— Сказку? — спросила мама.
Даша была уже, конечно, слишком взрослая и искренне презирала сказки про всяких петушков, лисичек и зайчиков, которыми потчуют малышей, чтобы они доели свою кашу. И маме приходилось отыскивать и придумывать сказки необычные.
И потом, когда Даша рассказывала кому-нибудь из девчонок, с которыми отдыхала вместе в летнем лагере – никто этих историй не знал. Больше всего Даша любила сказку про маленькую портниху, которая шила платья волшебной красоты для знатных дам. Когда к ним приехал свататься принц. Но принц влюбился не в придворных красавиц, а в измученную срочной работой девушку-портниху. Жаль только. Что в конце молодой человек оказался лакеем принца, который хотел таким образом отбояриться от женитьбы.
Может быть, ей так близка была эта сказка, потому что она видела, как до поздней ночи за машинкой сидит мама. И думала, что когда-нибудь мама и ей сошьёт вот такое, волшебной красоты платье.
Лида принесла пуховый платок и укутала Дашу:
— Ночи ещё холодные.
Платок был такой тёплый, он пах их домом. Мама погасила свет и ушла к себе в комнату. Теперь веранду освещал лишь лунный свет. Листья винограда, приникшие к стеклу, заглядывали внутрь, просили пустить.
Даша боялась спустить ноги на пол. Она знала, что то, что жило в саду, видело ее теперь не хуже, чем при свете. Теперь наступал его час. И от него не скроешься под одеялом. Это тот, всепроникающий взгляд Вия:
— Поднимите мне веки.
Поднимите и я увижу. Ничто из вещей, бывших тут, его не заинтересует – ни чашки, ни сода в пачке, ни разделочная доска, ни старый стул. Только девочка, лежащая на диване.
Даша набросила на голову пуховый платок, спряталась под ним. И это тепло неожиданно начало её успокаивать. Тепло и пушистые завитки, пух живого существа, может быть – козы? Её защищала коза – встала боком между нею и ночью, прикрыла собой.
Даша ещё боялась. Но уже проваливалась в сон. Это было сильнее нее. А когда она открыла глаза – по всем часам еще ночью, но по законам весны – на рассвете, небо было уже отчетливо синее, и всё тонуло в соловьиных трелях.
Лида шила. Комнату освещал свет бра – старого, как и всё здесь. Длинный стеклянный плафон, потускневший, формой своей напоминающий цветок наперстянки. Почти такой же висел когда-то у нее в доме, где она росла с дедушкой и бабушкой.
Шить её тоже научила бабушка. А когда Лида была еще совсем маленькая, ей разрешалось покрутить колесо черной швейной машинки. Бабушка была великой мастерицей - даже когда было туго со всем – и с материалами, и с нитками – она превращала какие-то рогожки в произведения искусства, расшивая их букетами цветов, крестиком и гладью.
Лида потому переняла у бабушки все это, что становилось ей уютно и спокойно, когда она садилась с каким-нибудь рукоделием. Мысли сразу становились ясными, приходили в порядок – легко думалось обо всём. И что бы ни случилось в школе, начиная от двойки по немецкому языку, заканчивая ссорой с соседкой по парте – все теряло свою остроту, отходило в разряд «что ж, бывает».
Лида взглянула на деревянные часы с маятником, висевшие на стене и тихо охнула – половина второго. Поднялась, потянулась долго, с хрустом… Одела платье на плечики, повесила в шкаф.
А когда она пошла умываться – пугливо вступила в черный ночной сад, то увидела, что к ним в гости пришёл ежик. Средних размеров ёжик обнюхивал крыльцо. Лида невольно улыбнулась.
— Яблок еще нет, малыш… Чем же угостить тебя? Постой-ка…
Она вернулась с блюдечком, наполненным молоком. Поставила неподалёку от гостя, и тихо присела на ступеньках крыльца.
Ёж не выказывал особого страха. Он всю зиму прожил тут без людей. Может быть, никого из них и не видел, а может, люди его и не обижали. И он ещё не знал, что их надо бояться. Он залез передними лапками в блюдечко и начал лакать молоко – быстро, захлёбываясь.
— Да не спеши, я ещё принесу, — почти смеялась Лида.
И внезапно и этот сад, и лес за забором, и сама ночь стали казаться ей союзниками – она больше не испытывала страха. Ничто здесь не могло причинить им зла. Вся опасность шла оттуда – где небо светилось красноватым оттенком, где был город.
А правда ли, что говорил Маленький Принц – можно услышать, как смеются звезды?
Заскрипела калитка. Скоро они узнают её голос, и поймут, что калитка первая встречает гостей, здоровается с ними, и последняя провожает – желает счастливого пути своим скрипучим старческим голосом. Но сейчас звуки были какие-то – ритмичные что ли?
— Глянь-ка, что там? — попросила мама, вытирая руки о фартук.
Даша пошла. Но и мама тоже пошла. Так что девочку они увидели одновременно. На калитке, как на качелях, каталась девочка лет восьми. Крепко сбитая, почти полненькая, щекастая, светлые волосы завязаны в два коротких хвостика. Одета девочка была в джинсовый комбинезон и кроссовки. Она отталкивалась – и калитка скользила вперёд, а потом влекла девочку назад – настоящие качели. При этом девочка смотрела на маму и Дашу, улыбаясь, точно не сомневаясь, что пришла к друзьям.
— Боже мой! — ахнула мама, — Ты её сломаешь! Заходи, заходи скорей! Только калитку оставь в покое… Нам же некому её починить, если что.
— Дядя Митрич может, — сказала девочка, охотно, впрочем, спрыгивая на землю, и шествуя вместе со всеми к дому, — Он тут всё чинит, кому что нужно.
— Может лучше просто не ломать? Ну вот, Дашка, а ты боялась, что у тебя тут не будет общества… Пожалуйста — подружка.
— Она же младше меня, — недовольно сказала Даша.
В школе к ней нередко липла мелюзга – старшие ребята всегда пользуются у малышей почётом. Конечно, трогательно, когда к тебе бегут на переменах, раскинув руки, чтобы обнять – беззаветно бегут, или когда с тобой готовы поделиться последней конфетой, но иногда так хочется покоя и уединения.
— Как тебя зовут? — спросила мама.
— Ульяша. А змеи у вас есть? — деловито спросила девочка.
— Нет… Кажется, нет. А что, тут водятся змеи? — испугалась мама.
— А то! Тётя Люда сказала, что к ней на дачу приползла двухметровая чёрная гадюка. Съела птенцов у сороки. И теперь тётя Люда боится по утрам открывать двери –вдруг гадюка греется на крыльце. И клубнику собирать тоже боится. А дядя Вова говорит, что тётя Люда сама — змея, и приманила гадюку. Родственную душу.
— Хочешь чаю? — спросила мама Ульяшу.
— А что-нибудь сладкое у вас есть? — с надеждой спросила Ульяша.
Мама положила в тостер пару ломтиков булки, и через несколько минут вынула их подрумянившимися. Открыла абрикосовый джем. Ульяша такого ещё не пробовала и оценила с восторгом:
— Ух ты, ещё вкуснее, чем конфеты! А все конфеты я съела ещё позавчера, и бабушка сказала, что в следующий раз купит только с пенсии.
— Ты здесь живёшь только с бабушкой? — поинтересовалась мама.
— Ну да, мама с папой работают, они в выходные приезжают. А ещё тут тётя Люда живёт, дядя Вова…
— Ну да, мы уже поняли. И змеи.
— Тётя Катя, дядя Серёжа, тот самый у которого все просят лестницу, тётя Лена…
— Так, — тихонько сказала мама, — Хорошо мы изолировались.
— А пошли гулять! — Ульяша обратилась к Даше так просто, словно и подумать не могла, что та не согласится, — Чего ты тут сидишь целый день? А я тебе озеро покажу… А замок видела?
— Какой замок? — недоумённо спросила Даша и взглянула на маму — идти ли ей? Ответный взгляд мамы был слегка растерянным:
— Ну вы же не свалитесь в это озеро? Не утонете?
— Там даже лягушки не тонут! — заверила Ульяша, вставая, вернее, вскакивая и вытирая ладошки о комбинезон, — Пошли!
И побежала по дорожке, только сандалики засверкали. Даша пожала плечами и пустилась её догонять.
— Тут много озёр, — поясняла ей Ульяша. Видно, ходить спокойно она совсем не могла, и если не бежала, то подпрыгивала, — Только они всё больше как лужи. А вот то, которое я тебе покажу – оно нормальное такое, там даже рыба водится. Дядя Степан туда с удочкой ходил. Но рыба такая мелкая-мелкая, он сказал, что для кошки ловит. А когда он на банку не смотрел, я её в озеро перевернула обратно. Это же рыбы-дети, пусть подрастут.
