Фатима и Ольга уже были в интернате. Полина вернулась последней. Все трое оставались еще дома – каждая у себя в своих мыслях. Разговаривать не хотелось, машинально раскладывали вещи.
– Фати, ты тетрадь мою не видела?
– Какую именно?
– Общую тетрадь, на ней еще подписано: «Уравнение Борисыча».
– Не видела, Поль! Может с собой забирала?
– Да вроде нет…
– Девчонки, налетайте, мама пирог передала осетинский с зеленью.
Пили чай, ели необыкновенный тающий во рту пирог, от зелени привкус лета. Обменивались впечатлениями от каникул.
Вы читаете продолжение. Начало повести здесь
Тетрадь нашлась неожиданно через пару дней, лежала в стопке на столе с другими тетрадями Полины. Надо же… Дни побежали, полетели один за другим все дальше и дальше от осени в зиму и все дальше от дома. В интернате топили очень хорошо. Полина вспоминала, как дома мама во время сильных морозов в младших классах нагревала утюгом постель. Какое счастье было после ванной юркнуть под одеяло и жадно вбирать в себя тепло нагретой простыни, укрыться с головой и хохотать – мама ее щекотала. А сейчас тоже под одеялом с фонариком. В девять старались выключать свет, сильно уставали после занятий и уроков. Нагрузка во второй четверти заметно увеличилась.
Светила себе и продолжала писать формулы, кружевом заполнявшими всю тетрадь. Возвращалась назад, к тем местам, которые обводил Александр Борисович. Что-то зачеркивала, переписывала, соединяла новыми нитями и часто не помнила потом, как засыпала. И на этой тонкой грани между сном и явью обычно приходили самые яркие, самые красивые и правильные решения. И можно было отгородиться этим другим миром от дома и тоски. Только надо суметь погрузиться в него, до конца с головой уйти в эту воронку.
В начале декабря Полину вызвал к себе Александр Борисович.
– Полин, как там мое уравнение?
– Александр Борисович, у меня вроде бы пара недель есть? Вы же сами сказали, что сделать к концу года.
– Полин, мне в больницу надо лечь, поэтому и прошу показать. И, знаешь, тут у тебя конкурентка появилась Ольга Пономарева. Не ожидал от нее! Ход рассуждений очень похож на твой. Вы случайно не вместе решали? Ну и Фатима, конечно, тоже. У нее свой нестандартный подход. Короче, приноси, что есть, буду смотреть.
После занятий в тот день возвращалась в общежитие одна. Фатима была у зубного. Когда вернулась, та делала уже уроки.
– Поль, представляешь, Ольга съехала от нас в другую комнату! Буркнула что-то невнятное, я ничего не поняла! Говорит, что здесь холодное крыло, а у нее хронический насморк или что-то в этом духе. Странно, правда?
Через неделю их троих Александр Борисович вызвал к себе.
– Ну что ж, девицы, поздравляю! Все трое будете работать со мной, вы отлично потрудились! Правда, Полина с Ольгой немного не довели до конца, но теперь будем продолжать вместе. На пару недель мне придется лечь в больницу. Так что завтра познакомлю вас с моим аспирантом, он будет меня замещать.
Без Борисыча стало пусто и сначала очень тихо, а потом очень шумно на занятиях. Аспирант Дмитрий Петрович – высокий, худой сутулился у доски и рассказывал материал самому себе. Он представился и попросил девочек остаться после занятий, чтобы вместо Александра Борисовича заниматься с ними. Полина сослалась на головную боль и вернулась в общежитие. Фатима пришла через час.
– Поль, ну ты что! Так нельзя! Столько усилий! Вернется Борисыч, никуда не денется! И потом дело же не в нём! А в самой математике. Разве нет?
– Может и не в нём! Не знаю… Мне вдруг стало неинтересно… Буду ждать, когда он вернется… Две недели всего, он же сам сказал.
Но через две недели он не вернулся. Дмитрий Петрович сказал Фатиме, что Александру Борисовичу предстоит длительное лечение и неизвестно, когда он вернется в Колмогоровскую школу.
***
Перед Новым годом череда похожих, запорошенных снегом дней закружила занятиями, итоговыми контрольными, подготовкой к новогоднему концерту. Но Полина в нем не участвовала, впрочем, как и Фатима. Вроде бы Ольга должна была петь, но они почти уже не общались. Оценки выставили двадцать пятого декабря. Полина и Фатима обе и единственные в классе закончили на отлично.
На следующий день в актовом зале состоялся праздничный концерт. Первые ряды заняли преподаватели. Около сцены огромная елка, стулья, обтянутые красным бархатом, ученики в парадной форме. Сначала торжественные речи, после них начался сам концерт. Первой неожиданно объявили Ольгу Пономареву, сольный номер. За рояль села немолодая дама, черное платье в пол и идеально прямая спина. Вышла Ольга. Тоненькая, полуоткрытые плечи, подчеркнутая талия и пышная юбка нежно-голубого цвета, невероятная коса распущена. Когда Ольга шла к роялю, то был слышен легкий стук каблучков и невозможно было оторвать глаз от ее волос, соломенными реками струящимися по спине. И, наверное, неважно, как и что она пела. Но пела она тоже великолепно. «Застыли реки, и земля застыла…»
– Поль, ты жива? Любуешься?
– Ага!
– Эх! Не быть ей математиком!
– Почему, Фати?
– Слишком красивая!
– Ну вот еще… Глупости говоришь! Ты тоже красивая!
– Я интересная, разницу ощущаешь? Я, кстати, догадалась, что она у тебя списала.
– Ну и ладно, мне не жалко…
На них зашикали с соседних рядов.
А на следующий день обнялись, как пару месяцев назад, на прощание до очередной четверти.
– Фати, что-то у меня предчувствие, будто я тебя нескоро теперь увижу!
– Поль, да ты что говоришь, не пугай меня! Ты устала просто и еще из-за Борисыча расстроилась сильно, я же вижу. Отоспись хорошенько, отдохни, вернешься с другим настроением, вот увидишь!
– Ладно, Фати, ты тоже отдыхай! Пирог привезешь осетинский?
– А как же!
***
В этот раз возвращалась домой с отцом. Он был в столице по делам и специально дождался Полину, чтобы вместе ехать домой. До вокзала добирались на такси. Отец сидел впереди, расспрашивал Полину, поворачиваясь к ней. Она отвечала невпопад и просто смотрела в его родное лицо, вдруг замечая, что он постарел. От этого стало невыносимо грустно, а, может, действительно просто устала.
За окном пошел хлопьями снег. «Дворники», сердито скрипя, размазывали его по лобовому стеклу. И очень хотелось ощутить легкое острое счастье от возвращения домой, но его почему-то не было… Наверное, оттого, что этот другой мир, который на вокзале провожал гулом тысяч голосов и монотонным стоном поездов, все еще держал ее за руку. И было трудно вырвать руку, чтобы полностью освободиться.
Поезд уходил из Москвы в ночь, и в шесть утра прибывал. Доехали на пустом троллейбусе до Полининого дома. Отец обнял ее, договорились обязательно сходить на каток на праздниках.
А потом была Новогодняя ночь с оливье и мандаринами. Игорь принес елку прямо тридцать первого, и дом начал наполняться ее запахом. Мама всегда просила его покупать именно елку. Полина даже боя курантов не дождалась, уснула. Утром, как в детстве, нырнула вниз под ёлку за подарком. Надо же! Первый в жизни магнитофон-кассетник. Игорь разорился, а Полина ведь давно мечтала о таком. Она легла на спину, почти касаясь головой ствола елки, и стала смотреть сквозь ветви. Если немного прищурить глаза, то зеленое кружево иголок начинает переливаться разноцветным волшебством новогодних игрушек и предвкушением чуда. В этот миг она вдруг почувствовала, что тот второй, сейчас далекий мир отпустил ее руку и то легкое счастье, которое Полина так ждала, наполнило ее.
Мама и Игорь еще спали. Полина прикрыла дверь на кухню, чтобы не разбудить их, поставила чайник и начала готовить омлет. Открыла банку яблочного джема, мама разрешала на праздники, налила себе кофе и теперь уже точно ощутила себя абсолютно счастливой.
Весь день первого января валялись все вместе перед телевизором и в тысячный раз смотрели фильм «Чародеи». Полина вдруг вспомнила Ольгу, которая пела на сцене песню из этого фильма. Вечером за ней заехал отец, и они отправились на тот самый каток, где Полина подвернула ногу и началось знакомство с новой семьей отца. Надо же, как далеко это все от нее сейчас. Как было остро и больно когда-то, а теперь другие мысли и другие чувства вытеснили те старые. Значит, мы, как кувшин, не можем вмещать бесконечность, иначе бились бы вдребезги.
Сейчас легкий мороз, музыка, счастливый и такой молодой смех отца рядом. И почему ей показалось тогда в такси, что он постарел? После катка зашли в кафе, заказали борщ и эклеры с чаем. Смеялись всему подряд, обжигались восхитительным борщом. Полина видела, что отец очень соскучился по ней, и от этого было так тепло. И снова острое чувство счастья.
***
Через пару дней поехали на ту же турбазу, что и год назад вместе с семьей Максима. Будто и не прошел целый год, насыщенный такими разными событиями. А время сделало петлю и вернуло всех в ту же самую точку пространства, где они были ровно год назад. Вот бы замереть так навсегда, потому что очень тяжело путешествовать из одной реальности в другую. И снова звездный ночной купол над ними с Максимом, и снова родители где-то впереди смеются и поют песни, и только звенящая тишина. А потом был первый поцелуй, и жар, и холод, и бесконечность этих секунд, и мир – до и после. Следующий день уже дома, как в тумане, и привыкание к этому новому общему для них с Максимом миру.
Началась вторая неделя каникул, и мама с Игорем стали говорить о том, как и с кем Полина поедет в Москву. От этого было ощущение, что ты долго взбирался на гору, и тебе не дали полюбоваться видом сверху, а просто подошли и столкнули. И вот ты катишься кубарем вниз и чем дальше, тем больнее становится.
С утра вдруг неожиданно потеплело, и даже пошел дождь. Нещадно бил каплями прямо по снегу, и он как-то горестно и обреченно таял. От этого хотелось плакать. Максим почему-то не звонил, а она просто не могла позвонить ему сама. Мама и Игорь были на работе, это уже позже, спустя годы будут долгие зимние праздники.
Полина бродила в тишине, а потом залезла на подоконник и уткнулась носом в холодное стекло. Дождь стучал, просился к ней в комнату, мол, открой настежь окно, я зайду, и нам не будет так одиноко вдвоем.
Вечером за ужином мама сказала:
– Поль, мы с Игорем посовещались и решили тебя одну на поезде отправить! На вокзале встретят папины знакомые и отвезут в интернат. Как тебе такая идея?
Полина неожиданно для самой себя разрыдалась, будто она наполнилась тем дождем, который шел весь день, и теперь плачет уже не небо, а она. Мама с Игорем переглянулись.
– Доченька, ну что ты! Еще почти пять дней каникул, успеешь отдохнуть! Просто нам надо заранее решить и взять билеты, понимаешь?
– Мам, прости! Я не могу! Не хочу туда ехать! Мне тяжело, понимаешь?
– Господи, Полина! Что ты говоришь?! Столько сил, стараний и моих нервов, между прочим! Столько пройдено уже! Ты просто сегодня не в духе, может, не выспалась, погода хмурая, да?
– Мама, ты не слышишь меня разве?!
Полина вскочила из-за стола, впервые в жизни хлопнула дверью в свою комнату и закрылась. Но голоса на кухне всё равно были различимы.
– Надя, не трогай её пока!
– Между прочим, это твоя была идея с самого начала! А теперь что? Она себе жизнь сломает! Это что шутки – поступил, бросил!
– Надя, неужели ты не видишь – ей тяжело вдали от дома, мы же не могли заранее предположить, как она сможет там адаптироваться! А жизнь ты ей сломаешь, если начнешь на неё давить!
– Ну, знаешь, что! Заведи своих детей сначала, а потом советы давай, теоретик!
Дальше хлопнула входная дверь… Кто-то из них ушёл. Не навсегда, конечно. Но что-то треснуло и все из-за неё.
Остаток каникул были разговоры, уговоры и слезы и так по кругу много раз. Приезжал отец, но не уговаривал её. Она только слышала, как они ругались с мамой на кухне, а Игорь снова ушёл. Полина осталась… Осталась с чувством вины, а не с лёгкой душой. Она знала, что мама обижена на неё, на себя и на Игоря. Обида эта разделила их всех троих.
И радость дома, к которой она так стремилась, вдруг померкла. К этому неожиданно примешалось чувство тоски по Фатиме, Борисычу и даже самому интернату. Вот так все-таки произошло в какой-то момент взаимопроникновение двух миров, а Полина и не заметила.
Продолжение здесь
Начало повести здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Сирота Екатерина
Книга автора (с другими произведениями, опубликованными на нашем канале) здесь
