Радио «Радонеж». Октябрь 1992.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, декабрь 2022.
К 600-летию преставления преподобного Сергия Радонежского.
Часть 1
Сегодня мы обратимся к истории Лавры преподобного Сергия, к ее позднесредневековой истории, а основание Лавры относится к высокому Средневековью. Во многих книжках, издававшихся в советское время, можно найти материал, связанный с историей хозяйственного роста, строительства ансамбля, разорения монастыря, его быстрых восстановлений. За этим внимательный человек, не пренебрегающий подобной информацией, найдет рассказ о не прекращавшемся духовном влиянии монастыря, будущей лавры. Преподобный Сергий скончался на склоне XIV столетия. А если подходить не строго астрономически, а исторически, историко-культурно, то с преподобным Сергием ушел и XIV век. Преподобный Никон в общем уже фигура XV века, фигура эпохи потрясений в Российской державе, отстрочивших создание России. Тем не менее то была уже финишная прямая удельной Руси, финишная прямая процесса, который привел к созданию России. Святая Русь — создательница России.
В 1408 году набег Едигея разрушает Лавру. А в 1422 году возводится каменный храм. Их не так много было тогда, особенно в средней Руси. Русские люди привыкли обращаться к Троицкому монастырю, прибегать к Троицкому монастырю. Монастырей тогда было немало, и все время основывали новые. То была эпоха роста пустынножительного монашества и вместе с тем эпоха роста монастырей как культурных центров, нового расцвета той замечательной, безупречно православной русской культуры.
Какой еще монастырь может сравниться с Троицей, даже если мы сравним ее с наиболее знаменитыми монастырями последующих эпох. За ней в сознании русских людей некоторое время шел Кирилло-Белозерский монастырь. Разве можно сравнить их по значению? Именно к Троице продолжали ехать за советом, у Троицы спасались, у Троицы примирялись при любом настоятеле, среди которых были преподобные мужи. Все игумены Троицы были несомненно достойными монахами.
Вот посмотрите. В 1442 году Василий Васильевич, Василий Второй в перечне Московской династии, примиряется со своим двоюродным братом князем Дмитрием Шемякой. Это происходит у Троицы. Проходит четыре года. Василий спасается от того же Дмитрия Шемяки, ищет спасения от страшной, нависшей над ним беды лишения жизни. Кончилось это дело превращением его в Василия Темного. Жизни его не лишили, но лишили зрения. Где он снова скрывается, где рыдает, умоляя отпустить его в монахи, простить его прегрешения? Надо сказать, что Василий Второй был малопривлекательным Московским государем. Хуже него было быть трудно. Хуже него был Шемяка, безусловно, его противник и его ослепитель. Это прекрасно понимали русские, которые предпочли Василия даже Темного, даже слепого. Так где же спасается и рыдает будущий Василий Темный? У раки преподобного. Кто ставит на место, кто одергивает того же Василия Темного, уже избавившегося от Шемяки, уже обладавшего всей мощью государя, забывшегося и проявившего деспотический позыв к неоправданным репрессиям? Игумен Троицкий преподобный Мартиниан, который в своей жизни также долго был настоятелем Ферапонтова Белозерского монастыря. То есть все так или иначе было завязано на Троицкий монастырь.
Какой монастырь, правда, уже в XVI веке, начнет ранее большинства укрепляться мощными каменными стенами? Троицкий. Мощнейшие стены Троице-Сергиевой лавры всем известны. Они, правда, перестроены в XVII веке. И стены XVI века, которые выдержали осаду в Смуту, мы практически не видим. Но вот откуда сама идея монастыря-крепости? Как подойти к этой теме монастыри-крепости? В советское время к ней подходили так. На самом деле это государевы крепости, а монастырь — это только привязка. Стены строились для того, чтобы за ними сидели стрельцы и дворяне, чтобы в них размещались воинские отряды. Монастыри вокруг Москвы — это кольцо укреплений, монастыри-сторожи. Это верно, но не совсем. Первоначально это было стремлением уберечь драгоценные духовные центры Святой Руси. Но само собой разумеется, невозможно было дать гарнизон только для того, чтобы охранять монашескую братию, в эпоху нашествий с запада польских, литовских, немецких людей и непрекращающегося давления с юга и юга-востока сначала Орды, а в XVI и в последующих веках крымцев, их наследников, за которыми стояла Турция. Потому монастырь, который был убежищем духовным, был духовным руководителем, убежищем культуры, был также убежищем в прямом, житейском смысле слова.
Покуда еще только росли русские города, монастыри выполняли градскую функцию, функцию культурных центров. За их стенами укрывались от угрозы вторжения. Таким образом монастырь был как бы огражден от иного мира. Не надо, думаю, напоминать нашим слушателям прозрачное значение слова «инок». Монастырь был огражден от мира и вместе с тем был как бы открыт миру. Троицкая обитель была только один раз разорена Едигеевым нашествием 1408 года, и далее никто никогда не топтал ее святую землю. Мимо проходили любые самые наглые завоеватели, которые могли бы затронуть Троицкую лавру. Во второй половине XV века начались первые казанские походы. Монастырь находится к востоку от Москвы. Это сфера действия казанцев, которые вообще-то по Волге добирались до окрестностей Ярославля. Монастырь не был затронут. В Ливонскую войну он, конечно, не мог пострадать от литовских людей, он был от них далек. Но зато были крымские набеги 1571-1572 годов. В 1571 году сгорела Москва, но уцелела Троица преподобного Сергия. В Смуту Троицкий монастырь не был взят. В XVII веке его миновали все потрясения внутренних смут и последние попытки крымских вторжений к Москве при хане Газы Гирее.
Все это время Троицкий монастырь — непререкаемый духовный авторитет и судья. Московские государи, даже самые жесткие из них, прислушивались, конечно, к голосу митрополита, а затем патриархов Российских, тем более к соборному голосу Русской церкви. Кстати, в русской традиции освященный собор — это не только собор архиереев, в него также входили настоятели, архимандриты виднейших монастырей и всегда входил настоятель Троице-Сергиевский, кстати, часто единственный игумен, другие настоятели виднейших монастырей были в сане архимандрита. Таким образом он влияет на жизнь страны.
Начало XVI века, после царствования нашего первого государя Ивана III и затем Василия III была эпоха смут и междоусобиц, сначала омерзительная узурпация власти сомнительно законной вдовой Василия Третьего Елены Глинской с убийством двух удельных князей Дмитровского и Старицкого, вскоре после ее смерти — боярская междоусобица. В эпоху этих дворцовых потрясений, в эпоху этих аристократических смут один за другим слетают с кафедры два митрополита — Даниил и затем Иоасаф, до тех пор, пока митрополит Макарий, опираясь на здравую часть русской аристократии и Троицкий монастырь, не восстанавливает единство, единомыслие в стране. Что мы снова видим? Ни при каких потрясениях не тронута Троицкая земля.
Более того, незаслуженно обиженные люди оказываются у Троицы. У Троицы прожил последнюю часть своей жизни, написал основные сочинения и был погребен преподобный Максим Грек, осужденный частью благодаря его незлонамеренным ошибкам, а в основном пав жертвой политических интриг.
В Троице провел долгие годы жизни митрополит Иоасаф и был, как и преподобный Максим, вскоре после кончины причислен к местночтимым Троицким праведникам, подвижникам. Мы сейчас часто забываем митрополита Иоасафа Московского, он местночтимый святой только Троицкого монастыря, а вначале нашего века его вносили в полные месяцесловы Русской церкви. Он один из забытых нами святителей.
К Троице непременно обращаются за отзывом обо всем, что касается духовной, культурной жизни страны. Под контролем Троицы готовится Стоглавый собор. До собора получают отзывы от Троицкой братии на большую, общерусскую канонизацию митрополита Макария. Обращаются к тому же митрополиту Иоасафу, который продолжал там жить уже не в ссылке, на покое, не стремясь вернуться на кафедру. Обращаются к тому же преподобному Максиму. То есть, иными словами, на протяжении XV-XVI века за исключением чудовищной тирании Ивана IV Троица всегда, во все эпохи остается светом и голосом совести для всей Русской земли.
А другие монастыри? Конечно, были монастыри, были выдающиеся духовники, и преподобными не оскудела Русская земля. Кстати сказать, и весь XVI век основывали даже новые монастыри, и в XVII веке тоже. Но они имеют значение для какого-то круга лиц, для тех, кто знает этот монастырь как его благотворители или рядом живут и привыкли прибегать к своему монастырю. У знаменитых монастырей Иосифа Волоколамского, Кирилла и Ферапонта Белозерских, Саввино-Сторожевского были свои эпохи очень широкого значения, когда их голос широко был слышен в Русской земле. Кирилло-Белозерский монастырь — второй монастырь Русской земли уже в XV веке. Он сохраняет свое значение в XVI веке и несомненно в первой десятке монастырей XVII века. Кто знал, кто помнил его в XVIII, а тем более в XIX веке? В начале XX века эпоха Кириллова монастыря прошла, хотя монастыри возрождаются. В начале XX века монахов в этом монастыре было меньше, чем храмов на его территории. Или Саввино-Сторожевский монастырь. Один из любимейших монастырей государя Алексея Михайловича. Этот монастырь весьма и весьма авторитетный не только при преподобном Савве, ученике преподобного Сергия, но и в середине XVII века. Где знаменитость Саввинова монастыря впоследствии? Есть монастыри, значение которых падало и потом снова повышалось. Видимо, такое возрождение переживал Иосифо-Волоколамский монастырь к началу XX столетия. Были монастыри совсем малоизвестные и ставшие знаменитыми только в XIX веке.
Часть 2
Наш разговор об истории Троице-Сергиевой лавры как величайшей святыни России мы продолжим двумя эпизодами первой половины XVII столетия. Здесь подход наш будет выборочным и конкретным. Оба эти эпизода имеют огромное, как нам кажется, значение именно в нашу эпоху, значение поучительное.
Итак, Смута (первая гражданская война в истории России). Эта эпоха для нас чрезвычайно важна. Смуту надо изучать в высшей степени подробно, потому что мы сейчас снова живем в эпоху смуты. Конечно, прямых аналогий здесь, учтите, никогда не будет, а косвенных очень много. Исторические источники и историки вообще не могут подсказать людям, как надо жить и действовать в конкретной ситуации. Зато очень часто могут сказать, как не надо действовать: не делайте этого ни в коем случае, потому что это уже было.
Смута — это не просто иноземное вторжение, не просто самозванство. Иностранцы и самозванцы — это все внешняя атрибутика, следствие смуты, а не причина ее. Смута — это многовластие, стремящееся в перспективе к безвластию. А в основе самого многовластия в Смуту лежат либо нечестивая власть, либо стремление нечестивых занять, захватить власть. Первым таким нечестивцем, открывшим Смуту, был первый самозванец Лжедмитрий Первый. Казалось бы, это продолжалось недолго, примерно год. В 1605 году началось, а в 1606 году его уже не стало. Однако и собор оказался не на высоте своего положения. Он был скоропалительно собран, оказался случайным. Некоторые историки даже считают его инсценированным. Избрание Василия Шуйского в государи было очень большой неудачей. Он был малодостойный человек, и тут же как следствие появляется второй самозванец. А к 1608 году по всей Русской земле распространяется многовластие. Одни города держались вора, другие — Болотникова. А Болотников был с одной стороны вроде бы патриот, а с другой стороны — человеком с казацкой неразборчивостью в средствах, и сам был искатель выгоды. И окружали его разнузданные толпы. И дворянское ополчение больше занималось не спасением России, а повышением собственного, так сказать, корпоративного ранга. При всем почтении к памяти великого дворянского вождя Ляпунова даже среди духовенства находилась масса малодостойных людей. Одни города держались Шуйского, другие — вора, третьи — Болотникова, четвертые полагали, что они сами себе на уме наподобие, так сказать, открытого города и ничьей ориентации не придерживались. Это было самое безопасное тогда.
На русские города нападали разбойники «лисовчики», как их тогда называли, то есть авантюристы сначала на службе одного, потом другого самозванца во главе с такими аристократами-авантюристами из Польско-Литовской державы, как Сапега и Лисовский. Лисовчики ограбили почти все города средней Руси. Их немногие избежали. То есть они побывали в Переславле-Залесском, Ростове, который был разорен до нитки, Ярославле, Владимире, Суздале. Особое положение занимала Коломна, которая была взята, но не была ограблена, потому что ее позиция была такая — и вашим, и нашим, так сказать, город всем необходимый.
И лишь одна мощная крепость средней Руси никем не была взята, никого не приняла, ни перед кем не преклонилась. Это Троице-Сергиев монастырь. За своими каменными стенами XVI века обитель выдержала 16 месяцев непрерывной осады. Под ее стенами было 30-тысячное войско польских авантюристов, тушинцев и казаков. Непрерывный обстрел вели 63 орудия. Монастырь был переполнен спасавшимися крестьянами со всей Русской земли. В монастыре, как свидетельствуют современники, «не было праздного места». То есть монастыри были заполнены людьми, запасами продовольствия. Там возникали болезни. К защитникам монастыря даже придвигалось уныние. Но монастырь не пал. Более того, он сподобился чудесного заступления своего основателя. Когда единственно подлинный враг человека, что сейчас очень видно, уныние закралось в сердца защитников монастыря, в том числе монастырской братии, одному из старцев было видение преподобного Сергия, который сказал, что монастырю будет поддержка и что он уже послал за подмогой своих учеников из первой братии монастыря XIV века. Он назвал их по именам. Чудо было зримым даже врагам, даже иноверцам. Утром в январе 1610 года крайне изумленные лисовчики увидели, как три всадника, отделившись от одних из ворот монастыря, промчались через их порядки и скрылись на московской дороге. Была поднята отчаянная пальба, которая не нанесла всадникам ни малейшего урона, как будто все осаждающие разучились стрелять. Осаждавших охватила такая паника, что они «со всеми полки побегоши к Дмитрову, никем не гонимы». К Троице подошел сильный правительственный, московский отряд дворян и стрельцов, который действительно мог помочь изнемогавшему монастырю. Но ситуация постоянно менялась. До конца Смуты оставалось еще 5 лет. Авраамий Пальцын, келарь обители и крупнейший историк эпохи сообщает нам: «И всех у Живоначальной Троицы в осаде померло старцев и ратных людей, побито и померло своею смертью от осадной немощи слуг, и служебников, и стрельцов, и казаков, и пушкарей, и защитников, и галичан, а датошных и служных людей 2125 человек, кроме женского полу и недорослей, и маломощных, и старых». Тысячи три, наверное, пало притом.
Так вот, монастырь стал символом непоколебимости Русской земли. Но и на том не закончится его роль. Прошла 16-месячная героическая осада. Больше никто не испытывал судьбу, больше никто под стены Троицы не являлся, хотя мимо, разумеется, бегали злодеи. Разваливший государство Василий Шуйский был вышвырнут земским собором, вышвырнут парламентом со всего трона. Попытка избрать на Русский престол королевича Владислава при условии его царского венчания из рук православного патриарха успеха не имела по вине его отца Сигизмунда, который сначала хотел закрепить за собой часть Русской земли, ограбить Русь и только потом согласиться на избрание царем королевича.
Не стало земского собора. Была расколота изменами и просто разными политическими ориентациями боярская дума. Единственным символом единства Русской земли, единственным, что напоминало, что есть Россия, был святитель Гермоген. Но вот и его служение заканчивается мученической кончиной. Ничего, казалось, не осталось на Руси. Осталась Троица преподобного Сергия. Именно оттуда в конце жизни Гермогена пошли воззвания к русским людям во все города, прежде всего в наиболее уцелевшие волго-окские торгово-промышленные города Нижний Новгород, Рязань, Ярославль к созыву нового ополчения для освобождения Русской земли. Да, Минин. Да, Пожарский. Но прежде всего преподобный Дионисий, уже новый настоятель Троицкого монастыря, прежде всего тот же Авраамий Пальцын и вся Троицкая братия.
Есть старое поверье, что преподобный Сергий трижды спасет Русь. Первый раз он это сделал при князе Димитрии, святом благоверном Димитрии Донском, второй раз — при Минине и преподобном Дионисии Троице-Сергиевском и Радонежском, а третий за ним остался. Третий, может быть, часть нашей надежды.
Но есть еще и второй сюжет. Я много говорил о преподобном Дионисии. Он достоин самой подробной передачи, которую надо провести в день его церковной памяти. Но этот замечательный, высокоученый настоятель Троицкого монастыря интересен еще и печальной судьбой. Он был из Тверских земель, постриженик Старицкого Успенского монастыря. В силу происхождения из этой обители его биография пересеклась с биографией еще двух святых старшего поколения его времени. Он, естественно, был знаком с первым патриархом Московским святителем Иовом и со вторым священномучеником Гермогеном. И святитель Гермоген перевел его в Троицу. Он был человек совсем не героического склада. Такие были и среди монахов, среди святителей земли Русской. Он был человеком тихого, келейного склада, учености, очень любивший, очень ценивший книги. Он вообще прежде всего был ученым монахом. Но когда случается смута, долг и ученого человека являть твердость и волю.
И вот как настоятель Троицкий и как Троицкий архимандрит (до того были игумены) он один из создателей ополчения. А дальше он остается настоятелем Троицким. И в 1616 году по просьбе, по именной грамоте царя Михаила, естественно, как всегда, согласованной спокойным уравновешенным монархом с виднейшими иерархами, Дионисий пересмотрел и исправил церковный требник, исправил явные ошибки. И то вызвало дикие нападки, обвинения в ереси, обвинения даже в богохульстве, наложение под давлением озверевшей толпы церковным судом епитимьи — тысячи сверхобычных поклонов в день, лишение причастия, запрещение священнослужения. Все это безобразие продолжалось четыре года, в продолжении которых неучи даже физически травили преподобного Дионисия. По свидетельству его жития, шесть недель его держали на полатях в дыму. Даже патриарх Московский, властный, сильный патриарх Филарет, отец царя, не мог, не осмеливался противостать разъяренной толпе хулителей и ждал подкрепления в приезде второго патриарха. И только в 1620 году вместе с Феофаном Иерусалимским Московский Филарет разрешает от запрещения и восстанавливает преподобного архимандрита Дионисия во всех правах и власти. Вот между прочим еще один урок нам, урок как нельзя более подходящий к нашей эпохе. С одной стороны, у нас смута, многовластие, почти что безвластие, забвение своего долга перед Русской землей, который есть часть долга перед вселенским православием, а с другой стороны, наша старинная болезнь, которая увеличилась тысячекратно за советское время, — недоверие к ученым людям. Память о преподобном Дионисии и безграмотной толпе его хулителей и мучителей, мне кажется, может служить нам великолепным противоядием, великолепным назиданием, что люди ученые — это высочайшая драгоценность нации, церкви поместной, а в целом даже и вселенской церкви, разумеется, православные ученые люди. Но если православных ученых у нас мало, то те, которые есть, тем ценнее становятся. Учитесь на материале XVII века.
Часть 3
Продолжим разговор о Троице-Сергиевой лавре теперь уже в XVII-XVIII столетиях. На протяжении Средневековья монастырь оставался непререкаемым авторитетом для Русской церкви, для всей Руси и, кстати, и для аристократии, и для государей. В XVII веке его значение не снизилось. Троице-Сергиевский настоятель, теперь архимандрит, непременный член освященного собора и в таком качестве таким образом член верхней палаты нашего парламента, нашего земского собора, который созывался по усмотрению государя, но теме не менее примерно каждый второй год на протяжении XVII столетия и принимал решения. Ни одно из важных государственных дел не проходило, минуя земский собор. Так вот, так как освященный собор вместе с боярской думой составляет высшую палату земского собора, Троице-Сергиевский настоятель также постоянный участник важнейших событий в жизни страны. За это время Троица дала немало архиереев, двух патриархов. В частности, из Троице-Сергиевских пострижеников был и последний до упразднения патриаршества антицерковной реформой Петра патриарх Адриан. И таким образом ее авторитет нисколько не снижался.
Троицкая лавра была по-прежнему видным культурным центром, не только располагавшим значительным собранием икон, но и писавшим иконы и задававшим определенный тон иконописания. Лавра не только отстраивалась, но и, что очень интересно, притом оставалась в духе своего времени. А ведь искусство XVII века — это уже не искусство Средневековья в России, это искусство Нового времени, более того, стилистически это искусство барокко. Нынешний ансамбль Троице-Сергиевой лавры — это прежде всего ансамбль барокко. Мы прежде всего видим барочные сооружения как XVII века — Трапезную, Царские чертоги, здание ныне Духовной академии, Надкладезную часовню, Надвратную Предтеченскую церковь, так и XVIII века — Михеевскую церковь, позднее Смоленскую церковь и наконец великолепную Лаврскую колокольню. Может быть, огромная заслуга богатого и много строившего Троице-Сергиева монастыря именно в том, что эта новая архитектура, эта культура Нового времени не была культурой разрушения церковности, разрушения православной восточнохристианской традиции. Мы под этим углом никогда не смотрим, и совершенно напрасно. Я понимаю, нас учили не так. Нас учили тому, что XVII век — это век обмирщения, век нарастания светского начала. Была такая тенденция. Но была, кстати, и другая. Есть ее исследователи в наше время. Это также эпоха повышения роли символа в архитектуре, то есть нарастания духовного начала, нарастания спиритуального начала. Мне думается, что здесь Троице-Сергиева лавра сыграла роль определенного камертона, без которого неустойчивая культурная тенденция XVII века могла бы пойти по любому неправославному пути, но не шла до переворота 1689 года, до прихода к власти ультразападнической партии матери Петра Натальи Кирилловны.
Интересно, что Троицкий монастырь, который еще не именовался «лаврой» (назовут в XVIII веке), несомненно, по-прежнему сохраняет и свой авторитет. Есть тому несколько примеров и в царствование Михаила Федоровича, и в царствование государя Алексея Михайловича. Именно к Троице преподобного Сергия отправляется постригаться духовник царя Михаила Федоровича протоиерей Булатников, овдовев и решив принять пострижение. Он стремится к Соловкам, но государь просит его пребывать в Троицком монастыре.
Троицкий монастырь по-прежнему принимает колоссальное количество богомольцев, по всей видимости не только поклонников, не только тех, кто стремится поклониться святыням, но также тех, кто стремился посоветоваться, исповедаться, обратиться со своими немощами к монастырским духовникам. Нету больше монастыря, через который проходили бы непрестанно такие невероятные толпы. По всей вероятности, большая часть русских людей побывало в своей жизни у Троицы, за исключением, может быть, живших далеко в Сибири. Это видно по косвенным свидетельствам, по характеру роста Сергиева Посада, подмонастырской слободы, которая уже в XVII веке приобретала характер города.
И все, собственно, повторяется. Как раньше бежали к Троице спасаться, как Василий Темный бежал, как стремился укрыться от своих недругов, как к Троице бежали крестьяне, дворяне и семьи их в эпоху Смуты, так же в 1682 году двор, спасаясь от Стрелецкого бунта, тогда во главе с царевной правительницей Софьей Алексеевной укрывается за стенами Троице-Сергиевой лавры. Так же точно семью годами позже, правда, увы, вводя в заблуждение Троицкого настоятеля, троицких монахов, уже в результате заговора, рассчитанного на смещение не только правительницы Софьи Алексеевны, но также старшего царя Иоанна Алексеевича, опять-таки за стены Троицы бегут Наталья Кирилловна и Петр. И почему бегут именно туда? А потому что эти стены — самая надежная защита, это стены, почитаемые всей Русской землей.
Но вот пронеслась петровская эпоха. Был нанесен страшный удар по монастырям. Петровская эпоха — это не просто антицерковная эпоха, это эпоха разорения монастырей и разрушения монашества российского, что Петру, впрочем, не удалось, но было. Напомню. Монахам было запрещено иметь бумагу и перья в своих кельях. До такой степени боялись монашеского голоса. Зачастую запрещали и книги, включая богослужебные. При Петре были бы счастливы, если бы монашество стало неграмотным, если бы это вообще было возможным. Последовали ограничения на право пострижения. Только выходцы из духовенства, если их, правда, не поймали и не отправили насильно в драгуны, имели право постригаться в монастыри. Из всех остальных только немощные солдаты инвалиды, отслужившие свою службу. И ни в коем случае не дворяне, разве что сильно увечные. Ограничения изменялись, но действовали и в анненское время и в екатерининское время. Все было сделано, чтобы монастыри пришли в запустение.
Все же нельзя был просто так отмахнуться от авторитета Троицы в глазах хотя бы простонародья. Потому возводятся великолепные храмы и в XVIII веке, самые внушительные, самые поражающие воображение сооружения. Колокольня князя Ухтомского — одна из красивейших колоколен в России, а значит и во всем мире. А где еще умели строить колокольни? Нигде. Это должно было как-то сказаться на состоянии монастыря, но не сказалось. При Екатерине число монастырей было сокращено на две трети, монастыри были лишены всего своего достояния, монахи доживали свой век, а многие монастыри отличались падением нравов, в чем отчасти можно извинить братию, потому что она жила под постоянным прессом издевательств и сознания ненужности.
С Троицкого монастыря начинается эпоха нового просвещения в Русской земле. Именно в Троицком монастыре знаменитый просветитель митрополит Платон Левшин учреждает школу, с основанием Спасо-Вифанского приписного монастыря в 1783 году — Вифанскую семинарию. И дальнейшая эпоха уже эпоха Духовной академии у Троицы. О ней в другой раз. То есть, безусловно, никакая другая эпоха, как XVIII век, не исключая, может быть, даже советской, потому что советская была откровенной оккупацией России и откровенным гонением на все христианское, не наносила такого удара духовной жизни, православному просвещению, в частности монашеству.
Часть 4
И закончим небольшие этюды об узлах истории Троицкой лавры очень коротким обзором XIX – начала XX века. Об этом периоде истории Троице-Сергиева монастыря можно написать книги. Кстати сказать, историей Лавры уже занимались. Но пока эти книги только становятся постепенно доступными для современного христианского читателя. Мы попытаемся их заместить, дать некоторое общее представление.
В XVIII веке был, безусловно, упадок монашества под постоянным давлением петербургского государства в правление Петра, Анны и Екатерины. Не весь XVIII век, но две трети XVIII века продолжался упадок. В итоге пушкинское поколение выросло совершенно нецерковным. Сам Пушкин был несомненно православным человеком, умер как православный. Более того, его эволюция достаточно отслежена в этом плане, в гение как бы восстанавливались утраченные традиции. Тем не менее даже Пушкин вряд ли слыхал о преподобном Серафиме Саровском, хотя они были современниками и могли бы встретиться.
А в XIX веке меняется очень многое. Основы были заложены в XVIII веке. Был подвиг преподобного старца Паисия Величковского, возродителя афонских традиций в русском монашестве, транслятора, если хотите, афонских традиций. Был подвиг Санкт-Петербургского митрополита Гавриила Петрова, который, пребывая на кафедре, непрестанно занимался поиском опытных монашествующих для насаждения монашествующей традиции, монашеского преемства в самых разных местах Русской земли, по сути выполняя часть функций первоиерарха, может быть, даже собора церкви. В XVIII веке был еще митрополит Платон, выдающийся просветитель, стремившийся к созданию и создавший настоящее ученое монашество. Это все было заложено уже в XVIII веке, а плоды дало только в XIX. Вот если мы с вами сейчас, как наша радиостанция призывает самых разных людей, кому образование, талант или деньги позволяют, будем деятельно заниматься православным просвещением, если это будет для нас национальной задачей, то результат в лучшем случае получим через десять лет, а настоящий — через двадцать. Вот вы всегда об этом задумывайтесь. Надо делать поправку на то, что люди должны просто вырасти. Если работаешь со студентами, то студенты должны подрасти. Подвиги митрополитов Гавриила и Платона, светлая им память, дали плоды только в XIX веке, но дали.
В первой половине XIX века, если художник вздумал бы написать монаха, то монах обязательно был бы либо пьяным, либо грязным, либо полоумным. Есть такие картины. Перов этим отличался, и не он один. То есть если бы художник в первой половине XIX века взялся за тему монастырь, то его картина была бы ядом, иронией, а скорее всего просто хулой. А во второй половине XIX века? Нестеров — певец монастыря, его главная тема же монастырь. Пушкин, как мы отметили, не ездил в монастыри. Ну, положим, помолиться ездил, со Святогорским настоятелем был знаком, например, но не ездил ради духовного окормления. К середине же XIX века меняется все, даже уже в первой половине. Самые блистательные интеллектуалы и самые блистательные таланты России так или иначе обращаются к монастырю. Не всем, правда, это пошло впрок. Например, Толстому это впрок не пошло. Но даже он ездил. А другим это пошло в огромной степени.
В XVIII веке монастыри не основывали. В Московской епархии было закрыто много монастырей, а открыт один — загородная архиерейская дача в Черкизове, которая по положению считалась монастырем. В XIX веке их уже множество. Среди них и Спасо-Вифанский монастырь, о котором уже говорили, приписной к Троицкой лавре, 1783 года. А в XIX веке в одной Московской епархии вместе с началом XX века было открыто более 30 монастырей. Среди них при Лавре в 1844 году был открыт Гефсиманский скит, затем при нем в 1873 году возникло его Пещерное отделение стараниями старца Филиппа и его пасомых, которые жили в открытых пещерах. Это отделение в 1893 году будет уже официально превращено в Черниговский монастырь, то есть монастырь в честь освященной собором, прославленной Иконы Гефсиманской Божией матери. В 1859 году возникнет еще одно общежитие — киновия Боголюбской Божией матери. И наконец к концу века появится еще один в уединенном, замечательном месте у Торбеева озера скит во имя Святого Духе Утешителя, который называть было принято по-гречески — Параклитский скит или просто Параклит. И там сейчас тоже храм восстановлен. Совсем недавно узнал, что в этом тихом месте идет служба в совсем разоренном храме. Восстанавливаются скиты Лавры. И ведь было кому в этих скитах монашествовать, ведь их никто же не открывал сверху. Ну, если хотите, Вифанию еще можно посчитать открытой начальством, ее открыл митрополит Платон, хотя он и постриженик лаврский был, и долгая часть его жизни была связана с Лаврой. Но все остальные были основаны именно потому, что появлялись все новые и новые монахи, стремящиеся к более суровой по уставу скитской жизни, чем в Лавре. Возникали новые монастыри, один с пещерной молитвой, другой с непрестанным чтением Псалтыри. Вот что происходило в XIX веке.
Краткие истории Лавры были написаны в начале нашего XX века. Сейчас вышла история Гефсиманского скита. Вы, безусловно, купите эту небольшую брошюрку.
В этом небольшом разговоре можно упомянуть имя только одного, но зато великого духовника. Это Гефсиманский старец Варнава. Он скончался совсем недавно, перед самым разорением той былой, великой России. Он скончался в феврале 1906 года. Он прожил долгую жизнь, он родился в 1831 году. По происхождению он был крестьянин, в 20 лет вступил на иноческий путь, и путь его был нетороплив. Варнава Гефсиманский становится послушником Троице-Сергиевой лавры, через месяц он уже в более уединенном месте — в Гефсиманском скиту. Но послушание его был достаточно долгим, он был пострижен только в 1858 году, причем в рясофора, затем переведен в Пещерное отделение Гефсиманского скита (в Черниговский скит). Его духовники были из пещерных, то есть черниговских монахов. Ему было предсказано, что его путь, его послушание, его старчество будет утешением многих. Он был страшно этим напуган и умолял своего старца не налагать на него такого невыносимого бремени. Старец скончался. Второй его духовный руководитель продолжал настаивать на приуготовлении Варнавы к этому же подвигу. И только в 1866 году 35-летний Василий принимает имя Варнава, весьма символически, так как «Варнава» значит «сын утешения» по-древнееврейски, и еще долгое время остается не в сане. Только 1871 году он иеродьякон, только в 1872 году иеромонах. И с 1873 года, на 42 году его жития, наместник лавры Антоний утверждает его народным духовником. Впоследствии он станет и духовником братии Гефсиманского скита.
О старце Варнаве написал немного, но удивительно Иван Сергеевич Шмелев, один из наших замечательных светских писателей. А вообще о нем писали и говорили много, он один из самых поразительных духовников XIX – начала XX века. Он принимал до 500 человек в дни, когда шли волны большого богомолья в Лавру. Некоторые его дееписатели утверждают, что он ухитрялся в такие дни принять 1000 человек и найти несколько слов безошибочного утешения для каждого из них. К концу его жизни его так и звали в народе — «Старец утешитель». Поразительно выглядит старец Варнава на фотографиях. В первую очередь поражает удивительный аристократизм его лица, редкая утонченность. Он крестьянского происхождения, из крепостных. Его богатство было несомненно промыслительно выведено в его облик. Все его фотографии, которые мне довелось видеть, только конца его жизни, конца его жития.
Старец Варнава был отмечен прозорливостью при жизни и неоднократными посмертными чудотворениями, что официально зафиксировали братья Лавры. Это, вообще говоря, может служить основанием для постановки вопроса о его хотя бы поместном почитании. У нас даже от XVII века остались (о более ранних эпохах я не ручаюсь) бесспорные жития, нуждающиеся в рассмотрении вопроса о его церковном прославлении. Что уж говорить о возможных канонизациях XVIII, XIX, XX века! Вопрос этот стоит все время. Он стоял и в прошлом-то веке, когда было вроде бы все в порядке.
Таким образом, это одна сторона. Лавра не иссякла духовным богатством. В ней по-прежнему были основатели какого-нибудь нового подвига, подвигоположники. В ней по-прежнему не переводились выдающиеся духовники.
С 1814 года с Лаврой неразрывно связана и жизнь Московской Духовной академии. Она не основана в 1814 году. Она прямая преемница Славяно-греко-латинской академии, основанной в 1685 году. Но поскольку предшественница Московского университета та же Славяно-греко-латинская академия, оба этих учебных заведения одного происхождения, то все-таки можно отметить и эту дату, она тоже важна. В 1814 году академия переводится в Лавру и занимает бывшую царскую резиденцию, занимает знаменитые Чертоги. Тут появилось множество имен замечательных ученых, замечательных профессоров Московской Духовной академии — протоиерея Александра Горского, историков Ключевского, Беляева, Корсунского, братьев Муретовых, Глаголева, множество профессоров, которые поставили нашу академическую школу безусловно в состояние, способное конкурировать с прославленной римско-католической школой. К концу XIX века мы были конкурентоспособны и даже почти избавились от внутреннего заболевания — от римско-католического влияния, которое у нас сидело с начала XVII века. Нам было что потерять в революцию, мы действительно потеряли очень многое. Нам еще долго восстанавливать духовную школу до ее прежнего уровня.
Лаврским пострижеником, академическим выучеником был и выдающийся во всех отношениях митрополит Московский Филарет Дроздов. Он стоял и во главе Академии, будучи митрополитом, долгое время ею занимался, как занимался и Лаврой по почетному положению священноархимандрита Троице-Сергиевой лавры, которая ему просто автоматически доставалась как Московскому митрополиту. Именно Филарет сделал ректором Академии протоиерея Александра Горского, основателя мощной академической школы. Он же основал и свой любимый Гефсиманский скит. По его же благословению было основано и Пещерное отделение Гефсиманского скита — будущий Черниговский скит. Митрополит Филарет всегда имел келью в Гефсиманском скиту и завещал себя похоронить там же. О Филарете необходима отдельная передача.
И в XX веке Троице-Сергиева лавра была совсем не пустым местом, и в советское время была не пустым местом. И среди наших патриархов после восстановления патриаршества были выпускники Московской Духовной академии, и первым среди них был патриарх Алексий Симанский, скончавшийся в 1970 году. Но тема истории нашей церкви в бурных событиях XX века, который стремился отчаянно пожрать ее без остатка, — это тема не моя. К этой теме не раз особо обратится наше радио. А мне хочется заметить, что XX век, может быть, — это и есть та эпоха, когда заступление преподобного Сергия третий раз спасет Русскую землю.
Оглавление и поддержка
