Андрюха, бледный и растерянный, сидел напротив Антонины Ивановны в её кабинете. Три дня назад он вернулся из колонии. В свою квартиру парень попасть не смог, в выходные перекантовался у друзей, а в понедельник, с раннего утра, засел в казённом учреждении, у дверей той, которая должна была помочь, он это знал точно.
Андрюшка рос счастливым ребёнком. Его родители были, мягко говоря, возрастными. А он, соответственно, поздним, единственным и залюбленным. Он ни в чём не знал отказа с раннего детства. Стоило ему топнуть пухлой ножкой, и к этой самой ножке горкой скидывали требуемые игрушки. Андрюшка рос, росли и потребности, удовлетворявшиеся слеполюбящими родителями мгновенно. На все осторожные высказывания близких и друзей о том, что нельзя исключительно «дуть в попку» ребятёнку, что должны существовать запреты в процессе воспитания и обязанности у пацана, родители только отмахивались, продолжая потакать и баловать. Слово «нет» для Андрея было инородным, но только дома, в социуме он вынужден был считаться с окружающими. В 6 классе Андрюшка увлёкся воровской романтикой. Вторая половина 80-х, с гласностью и вседозволенностью, способствовавшими разгулу преступности в его, отдельно взятом городе, и стране в целом, пустили под откос октябрятско-пионерско-комсомольское воспитание, уступив дорогу воспитанию сидельцев с синими росписями на телах. Таких, как Андрюшка, искали намеренно, плели, как паутину, сказки о современных «Робин Гудах» и о «прелестях» воровской свободы. Пацан увяз в той «паутине» стремительно, по самую маковку, начав воровать, курить и попивать с великовозрастными авторитетными «дружками». Мать с отцом не сразу, но учуяли беду, попытались включить «режим кнута», но процесс оказался необратимым – воспринимать нравоучения спохватившихся «родаков» Андрей уже не намеревался. У него теперь была своя «школа жизни», и «воспитатели» были другими.
Откуда ни возьмись, нашлась и «кума», которая нашептала пацану с уже неустойчивой психикой, что мать с отцом взяли его, готовенького, из дома малютки. Эта информация совершенно «сбила прицелы» у Андрея, и он пустился во все тяжкие. Классный руководитель, не раз журившая родителей подопечного за «сладенькое» воспитание парня, просто взяла его тогда за шкирку и привела на комиссию по делам несовершеннолетних. Там, в кабинете администрации района, они и встретились впервые – Антонина Ивановна, возглавлявшая комиссию и спасавшая «романтиков» от сумы и тюрьмы, и заблудший Андрюха, мечтавший однажды стать вором в законе. Выслушав суть и причины «пришествия» парня на «мероприятие», посмотрев на поведение чокающего и агакающего, поминутно огрызавшегося «ворёнка», Антонина Ивановна, спокойным, но не располагавшим к возражениям голосом, попросила комиссию ненадолго выйти. Её уважали. С ней не спорили. Если она просила, то знала, что делала. Все встали и вышли, молча. О чём Антонина говорила с пацаном никто не слышал, и никогда не узнал. Через 20 минут Андрюха вышел из её кабинета притихшим и заплаканным.
С того памятного дня его отношение к родителям изменилось кардинально. Мамочка и папа снова были в авторитете. Андрей стал помогать по дому и на даче, попросил папу научить его водить машину. Он даже как-то в разговоре, на семейных посиделках, поблагодарил их за то, что они подарили ему семью, самую лучшую семью. И больше никогда не упоминал о своём усыновлении. Он стал лучше учиться, учителя нарадоваться не могли. Его стали ставить в пример. А ещё, в его лексиконе появилось слово «мамка». Так Андрюха, и ещё сотни заблудших, звали Антонину Ивановну. К «мамке» он ходил, как на работу, раз в неделю, с «докладом» о жизненных событиях, поведении и школьных отметках. Она всегда находила время поговорить с ним, несмотря на очередь «страждущих» под дверью её кабинета.
Но те, которые в «живописной синеве», за просто так от себя не отпускали. Наведывались, угрожали, брали на «слабо» и даже били. Мама Андрюхи бегала к Антонине Ивановне и просила помочь. Помочь было можно. Но только уехав с насиженного места, хотя бы на время. Не получилось. В 16 лет Андрей попал в СИЗО за кражу. Антонина Ивановна приехала к нему на следующий день. Её пустили. Её не могли не пустить. У тружеников следственного изолятора тоже были дети. И проблемы. Он ел котлеты, закусывая пирожками и плакал. Она смотрела парню в глаза, как в душу и пообещала спасти, вытащить. Она оставила ему купленные по талонам сигареты – валюту СИЗО и тюрем, и оглянулась от двери, сказав:
- В последний раз! У тебя есть время подумать и сделать выбор.
Андрея отпустили в зале суда. Адвокат, с которым договаривалась Антонина, был профессионалом. Встречались они по-прежнему часто, Андрея поставили на учёт. Ему не было 18, когда он забежал к другу, поговорить на какую-то пустячную тему. Там его и «приняли», вместе с теми, кто днём раньше ограбили квартиру местного «нового русского». Антонина Ивановна тогда лечилась в санатории, когда вернулась, Андрюха уже отправился в колонию для несовершеннолетних, а потом и в исправительную колонию.
Андрюха, бледный и растерянный, сидел напротив Антонины Ивановны в её кабинете. Прошло 3 года с тех пор, когда они виделись в последний раз. Он говорил, «мамка» слушала. Слушала внимательно, не перебивая, налив ему большую кружку чая и пододвинув тарелку с пирожками. Андрей рассказывал ей, единственному человеку, которому мог доверить душевную боль, как жилось ему на зоне, что родители не дождались – у мамы сердечный приступ случился сразу, как его осудили, её не спасли, а отец умер год назад от сердечной недостаточности. Он говорил о том, что не знает, как ему жить дальше, зная, что угробил их он. Он, которому они подарили жизнь, нет, не по законам биологии, а по законам любви. А родительская квартира, в которую он вернулся, была уже занята каким-то милицейским начальником. Её не успели приватизировать, и Андрея выписали так же, как вышвырнули из неё все родительские вещи. Андрей плакал, как тогда, в детстве. Только теперь это было не распутье, а самое, что ни на есть дно.
Антонина никогда и никого не просила за себя, хотя возможности и предложения были. За своих собственных детей она тоже никогда не просила. Но бросить в беде этого парня, по возрасту уже не входящего в область её компетенции, она не могла чисто по-матерински. И она пошла по кабинетам. Просила, ругалась, стучала кулаком по столу, требовала, увещевала, умоляла, стыдила. Через два месяца Андрей въехал в свою собственную квартиру. Нет, не в родительскую. Гражданин подполковник уже сделал в ней ремонт и съезжать отказался категорически. Но она «выбила» парню жильё – и это было реальностью.
Всех своих девушек Андрюха водил на смотрины к «мамке». Когда он привёл Татьяну, Антонина улыбнулась, посмотрела на него так, что он всё понял. Через год в дверь кабинета Антонины Ивановны осторожно постучали. Андрей и Татьяна пришли к ней счастливые, с розовым пищащим «кульком». Женщина встала и сделала шаг на встречу молодым родителям:
- Ну, знакомьте скорее, кто это ко мне пришёл? – Антонина улыбалась.
- Здравствуйте, Антонина Ивановна, знакомьтесь, это наша Тонечка, Антонина Андреевна - Андрюха протянул малышку «мамке».
- Ну, иди к бабушке, солнышко моё, здравствуй! Здравствуй!
Основано на реальных событиях.
Если Вам понравился мой рассказ, не скупитесь на лайки и комментарии, пожалуйста! Вам не сложно, а мне – море ответного позитива, с желанием писать для Вас больше и лучше! От души душе спасибо!