.
К предстоящему литературному вечеру Мария Вениаминовна готовились исподволь. Телефона в домике на Беговой не было, и 4 февраля она отправила поэту письмо с «гоницей»: «Как праздника - я и мои друзья ждем четверга...». Большую часть письма занимает список гостей – около двадцати человек с представлением каждого и общим заключением: «Народ как будто отменный. Как хорошо, что еще есть какие-то обломки «общества».
Аршинные буквы на бензоколонке
Со стороны Пастернака тоже ожидалось несколько гостей – его знакомые, которые добирались своим ходом. Для них Мария Вениаминовна сообщала детали: трамваи 16, 31, 23, автобус 10, «от остановки - Бензоколонка – аршинные буквы «Не курить» - сейчас луна – всё видно (все курят, конечно)».
Поэт ответил сразу же, с той же «гоницей»: «Общество неслыханное, я не шутя польщен и потрясен… Бесконечное вам спасибо!»
«Сел за столик и начал читать»
О том, что было в тот вечер в «логове» на Беговой – так называла свою однокомнатную квартирку Юдина, вспоминали многие.
«Дверь открыла сама Мария Вениаминовна в черном бархатном концертном платье с пышными черными с проседью волосами по плечам, - писала в неоконченной книге «Мальчики и девочки» Елена Берковская, сотрудница библиотеки Иностранной литературы, куда часто ходил Пастернак. - Мы сняли пальто и вошли в теплую комнату с розовыми стенами. Там было уже много народу… Б.Л. сел за столик и начал читать: «Шли и шли, и пели вечную память…» Прочитал он, по-моему до «Елки у Свентицких».
- Потом Мария Вениаминовна стала разливать чай и началось обсуждение, - продолжает Мансуров. - Кто-то спросил, что будет с героями дальше? Пастернак рассказал, что Юра женится на Тоне, станет врачом, начнется война, революция, потом он познакомится с Ларой и будет много печального.
"Не роман, а эпоп-е-е-я»
На вопрос о прототипе дяди Юрия Живаго - Веденяпине - не Флоренский ли это ? и чьи это идеи? – Борис Леонидович ответил, что нет, не Флоренский, а, скорее, Бердяев, а идеи, которые высказывает Веденяпин - авторские
Зашла речь и о жанре произведения. Пастернак сказал, что это, скорее, не роман, а эпопея. «Эпопее-е-я», –повторил он, растягивая буквы.
Что касается стихотворений, автор ответил, что поскольку их написал главный герой, они, скорее всего, будут печататься отдельно, завершать роман.
- Разговор перемежался музыкой, - продолжает Борис Мансуров. - Ольга Ивинская вспоминала, что Мария Вениаминовна играла Шопена. На Пастернака ее исполнение действовало возбуждающе, глаза его блестели.
Ближе к полуночи, когда часть гостей уже разошлась, Пастернак прочитал несколько стихотворений – среди них «Рождественскую звезду»: «…Все злей и свирепей дул ветер из степи/ Все яблоки, все золотые шары».
Созерцание совершенства
Той же ночью, проводив гостей, Мария Вениаминовна написала Пастернаку письмо, полное восторга и благодарности. «Если слишком долго можно говорить о том, что думаешь в связи с этой вещью, то о чувстве и впечатлении можно сказать кратко, ибо это непрекращающееся высшее созерцание совершенства и непререкаемой истинности стиля, пропорции, деталей, классического соединения запечатанного за ясностью формы чувства (как в моем любимом классицизме во всех искусствах – Моцарт, Глюк, архитектура Петербурга».
Пока Пастернак читал, Мария Вениаминовна – как хозяйка дома - была озабочена организацией чаепития и проветриванием – в заполненной людьми тесной квартирке было жарко. Но это не ей внимательно слушать и ничего не пропускать. В письме поэту она обсуждает повороты сюжета и поведение героев: Александру Александровичу Громеко, у которого воспитывался Юра, не следовало бы брать мальчика с собой в "Черногорию" - номера, где травилась Амалия Карловна, хорошо было бы узнать причину расстрижения Юриного дяди и зачем Лара ходила с негодяем в ресторан? А вот стихотворения Юрия Живаго вызывают у нее только восхищение: «Если бы Вы ничего кроме «Рождества» не написали в жизни, - пишет Юдина, - этого было бы достаточно для Вашего безсмертия (так в письме – Ред.) на земле и на небе. Умоляю дать списать».
«Читал потный, хриплым голосом»
Пастернак просьбу выполнил. Переписал стихотворение, столь поразившее Марию Вениаминовну, и прислал ей по почте. «Переписываю и вкладываю «Рождественскую звезду». Я читал ее потный, хриплым и усталым голосом, что придавало «Звезде» дополнительный драматизм усталости, без которого она Вам понравится гораздо меньше».
Конечно, этого не произошло. Наоборот, Мария Вениаминовна переписала стихотворение своим характерным почерком – где буква Т была похожа на крест.
Так, в списках, оно, как и другие стихотворения Юрия Живаго, ходило несколько десятилетий.
Официально в нашей стране роман «Доктор Живаго» был напечатан только через сорок лет, в начале 1988 года.