А там дальше, в лесу – торопилась она, — Говорят, есть ещё озеро, совсем большое, и на нём даже остров. Но меня туда одну не пускают, папа говорит – вместе сходим. А ему всё некогда, когда он приезжает. Бабушка то грядки заставляет копать, то крышу чинить. Я папу пугаю, что тогда одна в лес уйду, и пусть он меня ищет.
Они дошли до конца дачной улочки, тут сразу начинался лес.
— А волки здесь водятся? — спросила Даша, не рассчитывая, впрочем, на внятный ответ.
— А шут его знает, — сказала Ульяша, — У дяди Семёна на днях велосипед пропал. Он его искал-искал. Я его спрашиваю: «Может, волки съели?» Он говорит: «Уля, ты что? Он же железный». А я ему: «Волки такие – они всё кряду едят».
— Так что ж, ты хотела уйти в лес, и попасться им в зубы?
— Так я ж днём, — объяснила Ульяша, — Днём – оно не страшно. А пойдём ночью послушаем – воют волки или нет? Если воют – значит, точно тут водятся.
— Кто бы сомневался, — пробормотала Даша, стараясь не отставать.
Ульяша прямо в лоб взяла небольшую горку. Наверху теснились заросли клёна – вездесущего, как баобабы на планете того же Маленького Принца. Ещё тут был ветхий деревянный забор, Ульяша скользнула в дыру, вслед за ней пришлось протискиваться и Даше. Она хотела спросить – далеко ли ещё? Но Ульяша уже стояла наверху и показывала
— Вот оно.
Они были тут вдвоём, и никого, кроме них, в этот час. Озеро изгибалось, уходило куда-то вдаль. Там, где оно заканчивалось, уже густо тянулись дачи, высились ЛЭП, была жизнь. А здесь, у ног девочек, почти круглая чаша. По берегам рос лес – сосны и берёзы. И тишина.
Тут, на этом берегу было даже подобие пляжа – мелководье. А там, с другой стороны, берег обрывался круто, и Даша подумала, что глубина там порядочная.
— Кто там живёт? — невольно спросила Даша.
Ульяша взглянула на неё, и так же деловито, как перед этим перечисляла тетю Люду, дядю Вову и прочих, стала называть:
— Лягушки, Головастики – это ещё маленькие лягушки. Караси и карасята, Комары, заразы. Стрекозы.
— А водяной? А русалки?
— Чего-о?
Даша уселась на траву, обняла колени руками.
— А ты, наверное, ни во что не веришь, да? — спросила она, — Ну, в то, что это всё может быть в жизни…
Ульяша плюхнулась рядом с ней:
— Скажи ещё, в деда Мороза верить, — презрительно сказала она, — Если я знаю, что у нас в школе его играет физрук переодетый. А красная шуба и борода весь год в школьном чулане висят. Мне один раз мама достала билет на ёлку во Дворец культуры. Там такой Дед Мороз был, ну прямо роскошный. У него шуба и шапка в серебре и блёстках. А потом мы ходили хороводом, он меня за руку взял, и я посмотрела вблизи, борода-то у него тоже привязанная. Наверное, во Дворце культуры просто богатый дворник. Купил себе такую шубу…
— Я не про то, — задумчиво сказала Даша,— В Деда Мороза я тоже не верю. Но я к тому, что тут, вот в этом лесу, в этом озере, может жить что-то такое, во что люди не верят, что оно существует. А оно вправду живёт.
Ульяша смотрела на неё с жадным любопытством и Даша продолжала:
— Вот в призраков я верю. В то, что в заброшенных и опустевших домах обитают души тех, кто тут жил когда-то. Когда я прихожу в лес, мне кажется, что тут где-то в чаще можно увидеть лешего. И он, если захочет, действительно заведёт и заманит, так что домой и не выберешься. Мало ли людей пропадало в лесах, и никто их не нашёл, и не знал, что с ними случилось.
А озеро, — продолжала она, — Ты ведь не знаешь, какая тут глубина? Никто ведь не мерил… А вдруг там есть омут, и там живёт самый настоящий водяной? Ну, как в фильме «Марья-искусница». Пойдёшь купаться, а тебе по ноге что-то холодное как скользнёт… Это водяной тебе пятку пощекотал. И русалки. У меня дома есть картина, там нарисовано, как они в лунную ночь отдыхают на берегу. Они там совсем как живые. Русалками становятся те девушки, кто топится – от несчастной любви или просто от несчастной жизни. Может и в этих краях такие были. И когда настанет полнолуние, они выйдут на берег, чтобы посмотреть на землю, расчесать свои длинные волосы, а может – и заманить неосторожного путника к себе в омут.
Ульяша сидела, глубоко задумавшись, почёсывая пятку.
— Я приду сюда, когда луна будет круглая, — пообещала она то ли Даше, то ли самой себе. А потом спросила, — Хочешь, я покажу тебе замок, где живёт заколдованный мальчик?
— Шутишь? — недоверчиво спросила Даша, — Какой тут может быть замок? Дачи…
Ульяша вскочила. Ходить она, похоже, совсем не умела, сразу срывалась на бег или прыжки.
— Пошли смотреть!
— Я же тебя не догоню….
По этим извилистым, поросшим травой улочкам, о которых Даша думала, что она никогда их не запомнит, и в одиночку тут же здесь заплутается, Ульяша мчалась как стрела, которую спустили с тетивы. Свернула в какой-то проулок и ткнула пальцем:
— Вот!
И тогда Даша его увидела. Это действительно был замок, но маленький, величиною с двухэтажный особняк. И оттого он казался игрушечным. Но видно владелец очень любил Средневековье, потому что это был не новодел – подобно бесчисленным конструкторам, где из пластиковых деталей можно создать что угодно. Тяжёлый камень какого-то удивительного серебристого оттенка словно пришёл из веков минувших. И башни – Даша насчитала их семь – с кровлей из серебряной черепицы. И фонарь над входом – светил ли он? Стекло тёмное, точно закопчённое. А наверху самой высокой башни – окно с витражом и маленький балкон, на котором, кажется, только ласточкам впору сидеть.
— Видишь? — Ульяша прищурилась.
И никто тут не выращивал картошку с капустой. Несколько голубых елей окружало замок. И ещё тут цвели зелёные – вы подумайте — розы.
— А что за заколдованный мальчик? — теперь Даша верила всему.
— Понимаешь, тут вроде и никто не живёт, кроме него. Он один выходит отсюда каждый день за молоком. А вечером загорается то высокое окошко. Вот ты сказала, и я теперь думаю – может, мальчика заколдовали, и он не может покинуть замок никогда? Представляешь — ни взрослых, никого. Один он. А ещё он такой красивый, что просто – кошмар, караул, катастрофа!
Даша улыбнулась, на этот раз – с ласковой насмешкой. Она решила, что Ульяша в этого мальчика влюблена.
— Раз в день выходит? Ну, тогда мы точно его не дождёмся…
И тут, словно опровергая её уверенные слова, дверь замка открылась, и по ступеням сбежал тот самый мальчик. Было ему лет четырнадцать, а может, пятнадцать. Загар того оттенка, который бывает у светлокожих людей, если они целые месяцы проводят под солнцем. Золотистые волосы отросли и вились живописными кудрями. Разлёт черных бровей, очень светлые серо-голубые глаза, пухлые чётко-очерченные губы… Ульяша, пожалуй, не преувеличила, а даже преуменьшила.
Мальчик был в белой рубашке и шортах, с белым же пластиковым пакетом в руках. Он видно не раз уже видел Ульяшу и хотел кивнуть ей, но тут заметил рядом незнакомое лицо. На Дашу он взглянул заинтересованно и даже чуть помедлил. Словно бы хотел что-то сказать. И против воли Даша почувствовала, что у неё начинает гореть лицо. А значит, она отчаянно краснеет.
— Ты ему понравилась! — Ульяша дернула её за руку.
— Ну вот видишь – выходит же он из своего замка,— сказала Даша, — Значит, совсем не заколдованный, может пойти куда угодно.
— Но он всегда возвращается!
— И ты бы вернулась туда, где живёшь?
Но Ульяшей уже овладела новая мысль:
— А он дверь за собой запер? Может быть, можно тихонько заглянуть внутрь и посмотреть, что там? Мне страшно интересно, я никогда не была в замке.
— Ты с ума сошла? — но Даша увидела, что её маленькая подружка полна решимости, и поняла, что её надо отвлечь, — Слушай, твоя бабушка не волнуется, что ты исчезаешь на целый день?
— Не-а. Она раньше боялась, что я голодная до вечера бегаю. Но я говорю, что меня всегда кто-нибудь кормит. Дядя Саша картошку умеет жарить, у тёти Люды целый обед бывает, а дядя Гриша – он ничего не умеет. Мы с ним чай пьем. С сушками.
— Может быть, пойдём к нам домой? Сушек у нас, кажется, нет. Но на обед мама варит разные вкусные вещи.
— Погоди! — нетерпеливо сказала Ульяша, — Он скоро домой вернётся. Всё равно у твоей мамы борщ не красивее, чем он.
